— Моя госпожа, я никогда не писал портретов, это мой принцип, но ради вас мне безумно хочется сделать исключение.
Она встретила его слова со смехом и спросила:
— Ты что, ставишь себя выше Рафаэля? — а затем объяснила: — Все говорят, что я очень похожа на свою тетку Эмилию, у нас обеих крупные черты лица и никакой девичьей прелести. Езжай в Урбино и посмотри на ее портрет — даже Рафаэль не сумел изобразить такое лицо красивым, вот и ты не сможешь!
Художник молча поклонился и более к этому разговору не возвращался. Фрески во дворце вышли великолепными, графиня щедро наградила живописца, и он уехал.
Но через несколько недель вернулся. И произнес: «Чихал я на вашего Рафаэля! Садитесь позировать!» И Вероника, не споря, села позировать для портрета. Только оговорила, что наряжена она будет не в роскошные шелка и бархат, а в коричневое и черное. Будто монашка — в знак траура по мужу.
— И подпояшусь веревкой. А на чаше начертай «непенф». Это греческая трава забвения, о которой писал Гомер… Но все же это глупое дело, Антонио, тебе не сделать мой портрет красивым!
Но когда он закончил картину — единственный портрет, написанный им в своей жизни, Вероника застыла в изумлении. И наконец почти — но не окончательно — уверовала в то, о чем твердило ей сердце, — красота не в пропорциях черт лица, а в глазах того, кто смотрит.
После, повесив портрет в своих покоях, она иногда подходила к нему и любовалась с мыслью: «Неужели я такая? Нет, не может быть, Антонио просто польстил мне». И снова печалилась.
Жизнь текла безмятежно — насколько возможно в краю, раздираемом постоянными войнами. Город Корреджо пережил еще одну осаду, после чего император выделил графине, как своему вассалу, приятную сумму на обновление его укреплений. Тем более что на его коронации в Болонье ее дипломатический дар помог уладить несколько конфликтов. Он умел быть благодарным, особенно к таким восхитительным дамам.
Вероника продолжала сочинять, продолжала в стихах грустить от одиночества. Но читать другим людям она давала лишь пасторали и пейзажные сценки. И хвалебные оды к могущественным покровителям, разумеется. Ах, прекрасная эпоха Возрождения, когда поэзия ценилась столь высоко! Флорентийский герцог Козимо I Медичи был так восхищен посвященным ему строками, что дал ее сыну в управление город Сиену.
«Искусная поэтесса, но мало в ней глубоких, искренних чувств», — продолжали говорить о Веронике, а она и рада была, что душа ее не обнажена напоказ.
Лежа в постели, она как-то залюбовалась своими ногами, стройными и мускулистыми, несмотря на старческие 37 лет. А потом заплакала, потому что вспомнила, как счастлива была с мужем, как сильно они любили друг друга и как хорошо друг друга понимали. А что теперь? Пустота в душе, никаких чувств, скука.
Но однажды, проходя среди толпы императорских придворных, она услышала: «Вот знаменитая графиня Гамбара!»
Да, та самая знаменитая поэтесса и дипломат, с печальной улыбкой подумала она про себя.
Но вдруг услышала: «Какая она красавица!»
Она не могла не обернуться.
И встретилась с ним глазами.
Никто так никогда и не узнал его имени, потому что в любовных стихах, которыми Вероника вновь, после долгого перерыва, начала наполнять свой стол, никаких имен не стояло.
В тот день она и сама не узнала его имени, потому что через час ей надо было уезжать.
По приезде она услышала от служанок, что в замке появилась гадалка, молодая совсем девушка, которую звали Кармента.
Вероника немедленно позвала ее к себе и задала вопрос, который мучил ее с той секунды, когда она услышала его голос:
— Скажи, моя мечта сбудется?
А гадалка ответила «да».
Много лет спустя, после смерти графини, ее семья занялась подготовкой стихов к печати.
Нельзя доверять подобное родне! Ведь они так хорошо знают, что прилично, а что нет!
В книгу вошли ее стихи про природу. Про почтительную привязанность к мужу. Патриотические строчки. Поэма, посвященная флорентийскому герцогу.
Про горячую любовь — ничего. Ничего про страдания, ничего про зуд, снедающий душу и тело. Это ведь так неприлично для благородной дамы, знаменитой графини Корреджо…
И с той поры все так и говорили, как и в предыдущие годы: стихи Вероники Гамбары тщательно отделаны по форме, изящно придуманы и построены. Но в них нет истинного чувства, нет глубоких эмоций. Это всего лишь милые упражнения беззаботной, спокойной дамы.
Только в 1890 году, триста сорок лет спустя после ее смерти, любовная лирика Вероники Гамбара, пламенеющая и горькая, была напечатана впервые. И оказалось, что она — совсем иной поэт, чем было принято считать.
Но кому посвящены эти стихи — неизвестно. Вероника Гамбара тщательно сохранила свои тайны.
Гаспара Стампа
Баллада
Я убила в себе надежду,
Ту, которой душа пылала,
Но я нарочно так загадала —
Пусть не будет все как прежде.
Я убила в себе надежду,
Зря я раньше ей так доверяла —
От надежды сердцу больно,
Ей смешно: разум я потеряла,
Теперь мучаюсь безвольно
От любви недобровольной.
Меня к смерти она направляла,
Спутав страстью, совсем изнуряла,
Превратила меня в невежду.
Я убила в себе надежду,
Я надеялась, и эти планы
В сеть медовую меня затянули.
Хватит — глупо! Пора оплакать
Грезы любви, что так обманули.
Забери меня, смерть, больную!
В сердце ноет место пустое,
Освободила его не без боя,
Сладостно там жилось ей прежде.
Я убила в себе надежду.
Маяком она мне светила —
И благами казались беды,
А сияние погасила —
От безделок я оробела.
Миг блаженства и вечность муки
Вот что вспоминаю ныне.
Превратилась я в рабыню,
Раз сомкнувши с нею вежды.
Я убила в себе надежду.
Ее, сладкую, так алкаю,
Без нее в тоске поникла!
Почему вместе с ней не пропали
Боль души да из сердца иглы?
Теперь чудится — я погибла
Ни следа ведь ее не осталось.
Силы нет, одна усталость,
Ведь ни капли нет надежды.
Я убила в себе надежду.[8]
№ 11. Пять трупов для Бьянки Каппелло
Алессандро Аллори. «Портрет Бьянки Каппелло». 1578 г. Уффици
ВСЕ ПОРТРЕТЫ БЬЯНКИ КАППЕЛЛО, ЗА НЕБОЛЬШИМ ИСКЛЮЧЕНИЕМ, ДОСТОВЕРНЫ. ВО-ПЕРВЫХ, ПОТОМУ ЧТО ОНА ЗАНИМАЛА ВИДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ИЕРАРХИИ. НО ГОРАЗДО ВАЖНЕЕ — ПОСКОЛЬКУ ОНА ЖИЛА В ЭПОХУ, КОГДА ПОРТРЕТНЫЙ ЖАНР ДОСТИГ МАКСИМАЛЬНОГО РАСЦВЕТА, СТАЛ ОБЫДЕННОСТЬЮ.
ЭТОТ ПОРТРЕТ СОЗДАН АЛЕССАНДРО АЛЛОРИ — УЧЕНИКОМ И «ПЛЕМЯННИКОМ» АНЬОЛО БРОНЗИНО, КОТОРЫЙ НЕ ТОЛЬКО ОБУЧИЛ ЕГО ЖИВОПИСИ, ПОСВЯЩАЛ ЕМУ СОНЕТЫ, НО И ЗАВЕЩАЛ ВСЕ ИМУЩЕСТВО, А ТАКЖЕ ПЕРЕДАЛ ПОСТ ПРИДВОРНОГО ЖИВОПИСЦА ГЕРЦОГОВ МЕДИЧИ. НА КАРТИНЕ БЬЯНКА — ТИПИЧНАЯ ВЕНЕЦИАНСКАЯ ГОРЯЧАЯ КРАСАВИЦА С ВОЛОСАМИ «ТИЦИАНОВСКОГО» ОТТЕНКА, — ИЗОБРАЖЕНА В ХОЛОДНОМ МАНЬЕРИСТИЧЕСКОМ СТИЛЕ, ЦАРИВШЕМ ТОГДА ПРИ ФЛОРЕНТИЙСКОМ ДВОРЕ, ЧТО СОЗДАЕТ ИНТЕРЕСНЫЙ ЭФФЕКТ ДИССОНАНСА.
Флоренция, 1565 год
В году 1547-м от Рождества Христова Sacrum Imperium Romanum простиралась от Балтики и Северного моря на севере до Адриатики и Тирренского на юге, от Роны и Мааса на западе до Одера и Дуная на востоке, державно владея сотнями городов и десятками народов. Иоганна родилась в январе в ее столице — дождливой Праге, Бьянка — в вольной Венеции в августе. Первая была дочерью императора, вторая — купца. С детства Иоганну затягивали в жесткое платье, сплющивающее бюст, и подпирали щеки жестким воротником; Бьянка носила юбки летящего фасона и всегда ходила без нижнего белья — так, чтобы игривый ветерок задувал под подол, освежая тело. В десять лет Бьянка воровала деньги из расшитого шелками кошелька отца и до отвала наедалась сладостями, купленными на рынке; в тех же летах Иоганна лежала на холодном полу часовни, моля Иисуса о папенькином здоровье.
Месячные у обеих начались в одном возрасте. Иоганне сказали, что это то, чем покарал Господь праматерь Еву за первородный грех; Бьянка знала, что теперь из-за этого у нее могут появиться младенцы. Ее уже с полгода часто трогал за грудь один отцовский приятель, а еще младший священник из соседней церкви: она стала уточнять у старшей подружки, опасно ли это? Та была не уверена, но путем хитрых расспросов девочки выяснили у взрослых, что не опасно.
Иоганна говорила по-немецки, а также знала французский, итальянский, испанский, латынь и венгерский; учителя заставили дочь императора прочитать всех положенных классиков. Бьянка едва умела писать, потому что красивой женщине надо всего лишь уметь угождать супругу. Пусть отец Бьянки — богатейший купец из числа венецианских патрициев, но учителя не заставляли Бьянку делать ровным счетом ничего.
Иоганна вышла замуж в восемнадцать лет, Бьянка — в пятнадцать. В 1565 году они оказались в постели одного и того же мужчины.
Все началось с того, что Бьянке Каппелло, помолвленной с другим, понравились красивые глаза и мускулистые ноги юного Пьетро Бонавентури.
В первый раз она увидела его из окна отцовского дворца: Пьетро входил в банк Сальвиати напротив их дома. Он служил там клерком. Она надела платье из голубой парчи, затканное персидскими огурцами, распустила золотые кудри, выбрала удобно расположенный подоконник и стала ждать, когда он пойдет обратно.
Но он не заметил ее. Всю ночь Бьянка вертелась на простынях, мечтая, чтобы этот юноша сжимал ее в объятиях, сплетал с нею ноги и обслуживал ее, как отцовский жеребец в их имении под Вероной обслуживает породистых кобылиц. Ей было плевать, что у нее уже есть жених — сын дожа, ведь он прыщавый и тощий. Наутро она надела платье из атласа цвета рассвета, затканное цветками граната, распустила кудри и, украсившись жемчугами, выбрала еще более стратегически удачно расположенный подоконник.