Люсиль подошла к брату очень близко, так, как к нему, наверное, подходила его новая жена, но Томас не отодвинулся. Может быть, он слегка отвлекся, пока его сестра готовила чай, чтобы он отнес его Эдит. А может быть, испытывал чувство… вины.
Терзаемый мыслями.
– Как только она подпишет последние бумаги, она исчезнет, – напомнила его сестра. – А до этого… Постарайся больше не делать ошибок.
Ничего не сказав, но с сомнением на лице, брат убрал красную жестянку и взял поднос в руки.
#
Эдит никогда бы не подумала, что такое возможно, но она стала согреваться после того, как погрузилась в ванну, стоявшую на львиных лапах. Ванна была тщательно вымыта, и Эдит добавила в нее немного ароматических солей, которые привезла с собой. Запах роз вызвал смутные воспоминания об их помолвке. Во время церемонии она вела себя как лунатик, и сейчас ей бы хотелось вспомнить все поподробнее. В тот момент она все еще была в шоке.
За окнами завывал ветер, стекло дребезжало в круглых окнах у нее над головой. Эдит глубже погрузилась в воду.
Потом ей показалось, что она услышала какой-то шум: то ли шепот, то ли чей-то… плач? Она попыталась прислушаться, несмотря на то, что сердце ее оглушительно заколотилось. Люсиль была права, когда говорила о необходимости обуздывать фантазию. Эдит откинулась назад и позволила себе расслабиться в горячей воде. Однако вскоре поняла, что размышляет над тем, что произошло в лифте. Дом действительно был колоссален, и, когда они прибыли, Люсиль в нем не было. Кто-то вполне мог проскользнуть в дом, пока Финлэй занимался багажом. То, что на много миль в округе не было других домов, было правдой, но какой-нибудь выгнанный слуга или кто-то еще…. Ни Томас, ни Люсиль не выказали ни малейшего беспокойства по поводу возможности внезапного вторжения.
Они живут здесь всю свою жизнь, напомнила себе Эдит.
Шуршание в спальне. Девушка вздрогнула и прислушалась.
– Томас? – позвала она. Он обещал ей принести чай.
А потом к ванне подбежал щенок, все с тем же красным резиновым мячиком во рту.
– Нет, только не сейчас, – пробормотала Эдит.
Но обаятельный щенок махал хвостиком и скулил, настаивая. Эдит улыбнулась – было видно, что малыш совсем ожил в тепле.
– Ну, хорошо, – девушка вытащила руку из воды – воздух оказался бодрящим – и взяла мячик.
Апорт! Она бросила мячик, и щенок пулей бросился ему вдогонку, вылетев из ванной в полумрак спальни.
Эдит показалось, что она вновь услышала шуршание. Но Томас так и не появился. Им еще предстоит… узнать друг друга. Он никогда не видел ее в ночной рубашке. Тайны брачного ложа все еще оставались тайнами. Но теперь, в их собственном доме… быть может, он как раз сейчас кладет бутылку с горячей водой между простынями и разжигает камин. Ей показалось трогательным, что баронет занимается подобными мелочами. Так больше продолжаться не будет. Как только деньги будут переведены, Шарпы опять заживут той жизнью, к которой привыкли, – жизнью прирожденных господ.
Щенок вернулся с победой, сжимая мячик миниатюрными челюстями, и еще раз положил свой приз рядом с ванной.
– Ш-ш-ш, потише, – велела она ему, прислушиваясь, не идет ли Томас. Интересно, что я должна сделать, подумала Эдит: она не взяла ночнушку с собой в ванную комнату, надеясь, что у нее еще будет время проскользнуть в спальню и привести себя в порядок. Или не привести, если Томасу придет в голову….
Собака в нетерпении взвизгнула и зацарапала ногтями по плиткам пола.
– Ну, ладно. Апорт! – еще раз крикнула Эдит и еще раз бросила мячик. Собака исчезла и через мгновение появилась с мячом во рту, рыча от восторга.
Она опять бросила мяч, и щенок опять бросился за ним. Она ждала, краем уха прислушиваясь к звукам в спальне. Там все-таки кто-то был. Боже! А вдруг это Финлэй? Если он единственный слуга в доме, то он сейчас может распаковывать ее вещи. Эта мысль привела ее в замешательство. С этим придется что-то делать. Но для начала надо позвать собаку и задержать ее в ванной. Ничто не указывало на то, какие части Дома могут быть «небезопасными», как сказала Люсиль, и не хотелось бы, чтобы щенок провалился сквозь прогнившие доски пола или потерялся в анфиладе заброшенных комнат.
Секунды бежали, но собака все не возвращалась. Прошла, наверное, целая минута. Волнение Эдит усилилось. Она наполовину приподнялась из воды, абсолютно уверенная, что в спальне кто-то есть. Кто-то, кому давно уже пора было назваться.
Что-то не так, подумала она. Это очень странно.
И опять ей в голову пришло воспоминание о женщине в лифте – ее тело покрылось гусиной кожей, даже та его часть, которая находилась в горячей воде. В комнату вбежал щенок. На этот раз он был без своей игрушки, но все равно гордо уселся, ожидая похвалы.
– Собачка? Ну подойди же, глупая. А где мячик? – позвала она его. Но он просто весело смотрел на нее.
А потом она услышала глухой шум.
В ванную вкатился подпрыгивающий мячик.
Вкатился сам по себе.
#
Оно наблюдало.
Скрытая тенью, по спальне ходила худощавая фигура. Темная, призрачная, странно двигающаяся, хватающаяся за воздух длинными костистыми руками, как слепой попрошайка. Все ее движения были нечеткими и отрывистыми. Фигура спотыкалась и неестественно останавливалась, как будто принадлежала другому времени и месту.
Невинная новобрачная, как Венера из пены, поднялась из ванны и потянулась за очками. Неловкая от страха, она тут же их уронила. Очки ударились о плитку, но, по счастью, не разбились.
Фигура в спальне дернулась. А потом, привлеченная звуком, почти застенчиво высунулась из-за угла и открыла раздвигающуюся дверь.
Увидят ли они друг друга?
Новобрачной наконец удалось нащупать свои запотевшие, мокрые очки, и она поспешно завела их дужки за уши. Когда конденсат слегка очистился, она вышла из ванны и закуталась в халат.
Наполовину спрятанная фигура увидела, как Эдит подходит все ближе, и пригнулась.
И, тем не менее, она ее обязательно увидит.
Но почему? Ведь другие ее не видели?
Не видели.
Ей всегда удавалось ускользнуть.
Поэтому, когда молодая женщина вошла в комнату, та была пуста до тех пор, пока в ней не появился ее муж с подносом в руках.
– Люсиль приготовила тебе чай, – произнес он с улыбкой, а потом пристально посмотрел на Эдит. – С тобой все в порядке? Ты очень побледнела.
Она ничего не стала ему говорить. Ни в чем не призналась. В конце концов, хоть она его и любила, но знала еще недостаточно хорошо.
Ей еще предстояло многое себе доказать.
И о многом узнать.
#
Медленный, тягучий, монотонный, набегающий волнами шорох.
Залитые голубым лунным светом сухие листья перекатываются по галереям и переходам, шторы на окнах шевелятся. Скрипы и стоны, тени и отражения.
Под снегом, на фоне холмов, возвышается на пустоши Аллердейл Холл, хранящий в себе Тьму.
#
Счастливая Эдит успокоилась, оказавшись в постели. Вокруг нее суетился Томас – поправлял огонь в камине и подносил ей чай в изысканной чашке, которая подтверждала, что Шарпы знавали лучшие времена. Потом она сделала глоток, и чай показался ей довольно горьким. Томас с удивлением приподнял бровь, увидев ее гримасу, и Эдит стало стыдно за то, что она его разочаровала.
– Тебе не нравится? – спросил баронет.
– А что это? – в Лондоне они никогда не пили ничего подобного.
– Ягоды пироканты. Тебе это полезно, – ответил Томас.
– Немного горько, – призналась она, и на его лице появилось печальное и загнанное выражение, которое появлялось на нем в самые странные моменты – даже тогда, когда, по идее, он должен был быть абсолютно счастлив. Она не понимала, чем была вызвана эта меланхолия, но пообещала себе, что навсегда сотрет ее с его лица. С ней он будет настолько блаженно счастлив, что начисто позабудет все, что когда-либо омрачало его настроение.
– Боюсь, что в этой части Англии не растет ничего сладкого, Эдит, – объяснил Томас. – Для того чтобы тебя не съели, для того, чтобы выжить, необходима немалая толика горечи.
Его слова странно контрастировали с тем, как он их произносил. Но они немного испугали Эдит, напомнив ей о том, что Люсиль говорила тогда, в парке Делавер, собирая бабочек для того, чтобы кормить ими свой кокон. Тогда она сказала, что у них живут только насекомые, способные черпать силы из холода и темноты. Мертвые головы. И зимние мухи тоже? Из мух появляются опарыши. Значит, Кумбрия производит мертвые головы, горькие ягоды, опарышей и кроваво-красную глину?
Куда она попала?
В качестве ответа комната наполнилась мучительным стоном. Он эхом прокатился по помещению, заставив волосы у нее на затылке встать дыбом.
Эдит настолько испугалась, что чуть не уронила чашку, и намертво вцепилась в мужа.
– Что это было? – воскликнула она.
– Когда начинает задувать ветер с востока, в трубах образуется вакуум и, сотрясаясь всеми стеклами, Дом… – черты его лица заострились, как будто он стеснялся собственных слов, – … понимаешь, Дом начинает дышать. Я знаю, что это действительно жутко.
Эдит содрогнулась. Это действительно было жутко. Так, что ей трудно было это осознать. Мало того, что сам по себе звук был страшным, но и его назначение было странным. Дышащий Дом. Ужасно, особенно для маленьких детей. Как Томас переносил все это, будучи ребенком?
– А с этим можно что-то сделать? – с надеждой спросила она. Эдит была уверена, что как только ее муж узнает, что ей так плохо от этих звуков, то он немедленно все починит, если только это будет зависеть от него. А как же их дети, благослови их Господь, которые должны родиться после того, как они полностью станут мужем и женой?
– Невозможно, – ответил Томас. – Ребенком я рыдал каждый раз, когда слышал этот звук. Но скоро ты привыкнешь не обращать на него внимания.
Значит, это все-таки пугало его, когда он был мальчиком? Эдит решила, что ее муж не был счастлив в своем Доме в детстве, и ей стало грустно. Ее задача как жены в будущем будет заключаться в том, чтобы давать ему радость. Он вытащил ее из бездны, в которой она оказалась после смерти отца. И она сделает все, чтобы он не оказался в той темноте и одиночестве, в которой была она.