– …Свои причины, – перебив, с гордостью заканчиваю его мысль, давая понять, что тавтология мне наскучила.
– Да. Поэтому иногда…
– …Частенько, – незамедлительно поправляю его.
– Частенько, – повторяет Майкл за мной, положив руки на стол и сцепив их в замок, – мое поведение бывает омерзительным и грубым. Поэтому я хочу попросить прощения за сегодняшнее поведение. Да и за прошлые разы.
– Это не извинение, – сухо сообщаю ему, поджимая губы.
– Черт возьми! – срывается он. – Чувствую себя, как школьник на первом свидании!
– По тебе заметно.
Майкл выглядит растерянным, и мне до сих пор неясно, маска это или раскаяние.
– Ладно, твоя взяла. Ты права, я выгляжу глупо.
Я улыбаюсь в ответ, ловя на себе его взгляд. «Ох, дорогуша! Не играй с огнем, можешь обжечься», – фыркаю про себя.
– Ладно, – продолжает он. – Нам нужно обсудить главы, которые ты будешь редактировать.
– А что с ними не так?
– Вполне возможно, кое-где есть перебор с описаниями. Ты неоднократно говорила мне о таком.
– Да, у тебя есть такая проблема, как чрезмерная тавтология. Но я рада, что это черта твоего персонажа, а не твоя.
– Значит, тебя больше привлекают немногословные мужчины?
Я бросаю на него злобный взгляд.
– Извини! Обещаю, что сегодня больше не будет никаких подколов!
– В такое очень трудно поверить.
– Хорошо, а как тебе сам Виктор?
– Он слишком хладнокровен, но в нем что-то есть. Некая надежда на светлое будущее.
– То есть… – начинает мужчина, но в этот момент нам приносят заказ.
Поблагодарив официанта, он временно застывает над тарелкой с пастой. Мне почему-то кажется, что мои слова его задели. «Как же! Ведь все, что делает Майкл, по умолчанию должно быть идеальным!» – ворчу я мысленно, с любопытством наблюдая за ним.
– То есть ты хочешь сказать, что в нем есть какая-то внутренняя борьба?
– Да. Это видно по его поступкам и поведению.
– Не слишком ли он избитый персонаж?
Пробую пасту и мгновенно понимаю, почему ресторан славится ею. Ничего вкуснее мне еще пробовать не доводилось.
– Нэфт, – отзываюсь я с полным ртом, забыв о всех приличиях. Да и к чему они? Майкл совершенно забивает на них, когда выражает свое «я» на каждом углу.
Он смотрит на меня и, явно усомнившись в услышанном, тоже принимается есть.
– Что не так? – уточняю я.
– Да нет, просто… Забавно смотреть, как ты говоришь с набитым ртом.
– Не более забавно, чем твои извинения.
– Ты права.
Мы переглядываемся и невольно улыбаемся. Ко мне приходит мысль, что это одна из немногих искренних улыбок Майкла с начала нашей работы. По крайней мере, в ней не чувствуется лжи и фальши. Скорее, есть толика неловкости и большое желание показаться другим. Его взгляд выглядит непривычно добрым, без отблеска постоянной злости. «Почему он строит из себя такого жестокого и неприятного типа? Что им движет? Что с ним случилось в прошлом, из-за чего он стал таким?» – гадаю я, чувствуя неподдельный интерес.
– Как тебе паста? – возвращает меня в реальность вопрос.
– Я настолько голодна, что она кажется мне самой лучшей в мире.
– Я рад, – произносит мужчина и делает глоток воды.
Моргнув, я смотрю на него, как дура, будто его извинения убили во мне все обиды.
– Что ж, – продолжаю я через какое-то время. – В целом я вношу обычные правки, которые никак не перекраивают твой стиль письма.
– А мне бы хотелось посмотреть на то, как ты перекраиваешь его.
«Он что, заигрывает теперь со мной? То есть я рано ликовала из-за того, что он попробовал исправиться?» – задаюсь вопросом и сердито отзываюсь:
– Не дождешься.
Отводя глаза, пробую вино, которое тоже оказывается довольно вкусным. Майкл делает то же самое, и я, наблюдая за его поведением, делаю выводы, что вечер должен закончиться без приключений.
– И все же, как думаешь, почему Виктор такой?
– Я не читала твоих предыдущих романов.
– Небольшой спойлер, – шепчет он и слегка наклоняется вперед. – Я там не рассказывал об этом.
Сердце на мгновение замирает, а по телу пробегают мурашки. Хмурюсь и понимаю, что вино расслабляет меня и обостряет простое женское желание – почувствовать мужское прикосновение. «Черт!»
– Выходит, история комиссара Виктора Нойса еще не началась?
Молясь, чтобы Майкл не заметил моего румянца, утыкаюсь взглядом в тарелку.
– Именно! – Он поднимает бокал и отпивает вино.
«Не смотри на него, Ви! Успокойся! Его милое поведение сейчас – это не знак того, что он всегда такой!» – мысленно твержу я себе, стараясь держать себя в руках.
– И когда ты планируешь показать читателям его прошлое?
– А как ты посоветуешь?
Я ощущаю на себе его тяжелый взгляд. Поняв, что Майкл все же видит мой румянец, делаю еще один глоток вина, расстегиваю пиджак и вешаю его на спинку стула.
– Думаю, тебе нужно сделать это как можно скорее. Потому что хоть твоя целевая аудитория – это любители расчлененки и острых ощущений, переживания и внутренний монолог персонажа не менее важны.
– Считаешь, что слишком тяну с этим?
– Да, – соглашаюсь я, допиваю вино и ставлю бокал на стол. – Роман динамичный, но главный герой как будто не хочет видеть свое прошлое. Он бежит от него, не оглядываясь. Впрочем, Виктор часто говорит: «Врагов нужно знать в лицо». Так почему же такой человек – с идеальной дедукцией и превосходной логикой, прошедший через огонь и воду, боится посмотреть в глаза собственному прошлому?
Майкл задумывается. Он сидит, не отрывая взгляда от пустого бокала, явно глубоко уйдя в себя. «Я не могла задеть его чувства, если его герой – это не проекция какого-то его знакомого. Да и глупо это. Слишком глупо, чтобы обижаться. По правда говоря, никто не знает о его прошлом. Обычный человек, который открыл сеть автомастерских, женился, развелся и стал успешным в писательстве, – вот и все, что миру известно о нем», – припоминаю я все известные аспекты биографии Майкла.
«А что, если главный герой Майкла – это он сам?» – вдруг закрадывается ко мне непрошеная мысль, которая поражает меня.
Глава 26 Майкл
Домой возвращаемся на медленно ползущем по улицам города такси. Оливия безмятежно сопит на моем плече. Мы изрядно набрались, опустошив три бутылки старого вина. «Даже не верится, что она оказалась таким славным и остроумным собеседником», – размышляю я, припоминая наш разговор.
Ее жизнь – это сплошные крылатые качели. Поначалу я старался не слушать девушку, но меня за каким-то чертом все время тянуло следить за ее алыми губами, когда она говорила. А ее повадка склонять голову набок, когда она хохочет! Каждая минута делала общение с ней все более притягательным и будоражащим.
Впрочем, невзирая на это, мой блестящий план все равно сработал. Я знал, что за нами следят газетные репортеры. Для моей профессиональной карьеры писателя подобный вариант развития событий наиболее оптимален, поскольку такая слежка потенциально может еще больше увеличить и без того широкую известность моих книг. Так что все прошло именно так, как и было намечено, даже лучше.
«Сегодня я сделал то, что не мог сделать долгое время. Ведь самое сложное – это покаяться. Я официально извинился. То, что делает Оливия, в самом деле достойно одобрения и уважения. Оказывается, эта крошечная мышка способна вынести любой болезненный удар. Ее жизнь до работы в издательстве оставляла желать лучшего, однако я не спасательный круг, чтобы протягивать руку помощи всем подряд», – размышляю я, пока наблюдаю за девушкой, спящей под боком. «Казалось бы, нас ничто не должно связывать, но отчего же меня грызет совсем иное чувство? Я правда стараюсь стать лучше и забыть ту адскую жизнь, из которой еле удалось выскользнуть. Впрочем, с таким успехом, которого мне удалось добиться, для меня наша с ней битва шевелится чересчур медленно», – рассуждаю я, задумчиво сдвигая брови. Ее внезапный вопрос в ресторане по поводу моего героя вынудил меня глубоко задуматься. «А смогу ли я реально взглянуть в лицо своему прошлому? Или же мой страх остаться таким же окажется сильнее меня?» – гадаю я, искоса поглядывая на Ви.
Мы едем ко мне домой, о чем она совершенно не думает. Алкоголь разморил Оливию до такого уровня, что мне пришлось едва ли не тащить на руках ее захмелевшее тело. «Женщины! Предоставь им волю дерябнуть чуть больше – и дело закончится мировой катастрофой», – забавляет меня эта мысль.
Примерно тридцать минут спустя мы оказываемся на месте.
– Не хочу! – привередничает девушка, едва стоя на ногах. – Не хочу домой!
Я могу делать с ней все, что только пожелаю, однако что-то меня стопорит. Совесть? Сострадание? Я и сам не знаю ответ.
– Ма-а-айкл! – тянет она пьяным мелодичным голосом. – Пойдем тусить!
– Если уверенно пройдешь прямо пару метров, твоя взяла.
Она кивает и пытается самостоятельно сделать три шага, после чего валится на землю. Я гляжу на нее свысока. Она сейчас выглядит так же, как и все в подобных обстоятельствах, но почему-то мне кажется, что она лучше других. Почесав затылок, ловлю себя на благой мысли, что созерцать хмельную Оливию куда комичнее, чем разговаривать с ней.
– А другой шанз-з имеется? – с трудом выговаривает она, пробуя подняться на ноги.
– Даже не знаю, – пожимая плечами, отзываюсь я и сажусь возле нее на корточки. – Это как посмотреть.
– Как? – переспрашивает Ви, морща лоб и пытаясь задуматься. – Ты га-варишь загад-гками… – Ее язык сильно заплетается.
– Ну, я-то стою на ногах, в отличие от некоторых.
– Дай мне минуту, – заявляет она и, изо всех сил цепляясь за меня, пытается подняться.
В какое-то мгновение мой кожаный ботинок соскальзывает в сторону по бархатной траве, покрытой росой, и мы оба падаем на холодную землю. Оливия оказывается подо мой. Ее коньячные глаза сверкают от чрезмерного количества выпитого алкоголя, а твидовый пиджак немного приоткрывает роскошный, прячущийся под розовой блузой бюст. Она смотрит на меня, а я на нее.