исмотра. Она больше радовалась, что ее старший сын Микеле начал помогать отцу в мастерской и учить разницу между рифелями, штихелями и накатками.
А Джулиано Медичи с годами становился все красивее. Гордо посаженная голова, шапочка остриженных вьющихся жестких волос, огромные темные глаза и надменный взгляд государя, властный подбородок человека, которого невозможно покорить своей воле, сильные руки и мощные плечи.
1474-й. Эсмеральда смотрела на портрет Джулиано, написанный Сандро Боттичелли, и с мимолетной улыбкой вспоминала свою старую страсть к сыну Медичи. Так по весне достают давно позабытые, убранные на зиму наряды и вытряхивают их на свежем воздухе, чтобы потом приложить к себе и представить, как они будут к лицу.
Рука об руку с мужем она возвращалась из мастерской Боттичелли, куда супруги были приглашены полюбоваться на портрет — почетный заказ, и Эсмеральда размышляла о мужской красоте Джулиано. И тут слова мужа вывели ее из мечтательной полудремы, она чуть не споткнулась.
— Такой бесподобной красоты пара — эти Симонетта Веспуччи и Джулиано Медичи! — говорил супруг.
Эсмеральда слушала дальше, и сердце ее замирало от обиды. За своими домашними делами она пропустила новость, о которой судачат уже не первый день, — Джулиано избрал божественную Симонетту своей Прекрасной Дамой. Он поклоняется ей так же пылко, как язычники своим мраморным идолам, сильнее, чем поклоняется Боттичелли. «Лицо небесным дышит торжеством, и дуновенье каждое смолкает при звуке неземном ее речей, и птицы словно подпевают ей»[4], — выводит о несравненной Симонетте великий Полициано. А Джулиано не посвящает ей стихов — говорит, что не умеет; и поэтому, а также по другим мелким признакам, подозревают, что он не просто ей поклоняется. «Поэтому Сандро и не прибежал ко мне с этой новостью, — понимает Эсмеральдина, — Бедный юноша страдает».
Ее сердце тоже замирало от страдания, как будто Джулиано Медичи что-то обещал ей, как будто он вообще знал о ее существовании. Абсурд, но эмоции умеют пропитывать тело и становиться реальностью; и так почему-то неприятно узнать о свадьбе человека, в которого был безответно влюблен двадцать лет назад и которого не видел те же двадцать лет. Впрочем, это было совсем не то страдание и не та ревность, какие бывают, когда изменяет по-настоящему близкий человек, — тогда душа и сердце будто раздавлены каменным жерновом: Эсмеральда помнила это ощущение. Сейчас было по-другому — сердце оставалось на месте и было правильной формы, просто билось слишком сильно.
Платье, которое она достала из сундука с зимними вещами, оказалось съеденным молью; брать в руки его было противно.
Эсмеральдина думала об этом неприятном ей союзе несколько дней, но потом решила выбросить все из головы и заняться своими делами да отвлечься на другие новости. Так, трехлетний старший сын правителя города, Лоренцо Великолепного, названный Пьеро в честь покойного деда, похоже, расстраивает отца своим поздним развитием и слабостью. Все жалеют его мать, благородную Клариче Орсини. Пикантные вести пришли из Рима — любовница кардинала Родриго Борджио, красавица Ваноцца деи Каттанеи родила ему очередного сына, названного Чезаре. Но сладострастный молодой отец в сутане на этом не останавливается и очень хочет еще и девочку. Болонский архитектор Фиораванти, чьей работой во Флоренции, помнится, многие не были удовлетворены, сумел избавиться от обвинений в фальшивомонетчестве, но предпочел от греха подальше скрыться из Италии. И теперь, говорят, работает для государя каких-то московитов в стране медведей и вечных снегов. Живущий в Брюгге банкир Портинари, сотрудник Медичи, отдал в Гент местному мастеру ван дер Гусу крупный заказ на написание триптиха с Девой Марией и портретами членов своего семейства. Обещает пожертвовать его нашей церкви святого Эгидия. Флорентийские живописцы очень недовольны, но, с другой стороны, не в Италию же Портинари ездить из Брюгге, чтобы им позировать?
Однажды, заглянув в дом Вивиано и Эсмеральды, Сандро попадает на маленькое домашнее празднество. Их старший сын женится. Как же идут годы! Боттичелли пьет с Вивиано граппу за его будущих внуков и облизывает пальцы после жареной утки, которую так отменно приготовила Эсмеральда.
— Когда будете праздновать свадьбу?
— Сначала нужно будет отпраздновать помолвку, — отвечает Вивиано. — Но поторопимся, а то встреча с будущими внуками получится чересчур неожиданной.
Потом друзья долго молчат и смотрят на огонь в очаге.
— Я поэтому же волнуюсь за Эсмеральду, — затем продолжает ювелир. — Ее годы уже немалые — скоро ей быть бабушкой, а сама ждет ребенка.
Боттичелли вглядывается в женщину, которая сидит с детьми у другого края стола. Действительно, у нее уже наметился живот, а лицо начал озарять тот теплый свет, который он замечал у Эсмеральды уже несколько раз, но никогда не умел придавать своим идеально-ледяным Мадоннам.
Сандро Боттичелли. «Портрет дамы (Смеральда Брандини)». 1470–1480 гг.
Музей Виктории и Альберта (Лондон)
СОХРАНИЛОСЬ НЕСКОЛЬКО ЖЕНСКИХ ПОРТРЕТОВ КИСТИ БОТТИЧЕЛЛИ, И ВСЕ ОНИ, КРОМЕ ЭТОГО, ЯВЛЯЮТСЯ ПРОФИЛЬНЫМ, СОГЛАСНО МОДЕ, КОТОРАЯ К ТОМУ ВРЕМЕНИ ПОСТЕПЕННО НАЧИНАЕТ УСТАРЕВАТЬ. В МУЖСКИХ ПОРТРЕТАХ БОТТИЧЕЛЛИ БЫЛ ГОРАЗДО СВОБОДНЕЙ — ВСТРЕЧАЮТСЯ И ИЗОБРАЖЕНИЯ В ТРИ ЧЕТВЕРТИ, И ПОЧТИ ФАС (ОДНАКО ПОЛНОГО РАЗВОРОТА В ФАС, КАК В ЗНАМЕНИТОМ «АВТОПОРТРЕТЕ» ДЮРЕРА 1500 ГОДА, ОН СЕБЕ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ). КРОМЕ ТОГО, ЭТО САМЫЙ КРУПНОФОРМАТНЫЙ ИЗ ЕГО ЖЕНСКИХ ПОРТРЕТОВ — ОН НЕ ПОГРУДНЫЙ И НЕ ПОЯСНОЙ, А СО СРЕЗОМ ПО БЕДРА, ЧТО, ПОМИМО ПРОЧЕГО, ПОЗВОЛЯЕТ ЕМУ НАГЛЯДНО ВЫПИСАТЬ ЯВНО БЕРЕМЕННЫЙ ЖИВОТ ИЗОБРАЖЕННОЙ. ПОРТРЕТЫ БЕРЕМЕННЫХ ЖЕНЩИН ВПОСЛЕДСТВИИ ПОЛУЧАТ БОЛЬШОЕ РАСПРОСТРАНЕНИЕ — В ЭПОХУ, КОГДА КАЖДЫЕ РОДЫ БЫЛИ РИСКОМ ДЛЯ ЖИЗНИ, ЗАКАЗЫВАТЬ ТАКИЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ МАТЕРИ СЕМЕЙСТВА БЫЛО ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНО.
ТО, ЧТО НА ПОРТРЕТЕ ИЗОБРАЖЕНА СМЕРАЛЬДА (В НАШЕЙ НОВЕЛЛЕ — ЭСМЕРАЛЬДА) БРАНДИНИ, СЧИТАЕТСЯ ПРАКТИЧЕСКИ ДОСТОВЕРНЫМ. ЭТО УСТАНОВЛЕНО НА ОСНОВЕ НАДПИСИ НА НИЖНЕМ КРАЮ ИЗОБРАЖЕННОГО ОКНА. ОНА ГЛАСИТ, ЧТО ИЗОБРАЖЕНА «СМЕРАЛЬДА БАНДИНЕЛЛИ» — ПЕРСОНА, КОТОРАЯ БЫЛА ИДЕНТИФИЦИРОВАНА КАК БАБУШКА СКУЛЬПТОРА БАЧЧО БАНДИНЕЛЛИ. ЭТО ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО НАДПИСЬ ПОЗДНЯЯ — СКУЛЬПТОР ВЗЯЛ ФАМИЛИЮ БАНДИНЕЛЛИ ВМЕСТО БРАНДИНИ ТОЛЬКО В 1530 ГОДУ, ЧТОБЫ НОСИТЬ РЫЦАРСКИЙ ТИТУЛ ОТ КАРЛА V.
Вернувшись в свой пустой дом, Боттичелли сначала думает о новом заказе — небольшой дощечке с фигурами в три четверти локтя каждая для церкви Санта Мария Новелла. Надо, чтобы там было написано Поклонение волхвов и чтобы покойный Козимо Медичи был в образе первого из старцев, целующим ноги Господа нашего и тающим от нежности. А второй волхв чтоб был написан с его сына Пьетро, также усопшего; и чтоб его внуки Лоренцо и Джулиано Медичи также там были изображены.
Но потом Сандро вспоминает о разговоре в доме своих друзей, и беспокойство Вивиано все не выходит у него из головы. Действительно, Эсмеральдина уже сильно немолода, она старше его лет на пять, значит, ей 35; родами может случиться что угодно. Мысль о том, что Эсмеральда может умереть, вдруг пугает Боттичелли. Почему же, что же для него Эсмеральда?
Она никогда не дает ему рассказывать о прекрасной Симонетте, зато поэтому знает все о его остальной жизни, о его успехах и несчастьях — о том, что прочие уже не успевают выслушать из-за Симонетты. Она знает его как никто. Она всегда расспросит, согреет, накормит и напоит, на днях она заштопала его любимую куртку — он месяц ходил в рваной, потому что месяц не заходил к ним. У него много приятелей и друзей, но ни с кем ему не было так спокойно и счастливо, как с ней, так тепло. Сандро ворочается всю ночь и ужасается от мысли потерять ее.
На следующий день он приходит в дом Вивиано и выражает свою любовь и нежность к Эсмеральдине единственным способом, который знает, — предлагает написать ее портрет. Портреты он пишет редко, а женщин — почти никогда, но сделать этот ему очень хочется. Писать людей отдельно на досках, не во фресках или в картинах, — новая мода, пришедшая из Нидерландов всего лет тридцать-сорок назад, и художники в Италии пока робки в позах и жестах своих моделей. Но написать портрет Эсмеральды так, как он раньше писал за золотые флорины благородных дам, Боттичели не хочется. Он может, как обычно, посадить ее строго в профиль, чтобы она величественно смотрелась и всем было видно, как великолепны ее драгоценности и как дорого платье. Но он пробует по-другому. Он делает несколько набросков ее головы сангиной, а потом впервые сажает женщину для позирования так же, как Джулиано Медичи или других мужчин, — в три четверти. Так он привык писать лицо своей любимой в образе Мадонны или Венеры, но одно дело — лицо небожительницы, а другое — жены ювелира. Но как же иначе передать прелесть Эсмеральды, ее живой взгляд и то, как она хороша?
Ее ладони пахнут бадьяном, розмарином и кардамоном. Она носит по дому свое тяжелое тело животом вперед. Как-то она печет по особому рецепту булочки с корицей и, медленно переваливаясь, идет с блюдом в мастерскую, желая побаловать мужа с сыном.
Открыв дверь, она запинается на пороге, едва не рассыпав сдобу, — у стола стоит чернокудрый Джулиано Медичи и перебирает наброски ювелира. Он бесподобен.
Элеанор Фортескью-Брикдейл. «Мастерская Боттичелли: Первый визит Симонетты в сопровождении Джулио и Лоренцо Медичи». 1922 г. Bonhams
На замершую Эсмеральду никто не обращает внимания. Все смотрят на даму рядом с Джулиано. В полусумраке мастерской она будто светится. Она высокая, белокожая, с чуть рыжеватыми волосами и светлыми глазами. Она одета в струящиеся светло-шафрановые одежды. Волосы унизаны жемчугом, а уголки губ приподняты в привычной полуулыбке. Эсмеральда впервые видит ее вблизи, и странное чувство жалости наполняет ее сердце. Благородная дама — хоть младше ее чуть ли не в два раза, но так бледна, что кажется бесплотной. Тонкие запястья потеряны в широких рукавах. Губы искусно подкрашены. Жесты плавны и медленны, пальцы прозрачны.