Не буду скрывать, поводом сомневаться в ее умственных способностях, стояло ее навязчивое стремление ломать игрушки. Она с каким-то остервенением отрывала колесики машинкам и пыталась поставить их обратно. Расширяла дыры в плюшевых животных и совала в рот абсолютно все, что попадалось на ее пути. А все, что не поддавалось разбору, она ломала об пол, раз за разом ударяя очередной пластмассовой жертвой о твердую гладь. Ее навязчивое упорство перепугало всех сестер.
Но чуть позже, я все же сумел разглядеть ее, неоткуда не возьмись, оголтелое любопытство. Изученная игрушка больше не оказывалась в руках, а испытанное на вкус интереса более не возымело. Кнопки, забавно, вы наверное знаете, как все дети любят кнопки, переключатели разные на бытовой технике. Но ее интересовало почему кнопка создает и забирает свет. Ей, как мне кажется, не давала покоя власть над вещами и механическими действиями, какую даруют эти подпружиненные щелкалки. И пока она не добилась до первой в своей жизни неприятности, сомнения в своих стремлениях она не испытывала.
Кончилось все это тем, что ее выдернула воспитательница, когда Венеру било током. Не помню уже с какой трехзначной попытки она подвинула бокс к вожделенному выключателю света, и пока никто не видит, просунула под панель какие-то предметы, а затем и свои пальчики. Но Бог милостив, и с ней все оказалось в порядке.
***
Обычно в быту, когда детей вокруг много, прежде всего обращаешь внимание на тех, кто ведет себя хуже остальных и отдаешь ему почти все свое внимание. И Венера, благодаря своему неугомонному любопытству была такой, что не оставить без пристального взгляда. Но тут все было по-другому. Она росла, делала невероятные для ее возраста достижения и как преподаватель признаюсь, приятно ошеломляла своими успехами.
Ее неординарный склад ума и врожденные навыки первыми выдали ее акварельные рисунки. Вы, думаю, видели как обычно дети рисуют солнце, животных, своих родителей, дома и природу. Но то, что писала она, какие цвета выбирала, какие сцены и темы…, ну это стоило бы видеть. А я увидел и не мог уже пройти мимо.
Вы знаете как тянется человеческая душа к уму, к умным людям, к гениям? И меня постепенно тянуло к ней, предвидя в глубине ее разума величайший дар всему человечеству. Я увидел и теперь, многого ожидал от ее будущих свершений. Боже, какие картины были в моей голове!
Простите меня за корыстные слова, но мне действительно хотелось быть причастным к становлению такого великого человека, который многое даст этом миру, пусть даже и в политике. Но обязательно прославит того, кто помог ему на трудном жизненном пути. Того, кто подвигнул его на великие свершения.
Потому, мне искренне хотелось расширить ее творческие способности, заинтересовать чем-либо, кроме того, что дает скучная школьная программа. И даже подбодрить, если ее обижали за ее внешность. Не скрою, меня мучила звериная скука, ведь вовсе не того я ожидал от жизни, чем быть простым учителем, которого толком-то никто не слушает. И кажется я говорил, что ждал чего-то такого, особенного….
***
Я покупал ей краски, кисточки, знаете такие, из волос животных. Иногда давал полистать журналы, с тематикой посвященной живописи. Пусть читать она еще не умела, но зато, как мне казалось, с глубочайшим любопытством рассматривала, приводившиеся в них картины. И даже что-то замечал в ее последующих работах. Кстати, и чтению она научилась раньше остальных, притом, буквально на глазах развила эту способность до уровня среднего взрослого человека. Я просто разрывался от счастья, наблюдая за ней и радуясь ее успехам.
Вот так, к моей неожиданности, во мне поселилась одна навязчивая идея, родившаяся за обеденным столом. Помнится, даже подавился. Я должен ее удочерить, мелькнула вдруг мысль в голове, а затем она появлялась снова и снова.
Я же поначалу хорошенько подумал, все взвесил и убедил себя, что в моей семье не все так уж и складно, чтобы варить ребенка в бытовых проблемах. Но вы же и без меня знаете человеческую породу. Раз за разом эта идея затмевала мой разум, заметала образы грядущих трудностей, пока не превратилась в слепую одержимость, не на словах, а на деле способную раздвинуть заснеженные горы.
Я постепенно, мелкими шажками да намеками, начал заводить разговоры со своей женой о том, как было бы прекрасно завести детей. О том, как многое в нашей жизни стало бы по-другому. Кроме того, непрестанно внушал ей некоторые догмы, где, как я утверждал, содержались неоспоримые постулаты механики прочной семьи.
Только с третьего ребенка семья будет по-настоящему счастливой и складной, провозглашал я. Просто так положено вселенной, и ты хоть в лепешку разбейся! Вся наша холодность, неудовлетворенность жизнью от того, что наши инстинкты продолжения рода не были реализованы. Что в нашем бытие отсутствует важная часть человеческой миссии, как забота о новом поколении.
Капля по капле, но разговор зашел про Венеру. В конце концов, я просто умолял свою жену удочерить ее, много дней подряд рассказывал какой это чудный ребенок, что она умеет, и даже показывал ее удивительные рисунки. Но все было без толку. Моя жена была непреклонна и даже, как мне казалось, наслаждалась моим отчаянием. Да, признаюсь, последнее время я был прохладен к ней и теперь всерьез расплачивался за это.
Но как я уже упоминал, хотя в то время еще не понимал механизма, все же желаемое, усиленное достаточным уровнем страсти, эмоций и настойчивости, рано или поздно оказывается в твоих руках. Так случилось и со мной.
Глава 5
Венере было около шести лет, когда произошло эта странная история с ее участием. Дети росли вместе с ней, у них были красивые длинные волосы, с которыми они делали все, что им вздумается, и, в отличие от нее, обладали средненькими умственными способностям. Во многом это и стало причиной избегать ее остальными. Нет, с ней не так уж и часто обращались жестоко, а тем более задирали. Просто ее сделали изгоем, больным птенцом, с которым сторонились всяческого общения и совместных игр. А возможно, страшась ее особенности, и часто по неведению, открыто показывали ей это пренебрежение.
Конечно же, были и задевающие душу оскорбления, с уклоном на физические недостатки. Да и что скрывать, дети научились изображать ее медлительность и манеру говорить. Такое обстоятельство, разумеется, не могло пройти даром и она, мало-помалу, становилась отрешенной и замкнутой.
Я пытался как-то сгладить обстановку и даже, по своему великодушию, заказал ей маленький паричок со светленькими кудряшками и он ей очень понравился. Да и выглядела она в нем вполне миловидно. А однажды, взял ее вместе женой в парк аттракционов и сводил в художественный музей. Но Венера упорно молчала, все совместно проведенное время, пока я из кожи лез вон, чтобы она приглянулась моей жене. Видимо, я снова скользил на месте.
Но как-то раз, до меня донеслись довольно странные слухи, которым я нисколько не поверил, и даже открыто возмущался глупым предрассудкам слишком болтливых сестер. Как выяснилось позже, одна из воспитательниц обратила внимание, что все койки, находившиеся вблизи от моей Венеры, оказались пусты, а их постоянные обладатели, по той или иной причине, пребывали в больницах да клиниках. Кто-то с пневмонией, кто-то с ветрянкой, а у кого-то просто тяжелейшая форма аллергии, бог весть на что. И таких семь человек из одного и того же угла.
Постепенно предположения переросли в уверенность и в мою сторону пошли нападки, чтобы я вконец разобрался с этой проблемой. Я же с величайшей иронией отнесся к их разбушевавшимся фантазиям и, в конечном счете, предложил взять ее в свою семью, буквально на неделю. Пусть убедятся в своей неприкрытой глупости.
Идея была встречена едва ли не аплодисментами, и тем же вечером я вел Венеру домой за ручку, по дороге скупив половину магазина сладостей, и даже потратился на цветочника.
Диалог с женой был принеприятнейшим. С ее стороны последовал прямой взгляд, будто на сумасшедшего, с языком, глубоко увязшим в глубинах своих же ноздрей. Я же ответил, что это всего лишь на неделю. Вроде как дети неожиданно разболелись, и пришлось пообещать, что так оно и будет.
К своему величайшему удивлению, пока я находился на службе в интернате, моя жена очень сдружилась с ней. Мало того, стала как-то теплее относится и к моей персоне. Мне было очень приятно наблюдать признаки родительской заботы жены по отношению к Венере, во время ужина и в прочих местах, где мы бывали вместе. Часто она переглядывалась с ней, как-то по-женски, и даже посылала воздушные поцелуи через стол. Та же, ей в ответ. А у меня вновь появилась надежда в скором осуществлении задуманного.
По истечению недели уже нельзя было не заметить, что моя благоверная хочет сказать мне о какой-то очередной своей прихоти. Буквально видно было, как ее прорывало выговориться, но все же, до дела никак не доходило. В последний день я вернулся домой, с цветами наперевес, и пригласил ее посовещаться в уединенном месте, где, будто в последнем отчаянном прыжке, предложил удочерить Венеру. Ответ последовал незамедлительно и чуть не поставил меня в слезах на колени.
– Да, давай, согласна на все сто, – уверенно ответила она. – Давай сделаем это.
Черт возьми, дайте продышаться! Фу…! До сих пор задевает. С тех пор я стал отцом самого гениального ребенка, о котором может мечтать любой отец. И пусть он не был от моей плоти и крови, меня это нисколько не смущало. Я накупил массу вещей и игрушек в ее комнату, чего она была лишена в интернате, а жена вызвалась пройтись с ней по магазинам. И вскоре, все платяные шкафы были битком набиты самым необходимым. Очень помогла соседская многодетная семья. Они были счастливы подсказать, где и что дешевле и лучше для ребенка.
Осенью Венера отправилась в школу, откуда с первой же недели, я получил восторженные отзывы преподавателей. Моя гордыня же росла от того не по дням, а по часам. После школы следовали курсы рисования, затем танцы, а между перерывами музыкальная школа. И при всем при этом, ей хватало энергии и сил. Нет-нет, мы с женой не пытались приткнуть ее всюду, куда это только возможно. Венера самолично просила устроить ее на занятия, и было видно, что такой график жизни ее полностью удовлетворяет. Каждую свою свободную секунду на алтарь познания, – таков был ее главный девиз.