Все, что он слышал, так это голос Эдит, выкрикивающей его имя.
А все, что он видел, – это были убийцы, приближающиеся к нему в центре инфернального кольца из багрового снега.
Глава двадцать шестая
Оно наблюдало, как сестра подбежала к герою. Она вся дышала ненавистью, страхом и безумием – в ее душе яда было не меньше, чем в теле новобрачной.
Может быть, когда-то Аллердейл Холл и был счастливым домом, полным упитанных детей и успешных родителей. Оно не помнило тех времен, и Его безумие удваивалось и утраивалось, когда Оно думало, что эти радости, наполнявшие Дом, были заменены нынешними мучениями.
Оно выдыхало глину, красную глину, и кольцо в снегу вокруг Дома постоянно увеличивалось. Пусть они все утонут в нем и пусть вечно по его этажам бродят убитые жены, пусть в нем обитает убиенная мать с младенцем, а грехи Шарпов высасывают все соки из земли и друг из друга.
Паразиты.
Ночные бабочки, жрущие трупы своих дневных соплеменниц.
Плотоядная мертвая голова, приближающаяся к герою и с каждым шагом приближающая звуки его заупокойного колокола.
#
Когда Алан упал, Люсиль спокойно подняла нож. Рядом с ней находился Томас и щенок Эдит, повизгивающий от возбуждения. Алан пытался отползти в сторону, где-то в глубине души понимая, что умирает, что обязательно умрет, если не уберется отсюда, но ничто на свете не могло заставить его бросить Эдит.
Однако, вместо того, чтобы убить его, Люсиль прижала Эдит к земле и передала нож Томасу.
– Ты можешь! – закричала она на него. – Так испачкай же наконец свои чистенькие ручки.
– Нет, Эдит не может здесь умереть, – закричал Алан. Он увидел измученное лицо Томаса и понял, что сумасшедший влюблен в Эдит. Это знание в настоящий момент было единственным оружием в руках Алана – он должен был апеллировать к остаткам души Шарпа и молить его пощадить женщину, в которую он влюблен.
Оцепеневший Шарп смотрел на нож в своей руке, и у американца появилась надежда, что слова подействовали.
– Ты никогда ничего не сделал для нас сам, – его сестра с омерзением плюнула на Томаса. – Ты только посмотри на себя.
– Эдит сильнее вас всех, вместе взятых, – сказал Алан. – И она здесь не умрет.
В ярости Люсиль толкнула Томаса в сторону Алана. Меняет цель с Эдит на меня. Отлично. Да будет так.
– Давай же! – завизжала Люсиль.
Алан приготовился, всем сердцем сожалея, что ничего больше не сможет сделать для Эдит. Он подумал: не сможет ли он, поскольку так любит ее, помочь ей чем-то из потустороннего мира?
С угрюмым лицом, грязный и выпачканный в крови, Шарп подошел к американцу. Навсегда исчез элегантный охотник за наследством, и на свет появилась такая же жертва всего произошедшего, как и его мать, которую зарубила его сестрица. От Томаса воняло страхом.
– Она не остановится, – прошептал Шарп Алану. – Ее воля гораздо сильнее моей. Мне очень жаль. Мне придется это сделать.
Загораживая свои действия от сестры, которая стояла на некотором расстоянии у него за спиной, он приблизился к Алану и, к немалому его удивлению, скрытно предложил ему самому направить нож.
– Вы врач, – добавил он и вздохнул. – Покажите куда.
Куда ударить меня, чтобы удар не был смертельным, перевел Алан. Он спасает меня. И если сможет, то спасет и Эдит.
Значит он, Алан, еще поживет. Но мысли врача путались. Он был один гигантский комок непереносимой боли, иссушающей его внутренности.
Шарп дал в руку Алану рукоятку ножа. Это был апофеоз их дуэли, начавшейся еще на похоронах Кушинга: в тот черный день он и Шарп пожирали друг друга глазами, а потом Макмайкл отступил, приложив руку к полям шляпы. Сегодня они поменялись местами. Шарп окончательно сдался. Если бы он только решился повернуть этот нож против своей сестры… Но для этого ему не хватит мужества. Сейчас сэр Томас делает максимум того, на что способен. Алан мысленно представил себе свои внутренности. Мочевой пузырь, кишки, аппендикс…
Да. Именно так. Удар в область аппендикса нанесет наименьший урон.
Он сдвинул готовую нанести удар руку сэра Томаса на несколько дюймов вправо, твердо посмотрел Шарпу в глаза и чуть заметно кивнул.
Сожаление в глазах Шарпа было почти осязаемым.
А потом он погрузил нож в тело Алана.
#
Собака как ненормальная завизжала в тот момент, когда врач согнулся пополам, получив удар в живот. Он упал. Новобрачная тоже упала, рыдая, а брат отвернулся от результата своего кровавого деяния, стараясь не смотреть на него.
– Вы оба настоящие монстры! – закричала девушка.
– Смешно, – сестра чуть не рассмеялась. – Это были последние слова нашей матери.
Последние слова последней из Шарпов.
Конец неумолимо приближался.
Дом истекал кровью, и ров вокруг него заполнялся, чтобы в нем могли утонуть существа, которые не смогли проявить себя в свои последние мгновения на снегу. У Дома не было никакого фундамента, и он неумолимо погружался прямо в шахту – ликующий, полный ярости и суетливый.
И такой же сумасшедший, как сами Шарпы.
Глава двадцать седьмая
Наконец-то свершилось.
Люсиль почувствовала гордость, облегчение и радость. Ее брат, ее любимый, родная душа, вырвался из своего кокона. Через разрез, который он сделал в теле Макмайкла, он вылез наружу в облике прекрасной, чернокрылой ночной бабочки. Ее сердце взмыло ввысь, когда этот американец свалился на землю, а Томас наконец стал самим собой. Наконец-то.
Многие годы тащила она этот груз, делая все, что было в ее силах, чтобы защитить их. Ей приходилось брать на себя вину за то, что она защищала и развращала его, и вот теперь она могла насладиться результатом: Макмайкл появился, чтобы спасти Эдит, а она, Люсиль, заставила Томаса убить его на глазах у жены, и теперь этот акт гарантировал, что никаких близких чувств между мужем и женой больше не осталось. Эта глупая сучка оказалась свидетельницей убийства и теперь осталась совсем одна. Теперь Люсиль была уверена, что Эдит Кушинг никогда не выберется отсюда живой.
Эдит тоже это знала. Она находилась в полубессознательном состоянии, поэтому Люсиль легко смогла увести ее внутрь Дома, к себе в комнату. И теперь она находилась там, заламывая руки, как какая-то принцесса из сказки.
Люсиль никогда бы не допустила, чтобы нечто подобное случилось с ней самой.
С трудом сдерживаясь от радости, женщина наблюдала, как Томас затащил тело доктора в лифт. Вы только посмотрите, как он в себе уверен! Навеки исчез ее «вечно сомневающийся Томас», и на его месте появился настоящий мужчина. Все заканчивалось просто идеально. В других женщинах отпадет всякая нужда после того, как Эдит подпишет бумаги и переведет все свое состояние на имя Томаса. А подпишет она их обязательно.
Томас дернул за ручку, и лифт, дернувшись как всегда, начал спуск в шахту, к емкостям, в которых они спрятали других неудобных… свидетелей. И не важно, что Алан мог рассказать всей деревне о своем намерении появиться здесь. Не найдя лошади и повозки, Люсиль поняла, что этот идиот пришел пешком. Сквозь бурю. Он воистину заслуживает смерти.
Кстати, о смерти…
У нее в руках все еще был обвалочный[41] нож, а эта странная визжащая собака была все еще жива.
– Пойдем, собачка, – произнесла женщина сладким голосом. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.
#
Только свежая кровь бывает ярко-багрового оттенка, подумал Томас, стараясь устроить доктора в шахте как можно удобнее.
Коричневой кровь становится тогда, когда прекращает течь. В яркой крови доктора появились крохотные вкрапления коричневого, так что Томас надеялся, что она прекратила течь потому, что начала свертываться, а не потому, что Макмайкл умирал.
Люсиль не знала, да и не могла знать, что американец все еще жив. Узнай она это, она бы поняла, что Томас ее предал… и сама бы убила Макмайкла. Неужели она не видит, что последний акт этого кошмарного Grand Guignol[42] уже закончился?
– Вы сможете продержаться? – спросил Томас, глядя мужчине прямо в глаза.
Алан слабо кивнул, и Томас протянул ему свой носовой платок. Как будто он мог остановить льющуюся кровь. Ее было так много. Томас молил бога, чтобы доктор правильно направил его руку, и раны, хоть и кошмарного вида, не оказались фатальными.
– Мне надо идти, – объяснил Томас американцу. – Люсиль отвела Эдит к себе в комнату. Там у нее все бумаги. Как только Эдит их подпишет – она покойница. – Он чувствовал себя совсем по-другому, как будто действительно стал Человеком. Заводной ключ в спине исчез, и, впервые на собственной памяти, Томас двигался по своей воле.
– Я вытащу вас обоих, – добавил он.
#
Существа в емкостях с глиной неуклюже подпрыгивали и стучали, существа под погребальными памятниками ворочались.
Одна очень острая вещь сверкала.
И ждала своего часа.
Глава двадцать восьмая
Убойная комната.
Эдит была в полубессознательном состоянии. Люсиль несколько раз ударила ее, а потом втащила в свою спальню и заставила сесть в мягкое кресло. Сама она отошла в поисках чего-то. Эдит уже почти собрала достаточно сил, чтобы встать, когда в комнате появилась Люсиль с бумагами в руках.
– Можно не читать. Просто подпиши.
Эдит не пошевелилась. Люсиль понимала, что та может находиться в шоке, ведь Томас заколол американца прямо у нее на глазах.
Мне очень, очень жаль, Алан. Прошу тебя, прости меня. Эдит хотелось плакать, но пока она не могла себе этого позволить. Ей надо жить.
Любыми способами они должна остановить Люсиль и Томаса Шарпов. Смерть Алана не должна оказаться бесполезной – надо сделать так, чтобы эти монстры уже никогда и никому не могли причинить зла.
Холодная и промозглая