– Я не поставлю удовлетворительной отметки за пассивное решение задачи, – говорил Незнамов. И Марков вторил ему:
– При пассивном выполнении задач и даже при полумерах невозможен решительный успех; чаще это приводит к неуспеху и лишнему пролитию крови. Воинские качества: дисциплинированность, мужество, храбрость и другие – сами по себе для начальников не являются абсолютно ценными качествами; дисциплина должна быть сопряжена с разумностью, мужество – с силой воли и силой влияния на подчиненных, храбрость должна быть активной и должна быть связана с инициативой.
Инициатива! Сколько было переговорено о ней! Страдал Сергей Леонидович, что нет простора для неё. Явится инициативный деятель, и система бездумно начинает подавлять его, боясь нового, боясь изменить что-то! И костенеет всё, и во время войны начальники, смертельно боящиеся инициативы, не умеющие принимать решения, губят целые армии! Что стоил один Куропаткин с его сакраментальными «атаковать без решимости», «с превосходящими силами в бой не вступать», «в решительный бой не ввязываться», столь деморализующе действующими на армию, отбивавшими последнюю охоту сражаться с противником! Куда делось незабвенное суворовское «рядовому – храбрость, офицеру – неустрашимость, генералу – мужество»? Когда успели забыть великие традиции, заложенные ещё Румянцевым? Много бы навоевала Россия, будь у неё прежде такие командиры «без решимости»! Инициатива, инициатива и ещё раз инициатива! Инициатива на верхах командования и инициатива на всех его ступенях, до самой низшей включительно. На верхах командования, где ставятся задания и проводятся с намерением заставить противника действовать в зависимости от принятых ими решений; на низах – когда инициативой начальников разрушаются планы и намерения противника на тактических участках боя, когда захватываются тактические рубежи, когда противник становится в менее удобное положение и когда это используется для развития успеха. Инициатива – это постановка задач, диктуемых обстановкой в каждый момент боя. Активность – это выполнение этих задач. На инициативе основана активная храбрость, необходимый залог победы.
Незнамов сомневался:
– Такая активная храбрость, дорогой Сергей Леонидович, легко может перейти в партизанство, даже помимо воли и сознания начальника, т.е. к действиям, имеющим чисто местное значение, без всякой связи с общими действиями и могущим привести хотя и к успехам, но коротким и местным, не приводящим к общему успеху. Вот, вам, изволите видеть, дилемма: партизанство или пассивное регулярство.
– Чаще активное партизанство предпочтительней пассивного регулярства, – отвечал на это Марков. – Регулярство очень часто создает и покрывает безответственность начальников. История даёт десятки примеров, когда пассивное регулярство приводило в лучшем случае к сохранению положения, а активное партизанство – к большим успехам. Суворовский принцип «противник обходящий легко может быть сам обойден», находит свое решение, когда в полной мере осуществляются инициатива, активная храбрость, «партизанские» меры… При регулярстве в этом случае достаточно донести об обходе противника, принять пассивные меры и ждать распоряжений начальства. И драгоценное время оказывается упущенным! Поэтому инициатива – это основа всему военному делу!
Многое становилось яснее в ходе продолжительных и увлечённых обсуждений, рождались новые идеи, вырабатывалась цельная система взглядов. Те беседы Сергей Леонидович вспоминал с большой теплотой и благодарностью. Пожалуй, ни с кем другим, кроме Незнамова, не удавалось ему так подробно и откровенно обсуждать важнейшие для себя и всего русского офицерства вопросы.
Воплощать же свою «науку побеждать» Маркову пришлось очень скоро. В самом начале войны он занял пост начальника Разведывательного отделения в Управлении генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, начальником которого в то время был Алексеев. С последним Сергей Леонидович уже был знаком. Михаил Васильевич высоко оценивал его научные труды и даже написал отзыв на одну из работ Маркова. Находясь на этой должности, Сергей Леонидович вынес предложение по проведению опросов пленных, суть которого сводилась к тому, чтобы для эффективности упростить их процедуру и сделать анонимными. Инициатива дала свои плоды, но на этом посту Марков не задержался. Вскоре он получил назначение начальником штаба в четвёртую стрелковую бригаду, будущую «железную» дивизию, которой командовал генерал Деникин. Тогда-то и свела их судьба и с той поры не разводила.
На новое место службы Сергей Леонидович приехал после операции, несмотря на сильнейшие боли, почти силой вырвавшись из-под опеки врачей, опасавшихся за его жизнь. Не в его характере было сидеть и лечиться, когда его часть вела бои и несла потери. Он обязан был быть там, во что бы то ни стало! По прибытии в бригаду Марков всё же доложил о своём нездоровье и невозможности ехать на позиции верхом. Деникин и другие офицеры отнеслись к этому заявлению прибывшего молодого полковника скептически, и это не укрылось от Сергея Леонидовича. Усидеть в стороне от позиций он всё же не смог и отправился туда на запряжённой двумя лошадьми колымаге. Удивлённым офицерам во главе с Антоном Ивановичем пояснил весело, не обращая внимания на непрекращающийся огонь противника:
– Скучно стало дома. Приехал посмотреть, что тут делается…
С Деникиным отношения сложились сразу. Под его началом Марков служил многие месяцы, покрыв своё имя такой славой, что на фронте о нём ходили легенды. Всегда со своими стрелками, неизменно во главе полка, он личным примером показывал образец служения Родине. В июле 1915-го года за бой под Творильней Марков был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. В августе последовало награждение Георгиевским оружием.
– Теперь или орден третьей степени, или деревянный крест! – шутил он.
Самые тяжёлые бои шли весной 1915 года под Перемышлем. Тогда под смертоносным огнём Сергей Леонидович выводил из боя остатки своего тринадцатого полка. Бывшему рядом с ним командиру четырнадцатого полка оторвало голову, и Марков был весь залит хлынувшей из его тела кровью. Это был единственный случай, когда ему не удалось скрыть своего подавленного состояния…
Когда Антон Иванович стал начальником штаба Ставки, Марков получил при ней должность второго квартирмейстера. Уже заплясало по России зловещее пламя революции, и Сергей Леонидович записал в дневнике: «Погубят армию эти депутаты и советы, а вместе с ней и Россию…» Его раздражало буквально всё: заигрывания с солдатами, влекущее за собой разврат и поражение, необходимость убеждать в очевидных вещах полуграмотных в военном деле чинов комитета и несведущих, фантазирующих, претендующих на особую роль комиссаров. Будущее становилось всё туманнее, и трезвое разрешение проблем могло прийти, лишь если бы умолкли страсти, но страсти закипали всё сильнее, но всё громче вопили витии, оглушая самих себя и внимающих им.
– Кажется, снял бы свои генеральские погоны и бросил бы в лицо этим негодяям, погубившим русскую армию… – ругался Сергей Леонидович.
В Брянске вспыхнул бунт, одно из тех стихийных выступлений, выливавшихся в погромы, убийства и аресты офицеров, ставшие нормой жизни. Марков, с трудом сдерживая бешенство, отправился разбирать ситуацию. Весь город был взбудоражен. Сергею Леонидовичу пришлось не раз выступать в совете военных депутатов, спорить до хрипоты, используя всё своё красноречие, чтобы добиться восстановления дисциплины и освобождения двадцати арестованных. Та поездка едва не стоила ему жизни. На вокзал, с которого он уезжал с освобождёнными арестантами, для расправы с ним явилось несколько вооружённых рот. Беснующаяся толпа двигалась к поезду, и в гуле её голосов, в полных ненависти глазах ясно просвечивалась участь, постигшая впоследствии несчастного Духонина… Ещё мгновение, и эти бывшие люди, солдаты, обратившиеся в зверей, подняли бы своих жертв на штыки. Сергей Леонидович вышел вперёд и, перекрывая зычным, резким голосом царящий гомон, воскликнул горячо:
– Если б тут был кто-нибудь из моих железных стрелков, он сказал бы вам, кто такой генерал Марков!
– Я служил в тринадцатом полку, – отозвался какой-то солдат из толпы.
– Ты?!
Марков с силой оттолкнул нескольких окружавших его людей, быстро подошел к солдату и схватил его за ворот шинели.
– Ты? Ну, так коли! Неприятельская пуля пощадила в боях, так пусть покончит со мной рука моего стрелка…
Как мгновенно свойственно меняться настроению русского человека! Минуту назад он готов растерзать тебя, а через мгновение славит и обнимает тебя же! Никаких границ, никакой логики, а лишь стихия, всё сметающая на своём пути, которую не остановить никакой силой, но которая вдруг останавливается сама перед лицом удивительного для неё явления, словно очнувшись от помешательства и вновь обретая человеческий облик… От страстных слов молодого генерала, толпа пришла в восторг, и Марков с арестованными при бурных криках «ура» и аплодисментах покинул Брянск…
Как талантливого оратора, каковых среди командного состава было немного, Сергея Леонидовича стали приглашать на митинги в разные части. Во 2-м Кавказском корпусе взбунтовалась гренадёрская дивизия, прапорщик Ремнев объявил себя командующим. Конфликт удалось разрешить, и управление корпусом из рук Ремнева принял генерал Бенескул. Выступление Маркова было встречено овациями, но дурно прошла встреча с самим Бенескулом. Не сдержался Марков, выговорил ему о некорректности принятия им власти из рук бунтовщика. А не нужно было делать этого! Знал Сергей Леонидович нервность, мягкость, слабость воли и духа генерала, а не подумал, как могут отозваться его резкие слова на впечатлительной натуре Бенескула, уже и без того доведённого до белого каления последними событиями… Через два дня Бенескул застрелился, а Марков получил письмо от его подчинённых, обвинивших в произошедшей трагедии его. Сергею Леонидовичу стало дурно. Никогда прежде ему не бросали в лицо обвинений в убийстве… И тяжелее всего было сознание их справедливости. Марков искренно чувствовал себя виновным в смерти Бенескула. Зачем, зачем нужно было выговаривать ему всё, будто бы сам он не понимал?.. Все осатанели в эти чёртовы дни, и не хватает огрубевшей душе тонкости, чтобы понять, что происходит в душе другого, взглянуть в его глаза, увидеть грань, до кот