Вигелю и Северьянову проворно скрутили за спиной руки и тычками в спину погнали сквозь глумящуюся толпу солдат, из которой летели плевки, камни и сыпались удары.
Тюрьма, расположенная в ближайшей станице, ещё совсем недавно была постоялым двором и представляла собой двухэтажное здание, обнесённое высоким забором. Пленников, оборванных, перепачканных грязью и окровавленных, втолкнули в комнату на втором этаже, где уже находилось несколько человек: три офицера, двое штатских и юноша-кадет.
– Вот так-так! – воскликнул плотный, приземистый прапорщик с пунцовым лицом. – Нашего полку прибыло! Где это вас так угораздило, господа? Доктор, что вы стоите? Успеете ещё постоять в скорбной позе, когда нас будут расстреливать. А пока окажите помощь господам!
Стоявший со скрещёнными на груди руками врач поднял голову, словно очнувшись, подошёл к новоприбывшим, покачал головой:
– Эк они вас!
– Ерунда, – мотнул головой Вигель, доставая платок и утирая кровь с лица. – Всего лишь ссадины… А, вот, господину полковнику, кажется, перебило руку.
– Камнями швыряли? – осведомился кто-то.
Северьянов кивнул, придерживая больную руку.
– Пойдёмте, я осмотрю, – сказал доктор и, усадив полковника на единственную в комнате кровать, принялся за осмотр.
Вигель отошёл к окну, мгновенно отметив на нём решётки, и, вглядевшись в мутное стекло, поморщился от собственного вида: рукав кителя был оторван окончательно, один глаз заплыл чернотой, из рассечённой губы текла кровь.
– Вот, возьмите, господин поручик, – подошедший кадет, ещё совсем мальчик, протянул ему свой платок.
– Благодарю.
– Вас комиссар Стружков захватил?
– Он.
– Редкая сволочь! – подал голос прапорщик. – Бывший хорунжий! С фронта лататы задал, а теперь своих к стенке ставит! Ух, попал бы он в мои руки, изрубил бы в куски…
– Ну, а вы как здесь очутились? – спросил Вигель кадета. – И как ваше имя?
– Кадет Донского Императора Александра Третьего кадетского корпуса Митрофанов Аркадий, – по-военному чётко представился юноша. – Я хотел попасть в отряд есаула Чернецова и сбежал из дома.
– Зачем сбежали? – не понял Николай.
– В Добровольческую армию принимают лишь с семнадцати лет. А мне… Мне почти уже шестнадцать! Я хочу защищать Россию! Вот, и сбежал. Так многие делают… Но прежде чем добрался до отряда, оказался здесь.
Вигель отнял от лица платок и внимательно посмотрел на кадета. Совсем мальчик. Всего пятнадцать лет. Чистая, высокая душа. Лицо, ещё не тронутое бритвой, румяное, пышущее здоровьем. Звонкий, ещё только ломающийся голос. И вот, пойдёт этот прекрасный отрок, у которого впереди целая жизнь, в бой, будет убивать, терять товарищей, а, может быть, сам падёт сражённый штыком или пулей, или же зарубленной чьей-то остро наточенной шашкой. Во имя России… Страшно!
– Рад познакомиться с вами, Аркадий, – сказал Николай. – Николай Петрович Вигель, поручик Корниловского полка.
– Вигель? – переспросил Митрофанов. – Постойте, постойте… А не родственник ли вы Ольги Романовны Вигель, сестры Надежды Романовны Рассольниковой?
– Точно так, – кивнул Николай. – А вы знаете семейство Рассольниковых?
– Конечно! – радостно подтвердил кадет. – Мы с Сашей однокашники, и я часто бывал у него в доме. Какое удивительное совпадение! Саша рассказывал мне о вас. Что вы были тяжело ранены… и про Ударный полк… Мы так хотели быть, как вы!
– Действительно, тесен мир… – Вигель опёрся ладонями о подоконник. – А что, Саша тоже партизанит? Ему ведь, кажется, нет и пятнадцати…
– Скоро будет! Он тоже хотел бежать, но Надежда Романовна прознала, поэтому я сбежал один. Но, я уверен, он тоже вырвется, тем более, что Митя уже месяц обороняет подступы к Новочеркасску.
– Митя? Да ведь он же учился в гимназии накануне войны…
– Он окончил её и поступил в Павловское училище два года назад. Хоть и «с вокзала», а в учёбе преуспел. А теперь вернулся и вступил в Добровольческую армию.
– Вот оно что! Митрофанов, да вы просто кладезь новостей! Ради Бога, рассказывайте обо всём, что здесь происходит! Мы же столько времени провели в пути, питаясь скудными слухами! Что Корнилов? Алексеев? Добровольческая армия? Что наши, Корниловцы? Каково положение на Дону? Какие настроения? Все ли здоровы у Рассольниковых, и нет ли у них сведений из Москвы? – разом завалил Николай вопросами нежданного собеседника, а тот, счастливый встречей и возможностью рассказывать, отвечал обстоятельно:
– Корнилов недавно прибыл на Дон!
– Слава Богу! – выдохнул Николай, чувствуя, как с души свалился камень.
– Корниловцы постепенно стягиваются в Новочеркасск.
– Полковник Неженцев?
– Здесь!
– Митрофанов, за такие известия вас бы расцеловать!
– В остальном обстановка трудная. Наши силы невелики, офицеры и казаки не спешат вступать в ряды Добровольцев. Чернецов… Знаете ли вы Чернецова? Нет? Выдающийся человек! У нас его называют донским Иваном Царевичем. О, я вам ещё расскажу о нём! Он такие славные дела свершает, что дух захватывает! Чудо и только! Большевики его как огня боятся! Он перед офицерами речь держал, и что вы думаете? Из нескольких сотен три десятка только откликнулись на его призыв!
– Позор! – гневно выдохнул Вигель.
– Так точно, господин поручик! Красные со всех сторон подбираются к Новочеркасску, но наши пока их держат. Митя рассказывал, какие жестокости творят эти изверги-большевики. Нам с Сашей рассказывал, остерегал… Матери не говорил, чтобы не пугать лишний раз. Только мы с Сашей всё равно решили за Россию воевать, и ничто нас не остановит! – в глазах кадета блеснула решимость. – Мы даже клятву дали друг другу! И, если надо, так и погибнем за Родину.
Господи, в их ли лета готовить себя к смерти?.. Русские мальчики с горячими сердцами, неужели суждено вам сложить головы в этой окаянной бойне? И кто воспоёт ваш святой подвиг? Они ещё и не понимают даже, что такое смерть. Мечтательные, чистые мальчики…
– А что Каледин?
– Туго атаману приходится, – серьёзно ответил Митрофанов. – Так и напирают красные, а казаки отмалчиваются. Осуждают его, что «кадетов» привечает. И оружия… Очень мало оружия! А Чернецова он благословил. Чернецов – первый из казачьих командиров!
– Из Москвы какие вести?
– В Москве большевики, и связи почти нет. Тут я вас порадовать не могу. Я не слышал, чтобы Надежда Романовна от сестры вести получала в последнее время. Хотя я точно знать не могу. Сами же Рассольниковы все здоровы.
– Спасибо вам, Митрофанов, за ваш рассказ. Теперь хоть буду знать, что здесь творится.
– Если это знание нам пригодится, – сказал, подходя, Северьянов. Рука его была перевязана какой-то тряпкой.
– Каков вердикт почтенного доктора? – осведомился Вигель.
– Он фельдшер, а не врач… Схватили его до кучи. А рука… Ушиб, и только. Поручик, я так понимаю, что вы уже успели войти в курс дел?
– О да! Кадет Митрофанов представил мне полный отчёт, господин полковник!
– Если я успел понять вашу логику, дорогой мой правовед, то вы теперь должны полагать, что сведения о положении на Дону на данный момент вторичны, а первично наше собственное малоприятное положение заложников?
– Именно так я и полагаю, Юрий Константинович, – согласился Николай.
– И что же вы думаете о нашем положении, Николай Петрович?
– Думаю только одно: надо бежать из этих апартаментов и как можно быстрее, – пожал плечами Вигель.
– Разумно, а план у вас есть?
– Пока нет, – сознался поручик.
– Разрешите мне сказать, – попросил кадет.
– Извольте, – кивнул Северьянов.
– В коридоре есть окно, – горячо зашептал юноша. – На нём решёток нет. Окно выходит во внутренний дворик. Там в заборе одна доска надломлена и болтается на одном гвозде. Охраны во дворе никакой, и в коридоре – невелика. Если воспользоваться моментом, то можно бежать!
Полковник многозначительно посмотрел на Вигеля:
– Вот, достойное будущее нашей армии. Когда же вы успели всё это заметить, мой юный друг?
– Когда ходил оправляться. С доской в заборе просто повезло. Я как раз шёл мимо окна и увидел, как девушка отодвинула доску и шмыгнула во двор. Это же гостиница бывшая. Её хозяин теперь живёт в пристройке, а девушка – его дочь. Вероятно, она опасается ходить здесь, вот, и пользуется лазейкой.
– Ну, а это-то вы откуда узнали? – улыбнулся Николай.
– Я слышал, как солдаты говорили. Один заметил, что у хозяина дочка хороша собой, а другой ответил, что неплохо бы проведать её в их с отцом апартаментах…
– Сволочи! – выругался Вигель. – Но вы, Митрофанов, просто клад. Вот уж, кому дан талан, тот будет атаман! Быть вам атаманом! Скажите только, почему же вы не попытались бежать до сих пор?
– Одному невозможно, а подходящей компании ещё не нашёл, – сияя от похвалы, ответил кадет.
– В таком случае, считайте, что компания у вас есть, – сказал Юрий Константинович. – Сегодня вечером попробуем притворить ваш план в жизнь. И если он удастся, то мы с поручиком ваши должники. И я лично буду ходатайствовать о вашем поощрении.
– Рад стараться, господин полковник!
Задуманное предприятие решено было отложить до вечера, когда бдительность охраны ослабевала. Полковник Северьянов достал из кармана блокнот и, написав что-то, вырвал листок, сложил его вчетверо и протянул Вигелю:
– Окажите мне услугу, Николай Петрович. Если мне не суждено будет добраться до Новочеркасска, передайте эту записку моей жене.
– Непременно, Юрий Константинович, если доберусь сам, – ответил Николай, пряча записку.
Когда стемнело, и беглецы уже отсчитывали минуты до решительного момента, на окраине станицы послышались выстрелы. Митрофанов одним прыжком оказался у двери, из-за которой доносились быстрые шаги и голоса. Через несколько мгновений он обернул взволнованное лицо и сообщил:
– Господа, вблизи станицы замечен чернецовский отряд! В соседней станице партизаны вздёрнули нескольких большевистских агитаторов! А здесь теперь переполох! Готовятся отражать возможное нападение…