— Еще бы, я помню, как отлично сочиняла ее тетка Анжела Ногарола! В этом роду женщины всегда блистали. Джиневра от нее не отстает, а по-моему, даже превосходит! — произносит один из них.
Риццони мимоходом упоминает на следующий день об этой похвале при Бьянке.
Через полчаса впервые со дня смерти мужа она снимает траур. Увы, годы берут свое: любимый алый корсаж на ней не сошелся.
Поэтому Бьянка посылает за лучшей веронской портнихой.
У Изотты все так же не выходят рифмованные строчки. Зато ее познания классиков и современников начинают опережать Джиневру. Потихоньку она упражняется в жанре эпистол. Она хочет, чтобы о ней говорили с таким же восторгом, как о Гуарино, она хочет заслужить честь и славу своими знаниями.
Изотта пишет «письма» в ящик своего новенького письменного стола из палисандрового дерева, инкрустированного перламутром со сценами из «Энеиды». Они «адресуются» правителю Вероны, дожу Венеции, папе римскому, Сократу, Аристотелю — мелочиться неинтересно.
Мартино читает их по праву ментора: их тропы, метафоры и эпитеты уместны, выверены и любопытны. Да, Изотта выучилась высокому стилю.
Одно из подобных писем адресовано Эрмолао Барбаро Старшему. В нем, как и положено тексту в жанре гуманистической эпистолы, коротенько (страниц на пять) в превосходных степенях описывается, сколь велика ученость Эрмолао, как уважает его за нее Изотта, употребляется сравнение с Ахиллом и Александром, и завершается это послание еще несколькими превосходными степенями.
— Как красиво, — причмокивает Мартино. — Пожалуй, и я бы не написал лучше! Кстати, ты знаешь, что Барбаро уже несколько дней как гостит у своих друзей в Вероне? Я видел его вчера вечером у сеньора Гуарино.
Вечером следующего дня Мартино письма к Барбаро в столе Изотты не нашел бы. Зато через несколько дней в академии сеньор Эрмолао оказывает ему честь, расспрашивая об Изотте, в доме которой он изволит служить.
— Сколь великолепно образованная дама, — произносит Эрмолао, — в ее латыни ни следа volgare. И сколько достоинства в речи — и при этом сколько уважения! Я потратил целый вечер, чтобы написать достойный этой донны ответ. Удивительно — женщина, и при этом так умна!
В течение следующего года Изотта начинает обмениваться письмами еще с рядом ученых из различных городов Италии. Как и положено, с ее писем и ответов ее адресатов делаются десятки копий, которые распространяются среди читающей публики. Все изумляются: «Женщина — и так умна!». А Изотта еще слишком молода, чтобы почувствовать в их речи тот оттенок изумления, который появляется, когда говорят об ученой обезьяне.
Ее имя начинает становиться известным. Мария делла Скала, женщина с тонкими губами и рыжеватыми кудельками, дожидается Бьянку после мессы на ступенях собора. Она по-змеиному шипит:
— Что же вы, сеньора Бьянка, позволяете своей Изотте так себя по-мужски вести? Непотребство это! Срам! Приличная девица переписывается только с родичами!
Бьянка готова поклясться, что ни у одного мужчины она не видала такого огромного адамового яблока, как у этой дамы. Месяц за месяцем Бьянка слышит, что шепотки по поводу ее дочери не стихают.
Однажды Изотте передают, что великий Гуарино отозвался о ней с похвалой.
— Так ли это? — спрашивает она у Мартино.
Тот отвечает, что его при этом не было, но прочие говорят, что так и было — да, отозвался.
Изотта начинает очередную выверенную эпистолу, адресуя ее Гуарино да Верона. Ей немного страшно — ведь он столь велик и пренебрегает даже просьбами Висконти и Медичи, которые зовут его к своим дворам. Только маркизу Сигизмондо д’Эсте удалось уговорить его приехать в Феррару учить бастарда Леонелло. Ее латинская речь красива и точна. С послания Изотты, как обычно, снимаются копии, которые отдают на сторону.
Оригинал она запечатывает красным сургучом.
Посыльный с мускулистыми икрами, обтянутыми лиловыми кальцони, берет письмо и уходит. Изотта садится перечитывать Вергилия. Она волнуется.
Гуарино не отвечает ни на следующий день, ни через неделю. Когда Бьянка с дочерьми стоит службу в день Воскресения Господня, она видит, как толпа надменных замужних веронок в золотой парче перешептывается и показывает на Изотту пальцем. Мария делла Скала метает ядовитые взгляды, и Бьянке через весь неф слышно, как та шипит, рассказывая перезрелой супруге венецианского посланника о том, как позорно ведет себя Изотта.
Гуарино не отвечает ни через две недели, ни через месяц. Веронские матроны пытаются завести обычай заглядывать к мадонне Бьянке в гости и спрашивать нежным голосом: «Ну как наш великий гуманист? Сеньорина Изотта все еще в ожидании ответного послания?» После третьей такой посетительницы мажордом заявляет всем, что хозяйки нет дома, а дочери не принимают. Бьянка со свинцовым карандашом укорачивает свой обширный список рождественских подарков.
Униженная Изотта сидит в своей комнате и плачет. Ей кажется, что вскоре в письмах ее собеседников начнут проскальзывать ноты: «Раз она женщина, то действительно не может быть уж настолько умна!»
Гуарино не отвечает ни через три месяца, ни через полгода.
Собравшись с духом, 18-летняя Изотта пишет ему второе письмо. Там есть строки, которых она потом станет стыдиться.
«Для чего я родилась в числе женщин, которых мужчины презирают на словах и на деле? В одиночестве терзаюсь я этим вопросом. Ваша несправедливость в отказе отвечать мне причинила мне столь много страданий, что их не может быть больше…»
Посыльный, щеголяя мускулистыми икрами, обтянутыми бирюзовыми кальцони удаляется, унося ее эпистолу.
Гуарино отвечает в тот же день.
«В своих словах, синьорина, Вы проявляете себя столь покинутой духом и столь смиренной — и столь женщиной, что я не в силах больше сказать, что Вы все еще соответствуете моему мнению, ранее высокому, относительно Вас… Сотворите в душе своей мужчину! Если ж нет, то лучше забудьте о studia humanitatis».
Изотта унижена и плачет. Назавтра надо идти на службу в честь Усекновения главы Иоанна Крестителя, но утром ей кажется, что от слез распухли даже ее стопы и не могут влезь в расшитые жемчугом туфли.
В комнату вбегает расстроенный Мартино Риццони. У него в руках список письма от Гуарино к Изотте — зловредный гуманист не ограничился одной копией.
— Это что, прочитал весь город?! — в ужасе восклицает девушка.
Мартино не в силах отвечать.
Бьянка, вся в алом, вместе с дочерьми Джиневрой, Изоттой и Бартоломмеей, сыновьями Лодовико и Антонио, невесткой Чечилией и двумя внуками — Лодовико-младшим и Бартоломмео, в сопровождении слуг, гордо подняв голову, спокойной поступью идет в собор и отстаивает всю службу. (Нет одного Леонардо — он принял постриг и сейчас в Ватикане).
— В этой толпе Ногарол нашу великую схоластку и не разглядеть-то, — жалуются друг другу замужние веронки.
Эпистолы Гуарино они не читали, да и латынь им не разобрать, но матронам уже растолковали, что надменную девицу поставили на место, ткнули лицом в грязь.
Спустя пару недель к Джиневре сватается граф Бруноро Гамбара из Брешии, аристократ и кондотьер. Юная поэтесса беседует с ним несколько раз в присутствии матери. Он образован, хорош собой, не беден. Прошлой весной он читал стихи Джиневры и, попав в Верону, решил удовлетворить свое любопытство, увидев автора. А увидев, решил отдать ей свое сердце.
Венчаются в небольшой церкви Святой Цецилии неподалеку от дворца Ногарола. Через три дня Бьянка с тремя оставшимися неженатыми детьми — Изоттой, Бартоломмеей и Антонио, а также с нянюшкой и любимым далматским догом уезжают из города.
Мартино Риццоне дают расчет.
Действительно, время смурное: говорят, будет чума — трупы на улицах уже находят, да и Милан с Венецией, как гласят сплетни, собираются повоевать за родную Верону. Впрочем, это лишь тот повод, о котором в семье говорят вслух. Изотта знает, что ее щадит вся семья. А Бьянке хочется, чтобы кто-нибудь пощадил, наконец, и ее саму: быть матерью — работа тяжелая.
Цель путешествия — Венеция. Год назад старшая дочь Бьянки, Лаура, внезапно овдовела (как ни тщательно выбирала ей мать мужа, тот все равно надорвался). Вторично она умудрилась выйти замуж за будущего венецианского дожа Николо Троно.
Бьянка снимает дворец, неподалеку от дома Троно и поселяется в нем с детьми. Они остаются там на три года.
Она сидит в своей гостиной с видом на Гран Канале в раздумьях: Бартоломмею выдавать замуж еще рано, Изотту она б и выдала, да все никак не получается.
— Вроде бы все при ней, — размышляет вслух Бьянка, обращаясь к нянюшке. — Внешностью один в один со старшей сестрой Лаурой — лицо прекрасно, отличный цвет волос, мраморная кожа, формы как у олимпийских богинь… я теперь все знаю про олимпийских богинь — дети читали мне уроки, знаешь — интересней, чем про рыцарей. Но если Лаура, открывая рот, произносит что-то милое, женское, а потом взирает взглядом с поволокой — и говорить больше уже ничего не требуется, то Изотта сражает своим умом. А для женщин это вредно — красоту уже никто не видит.
Нянюшка кивает. Новый зять, граф Гамбара, послушав Изотту пятнадцать минут, сбежал в ошеломлении, заработав, пожалуй, некоторое чувство неуверенности в своем интеллекте. Второй новый зять, Николо Троно, человек потактичней — недаром будущий дож, подарил ей «Географию» Страбона, а теще Бьянке — несколько отрезов яркой ткани из Константинополя. Обе были рады своим подаркам.
— Но я же ее в два раза старше! — восклицает, разговаривая сама с собой Бьянка за примеркой платья из новой материи, пока Изотта перелистывает страницы.
Бьянка беспокоится за дочь. А женихи вокруг той все не вьются…
Альвизе Виварини. «Триумфальная арка дожа Николо Троно».
1471–1473 гг. Галерея Академии (Венеция)
АЛЛЕГОРИЧЕСКАЯ КОМПОЗИЦИЯ, СОЗДАННАЯ, СКОРЕЕ ВСЕГО, В ЧЕСТЬ ИЗБРАНИЯ НИКОЛО ТРОНО ДОЖЕМ ВЕНЕЦИИ. ЕГО СОБСТВЕННЫЙ ГЕРБ, ПОДДЕРЖИВАЕМЫЙ ДВУМЯ ПУТТИ (АНГЕЛОЧКАМИ) И НАКРЫТЫЙ ШАПКОЙ ДОЖА, ВЕНЧАЕТ АРКУ. ТРИ ГЕРБА ВНИЗУ ОТНОСЯТСЯ К ТРЕМ МАГИСТРАТАМ. ОТДЕЛЬНЫЙ ИНТЕРЕС, УЧИТЫВАЯ, ЧТО ПЕЙЗАЖНЫЙ ЖАНР В ЭТУ ЭПОХУ ЕЩЕ НЕ ЗАРОДИЛСЯ, ПРЕДСТАВЛЯЕТ ВЫМЫШЛЕННЫЙ ЛАНДШАФТ С РЕКОЙ И ГОРАМИ, РАЗВОРАЧИВАЮЩИЙСЯ НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ.