– Кубанский отряд должен быть влит в состав Добровольческой армии и подчинён общему командованию, – сходу сказал, как отрезал.
– Боюсь, Ваше Высокопревосходительство, что это невозможно, – ответил Покровский, заметно напряжённый, впервые оказавшись в такой аудитории. – Отряд может быть подчинён общему командованию лишь в оперативном отношении. Кубанское правительство хочет сохранить собственную армию, что соответствует конституции края…
Генерал Алексеев, председательствующий на совещании, окинул Покровского раздражённым взглядом. Вот как трагедия Родины становится удобным временем для удовлетворения чьих-то амбиций… Вчерашний капитан, совсем молодой, а уже генеральские погоны на черкеске! И сколько самоуверенности! А глаза ледяные, металлические… Герой! А в Выселках, которые он бездарно отдал красным, после чего падение Екатеринодара стало неминуемым, местные жители красочно живописали: «Покровцы пропили Выселки!»
– Полноте, полковник, извините, не знаю, как вас и величать. Войска тут ни причём. Мы знаем хорошо, как относятся они к этому вопросу. Просто вам не хочется поступаться своим самолюбием
Покровский вспыхнул, но ничего не ответил, а Корнилов докончил:
– Одна армия и один командующий. Иного положения я не допускаю!
– Но однако же принцип демократии и конституция суверенной Кубани, – взял слово Быч, – требует сохранения автономности нашей армии.
«Суверенная Кубань»! «Принцип демократии»! О, сколько подобных речей было выслушано в Новочеркасске! Это такие же радетели своей болтовнёй довели Каледина до самоубийства, а Дон и армию до нынешнего состояния. И о чём думают эти деятели? Что в головах у них? Неужели так застилает взор жажда власти, что и последний разум утерялся? За окнами не смолкает артиллерийская канонада: большевики наносят удары по центральной площади, надеясь попасть в штаб. В любой момент снаряд может угодить в дом и похоронить всех в нём находящихся. А эти господа словно не слышат этого, не понимают и рассуждают так, точно сидят в какой-нибудь гостиной в мирное время.
– Я не намерен командовать какими-то автономными армиями! Извольте, в таком случае, искать другого командующего! – Лавр Георгиевич покосился на атамана Филимонова. Что-то он скажет?
Но атаман упорно хранил молчание. Да и что он мог сказать? Все эти пустые разговоры давным-давно набили оскомину ему самому. Человек широко образованный, окончивший Александровское военное училище в Москве и Военно-юридическую академию, прошедший курс Императорского Археологического института, бывший атаман Лабинского отдела Кубанского казачьего войска, он никогда в жизни не чувствовал себя более нелепо, нежели в последние месяцы, оказавшись избранным на должность Кубанского Войскового атамана. Что такое атаман? Атаман всегда являлся верховной властью, ему, в конечном итоге, подчинялось всё. А как быть атаману, которому ничего толком не подчиняется, потому что кроме него есть ещё Правительство и избранная Рада, которые желают властвовать сами, которым атаман не нужен? Сколько раз пытался Филимонов доказать самозабвенно дебатирующей о каких-то второстепенных вопросах Раде неважность этих вопросов в то время, когда над городом нависла угроза захвата его большевиками! Сколько раз призывал отправиться по станицам, поднять сполох и поставить всё войско «в ружьё»! Но говорильня оказывалась сильнее убеждений, и предложение атамана даже не поставили на голосование… А все шишки, между тем, сыпались на его голову. Вот, и теперь с укоризной косятся добровольческие командиры… Не понимают. Почему не дождались их прихода в Екатеринодаре? Почему такую волю взяла Рада? Почему во главе войска оказался никому не известный бывший авиатор, не казак Покровский? Будто бы сам Александр Петрович жаждал видеть этого амбициозного капитана на таком посту. Хорошо знал Филимонов цену ему. Виктор Леонидович Покровский был отважен и не лишён полководческого таланта, но при этом слишком честолюбив, падок до славы, жесток и неразборчив в средствах. И отрицательные свойства перевешивали в нём положительные. Такие люди в мирное время незаметны, а в смутную годину всходит их звезда. И произведённый, минуя чин, в полковники, одержав одну блестящую победу, окружённый почитанием Покровский уже чувствовал себя Наполеоном. Нет, никогда бы не вверил Александр Петрович армию в его руки, но беда в том, что иных рук не оказалось. Никто не пожелал взвалить на себя эту ношу! Как мечтал Филимонов видеть командиром кубанских добровольцев доблестного полковника Улагая, и тот поначалу даже согласился, а потом, будучи склонным к резким перепадам настроения, ударился в меланхолию, заявил, что положение безнадёжно, и ушёл с поста. К этому мнению присоединился генерал Чёрный. В отставку подал генерал Букретов. Генерал Гулыга не удовлетворил правительство… Никто не желал оказаться в трудный час на столь ответственной должности. А Покровский, создавший партизанский отряд и разгромивший большевиков под Георгие-Афипской, осыпаемый цветами на улицах Екатеринодара – желал. И его кандидатуру поддержали практически единогласно…
Был на Кубани командир достойный во всех отношениях. Войсковой старшина Галаев. Как и Покровский, он собрал партизанский отряд, отличался отвагой и безусловным талантом командира, но не имел, в отличие от Виктора Леонидовича, схожих пороков. На фоне авантюризма, распущенности и других позорных явлений Галаев отличался благородством, мужеством, неколебимой волей и желанием бескорыстно служить своему народу. Достойнейший сын Кубани, он первым собрал офицеров екатеринодарского гарнизона и своей грудью вместе с ними заслонил город от напора большевиков, вдесятеро превосходящих его отряд численностью, он, во многом, подготовил победу Покровского под Георгие-Афипской. И он, несомненно, был достоин вступить в командование войсками. Но, как часто бывает, на кого надеялись, того и разорвало… Галаев был убит, обороняя Екатеринодар в районе станции Энем. Вместе с ним погибла его соратница, пулемётчица, прапорщик Татьяна Бархаш. Их подвиг был прекрасен в своём чистом порыве, мужестве и красоте и заслуживал того, чтобы из уст уста передавалась легенда о нём из поколения в поколение, чтобы никогда не забыла Кубань своих героев…
Покровский клятвенно обещал отстоять Екатеринодар. Рада продолжала дебатировать. Угар её говорильни не отрезвил даже выстрел Каледина… А, между тем, большевики взяли город в кольцо. А Покровский бездарно сдал им Выселки (никогда бы не произошло такого, будь жив Галаев!)… И решило правительство покинуть столицу во избежание бомбардировки города, жертв среди населения, а также вследствие того, что население края не смогло защитить своих избранников…
– О каком главном командовании можно здесь говорить? – в голосе Верховного слышалось неприкрытое раздражение. – В обоих отрядах не наберётся людей, чтобы составить два полных полка военного времени. По соединении обоих отрядов у нас будет лишь одна бригада, а вы хотите из неё сделать две армии, а меня назначить главнокомандующим! – повернувшись к Покровскому он резко спросил: – А вы? Позавчера вы должны были поддержать наше наступление от станицы Калужской! Где вы были? Из-за вас эта банда смогла уйти из мышеловки! И нам ещё придётся заплатить за это своей кровью!
Виктор Леонидович смутился:
– Всему виной разлитие рек и метель… Я не счёл возможным выдвинуть отряд в такую бурю…
Генерал Марков хмыкнул. По губам его промелькнула саркастическая нервозная усмешка. Он, кажется, хотел сказать что-то, но Корнилов опередил его, отчеканив:
– Я не хочу, чтобы командующие армиями угощали меня такими сюрпризами. Если соединение не будет полным, то я уведу Добровольцев в горы! Михаил Васильевич, ставьте вопрос о движении в горы!
– Простите, но я не понимаю таких требований! – запальчиво возразил Покровский.
– Вы поймёте, молодой генерал, – резко оборвал его Алексеев, – если хоть на минуту отрешитесь от своих личных честолюбивых интересов.
Из-за стола поднялся командир Черкесского полка Улагай и заявил твёрдо:
– Черкесы все до одного преданы генералу Корнилову и желают служить ему.
В этот момент раздался взрыв: стены задрожали, с грохотом разбились ворота, жалобно задребезжали залитые грязью окна.
– Вы уберите своих лошадей, а то останетесь без средств передвижения, – посоветовал Верховный кубанцам, кивнув на привязанных к забору лошадей.
Пожевав губами и пошептавшись с коллегами, Лука Быч произнёс с неохотой:
– Кубанское правительство принимает ваши требования, но устраняется от дальнейшего участия в работе и снимает с себя всякую ответственность за последствия…
– Ну нет! – Корнилов ударил пальцем о стол, звякнув надетым на него перстнем. – Вы не смеете уклоняться. Вы обязаны работать и помогать всеми средствами командующему армией. Иван Павлович, – обратился он к Романовскому, – составьте, пожалуйста, проект договора.
Романовский вышел из комнаты. Лавр Георгиевич устало откинулся на спинку стула:
– Через несколько дней я возьму Екатеринодар, освобожу Кубань, а там делайте, что хотите… – через мгновение лицо неожиданно озарилось. – Если бы у меня было теперь десять тысяч бойцов, я бы пошёл на Москву!
– После взятия Екатеринодара у вас их будет трижды десять тысяч! – заверил атаман Филимонов, радуясь, что судьба армии отныне в руках этого особенного, удивительного человека, проникаясь к нему абсолютным доверием.
Корнилов задумчиво посмотрел вдаль и ничего не ответил. Вернувшийся Романовский зачитал проект договора:
– Первое. В виду прибытия Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены Кубанскому правительственному отряду, для объединения всех сил и средств признаётся необходимым переход Кубанского правительственного отряда в полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым.
Второе. Законодательная Рада, войсковое правительство и войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя во