– Полиция. – Хелен зашагала следом за Кэт. – Они приехали помочь.
– Они заплатят за все. Они бросили нас всех умирать.
– Кэт, – Хелен следовала за ней на безопасном расстоянии, усердно обдумывая сказанное. – Полицейские привезли меня сюда, чтобы помочь. И умерли. Оба.
– Меня тоже привез сюда полицейский, чтобы меня убили. Чтобы красные отдали меня этому.
Приблизившись, Хелен увидела безумные глаза Кэт. Та, казалось, была не в себе, а кровь, запятнавшая ее лицо, только больше убедила Хелен, что у Кэт шок.
– Ты тоже их слышала, а? – бормотала журналистка. – Они вышли из ямы и сделали это, – она указала короткой палкой, обгоревший конец которой еще дымился, на неподвижное тело Ричи.
Хелен проследовала за Кэт туда, где дорога сворачивала, пропадая за разросшейся изгородью:
– Ничего не понимаю, Кэт! Стой! Мать твою, Кэт, стой. Куда ты?
Прежде чем Хелен услышала ответ, обе одновременно увидели белый дом, фасад которого проступил через буйную растительность вдоль дороги.
– Они пошли туда, – сказала Кэт и заковыляла к большому дому, морщась на каждом шагу – потрескавшийся асфальт впивался в распухшие ступни.
Хелен следовала за ней к зданию, скрытому в глубинах ветхой фермы. Особняк был большим и современным, стены снаружи украшали яркие магнолии, темные стекла ловили слабый свет, отражая развалины и непокорные растения вокруг. Хелен уже ничего не понимала в этой земле: и в красных, плясавших на ней, и в том, что лезло из-под нее; она не знала, кому доверять и что делать. Неужели Кэт думает, что из сарая кто-то сбежал? И что это люди, ответственные за все кровопролития? В таком случае эта сумасшедшая с палкой в одной руке и черным камнем в другой их преследовала.
50
Пройти еще немного по этому туннелю – и Кэт окажется глубоко под землей, где жило оно: оттуда и происходил ужас. Понимание этого ее отрезвило, и впервые после побега из сарая стремление преследовать Уиллоузов остыло.
При виде грубых известняковых стен, спускавшихся вниз, воспоминания закрутились мрачной каруселью: живые существа, которых бросают во тьму, удары от их падений… Кэт не решалась идти дальше, вспоминая то, что, возможно, бродило тут, и его нечеловеческую силу.
Деревянная лестница, по которой она спустилась только что, вела сюда, под землю, из подсобного помещения на первом этаже большого белого дома. Кто-то сбежал по этой дороге и оставил дверь открытой – должно быть, торопился или руки были заняты.
Кэт вертела в руке черный камень, который взяла у сарая из мертвых пальцев незнакомого человека. Топорик мало чем поможет в защите от них; Кэт не знала достойного оружия для повторной встречи с Крил, как ее называли красные, не говоря уже о ее детенышах.
Она вытерла влажную ладонь о штанину, чтобы лучше держать ручной топор.
Позади, на вершине лестницы, молча стояла Хелен. Она не собиралась спускаться под землю и гнаться за теми, кто хотел убить ее и Кэт и уничтожил любимых ими людей.
Хелен удалось выжить, но она сильно пострадала – это Кэт ясно видела: ее силы находились на исходе, о чем говорили изможденное, безумное лицо и мелко дрожащие бледные руки. Красные пытались ее утопить – так сказала сама Хелен.
Но руки ее, должно быть, дрожали после того, как она увидела, что Кэт сделала с живым человеком – мужчиной с больной ногой, которого они нашли в большом белом доме.
Женщины повстречали его в одной из просторных гостиных, где камин был размером с туалет в доме Кэт. Гостиная выходила на кухню, выложенную шлифованным гранитом, где за стойкой из терраццо могли обедать одновременно восемь человек.
В особняке оказалось полно атриумов, балок под крышей, обзорных окон, пышных комнатных растений, огромных диванов, элегантно вписавшихся в углы, лестниц, инкрустированных вишневым деревом, и веранд с видом на далекое гневное море.
Обе женщины были поражены тем, как сильно дом не вязался с фермой, на которой находился. Как подобный дворец мог оказаться на той же земле, что остальная ферма Редстоун с ее грязными, древними, проседающими развалинами? Очевидно, этот дом с бассейном под крышей построили не на деньги от продажи овец.
Хелен и Кэт осторожно осматривали дом; последняя, охлаждая обожженные ноги на мраморном полу, оценивала роскошный интерьер глазом профессионала, будто разворот в гламурном журнале. Такая недвижимость бывает только у самых богатых людей – музыканты-неудачники, занявшиеся разведением овец, к ним не относятся.
Теперь Кэт по-другому думала о природе этой земли и зданиях, где все началось, стоявших на ней. Древние руины оказались просто фасадом, скрывающим гортанные возгласы, кровопускание, собачьи маски, жуткие звуки дудочек, красную кожу и этот великолепный особняк. Что еще тут скрывалось?
Редстоун, должно быть, уже много лет ни в каком смысле не работал как овечья ферма. Этот сверкающий дворец был штаб-квартирой совсем другого бизнеса – частного, тайного, для ограниченного круга. Роскошный дом оказался сердцем, качающим кровь через сосуды криминальной организации, на которую намекали Мэтт Халл и Стив. «Наркотики».
По-видимому, существовали и другие улики наркотрафика – потайные туннели порока, возможно достававшие даже до далеких обрывов и пещер. Однако внизу, наверное, сидело и то, что питало племя, ему служившее, а теперь частично его же уничтожило. Одно перетекает в другое – разве не об этом говорил Мэтт Халл?
Полиция никогда не поймет историю Кэт – они не слышали то, что лаяло и хохотало под этой фермой, не видели его наяву или во сне. Все, кто встретился с этим лично, либо потеряли голову, либо тоже состояли в заговоре с краснотой, но избежали резни – как мужик на диване.
– Кто там? Эй, кто там? Ты, Ричи? А, дружище? – всего несколько минут назад толстяк с больной ногой, сидевший в гостиной, взволнованно повторял эти слова, услышав, как Хелен и Кэт вошли в огромный белый дом.
Он перестал задавать вопросы, стоило им пройти через просторный атриум и увидеть его. Мужик сидел на длинной кушетке, обитой белой кожей, и его нога покоилась на трех подушках.
Кроме него, никого не было. Как только мужчина увидел Хелен, выражение живой надежды покинуло круглое лицо, принявшее фиолетово-черный цвет, и он залаял, забрызгав стеклянный стол слюной:
– Сука! Почему ты не утонула! – рулевой узнал Хелен.
Он поднялся на ноги, морщась и хрипя, и неровным шагом, брызгая слюной и размахивая короткими руками в поисках равновесия, двинулся на двух женщин перед собой: одна была вся в грязи и засохшей крови, другая непрерывно тряслась, утопая в куртке не по размеру, – он совершенно их не боялся.
Хорошенькие голубые глаза Хелен широко распахнулись не просто от страха, но от самого настоящего ужаса. Она немедленно развернулась, готовясь сбежать из особняка, куда вошла несколько секунд назад, и прошептала:
– Это он. Он хотел меня убить…
И Кэт поняла: этот мужик – один из них, как Борода и Платок. Он оказался ранен: даже малейшая опора на неподвижную ногу причиняла большую боль и красный лоб блестел от пота.
Каким-то образом капитану удалось избежать утренней резни: может, остался в особняке из-за больной ноги, может, приковылял сюда и спрятался, пока его товарищи спасались бегством и погибали. Кэт сомневалась, что он – один из Уиллоузов: те были тощими, нервными, юркими и красиво говорили.
При виде мужика Кэт также вспомнила собственную трусость. Она чуть не погубила Хелен, молодую мать, дрожащую теперь поблизости: в попытке спастись самой она принесла ее в жертву.
И Кэт ухватилась за возможность защитить Хелен, за шанс отомстить этому мужчине и ему подобным за то, что они сделали с испуганной девушкой, потерявшей брата. За двоих, ставших очередными невинными жертвами красноты.
Все ее тело охватила особая энергия, жаркая и красная, как бессловесный гнев. Ее мышцы разогрелись, наполнившись незнакомой доселе силой и гибкостью, руки и ноги обрели бесконечную, неохватную свободу. Кровь вскипела, а сознание отступило куда-то далеко, унеся с собой всю сдержанность: чувство, похожее на сексуальное возбуждение. Под лицом Кэт разлилось придающее силы тепло, и она принялась за работу.
Позабыв на миг о мучительной боли в ступнях, Кэт бросилась навстречу раненому прислужнику и со всего размаху нанесла удар, от которого тот пошатнулся назад.
Мужик с фиолетовым лицом и толстыми хваткими ручками со смешными большими пальцами, поросшими черной щетиной, как поросячьи ножки, так и не ушел дальше стильного стола. Кэт еще никогда не била ни по чему с такой силой: стоило попасть кулаками в грудь, как он моментально сдулся.
Склонившись над согнувшимся пополам противником, Кэт принялась бить его острием кремниевого топора, чувствуя, как шевелятся под ее рукой пластины черепа. На этом она не остановилась: Кэт стала целиться в висок, горло, руки, поднятые для защиты, рассекая все на своем пути.
Затем она принялась за плечи и ляжки, напоминавшие окорока. Свинья опустилась на четвереньки, блея, но Кэт все еще не могла остановиться и стала колотить по спине, как будто била в барабан. Она извлекала из этого «барабана» звуки, и наконец острие стало застревать в мягких внутренностях: пришлось раз за разом вырывать кремень, прилагая силу и оставляя на лице теплые брызги, а на белом потолке – длинные ярко-красные дуги. На миг Кэт подумала, как они прекрасно смотрятся.
Наконец, уже вбив капитана в мраморный пол и пропитавшийся красным ковер, Кэт устала и остановилась.
Она ненадолго вспомнила о женщине в платке, которую уничтожила у себя дома, в узком проходе между кроватью и стеной спальни. Старуха пищала беззубым ртом, будто птенчик, и молила о пощаде, но Кэт не испытывала ни малейшего сочувствия. Забив сквернословящего толстяка, она испытала нечто более полное, большее, чем радость. Ослепительное алое сияние едва не затопило ее разум; если бы Кэт в тот миг едва коснулась своего лона прекрасным синим осколком, которым рассекла врага, то достигла бы оргазма.