А когда Бентиволио возвращается со службы, она собирается с силами и, вежливо улыбаясь, принимает адресованные ей упреки за плохо приготовленный обед, дурную погоду, дезертирство его солдат, задержку жалования, солнечные затмения и, конечно, за то, что она до сих пор не родила ему сына.
Иногда за все перечисленное он ее бьет. Барбарелла не рассказывает об этом даже матери, мадонне Паоле.
Вдовая Паола, внебрачная внучка маркиза Лодовико III Гонзага, приходится двоюродной сестрой урбинской герцогине Елизавете Гонзага и мантуанскому маркизу Франческо II — мужу знаменитой Изабеллы д’Эсте, и потому прекрасно проводит время при лучших дворах Италии, считая, что удачно пристроила дочь за доблестного военачальника. Когда Барбарелла читает письма от матери, она плачет, завидуя ее лучезарности. Порой Барбаре кажется, что сама она живет еще в каком-то позапрошлом веке или даже раньше, что она рабыня в гареме какого-то злобного восточного владыки.
Никколо Фьорентино (школа). «Портрет Эрколе Бентивольо». Оригинал — ок. 1491 г.; копия — XIX в. Частное собрание
ПАРНЫЕ ПОРТРЕТЫ СУПРУГОВ БЕНТИВОЛЬО, ОЧЕВИДНО, БЫЛИ СДЕЛАНЫ ПО ПОВОДУ ИХ СВАДЬБЫ. ОНИ СМОТРЯТ ДРУГ НА ДРУГА. ХАРАКТЕРНО, ЧТО, КАК И В ДРУГИХ СУПРУЖЕСКИХ ДИПТИХАХ, МУЖ СМОТРИТ СЛЕВА НАПРАВО (Т. Е. «ВПЕРЕД»), А ЖЕНА В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ (Т. Е. «НАЗАД»). СЧИТАЕТСЯ, ЧТО ЛЮДИ ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ, ЧИТАЮЩИЕ СЛЕВА НАПРАВО, ВОСПРИНИМАЮТ ПЕРВЫЙ, «МУЖСКОЙ» ВАРИАНТ КАК БОЛЕЕ ЭНЕРГИЧНЫЙ, НАПРАВЛЕННЫЙ В БУДУЩЕЕ. ОБРАТНЫЙ РАЗВОРОТ, СМОТРЯЩИЙ В ПРОШЛОЕ, ОТВОДИЛСЯ ДЛЯ ЖЕНЩИН (Т. Е. ПОДЧИНЕННЫХ), А ТАКЖЕ ДЛЯ УМЕРШИХ ПЕРСОНАЖЕЙ И СВЯЩЕННИКОВ. ИСКУССТВОВЕДЫ СЧИТАЮТ, ЧТО ИМЕННО ТАКОВО В БОЛЬШИНСТВЕ СЛУЧАЕВ ОБЪЯСНЕНИЕ, ПОЧЕМУ НА РЕНЕССАНСНЫХ МЕДАЛЯХ И ПОРТРЕТАХ ЛЮДИ СМОТРЯТ В РАЗНЫЕ СТОРОНЫ.
В 1500 году ей исполнилось уже двадцать пять. Муж как раз вернулся из походов на Римини и Форли, где они с Чезаре Борджиа разгромили «Тигрицу Романьи» Катарину Сфорца.
Беда случилась, когда они жили уже в Фермо, — теперь Бентиволио служил папе Борджиа, а не Пизе. Однажды он хватился, что в его кошельке не хватало десятка дукатов. В комнате перед этим был лишь слуга по имени Петруччо — врун и лакомка. Кондотьер позвал его и, когда лакей пришел, ударил по лицу и принялся дубасить:
— Где дукаты? Где мои дукаты?!
Подлый Петруччо терпел удары и скулил, пока побои не начали приносить уже ощутимую боль:
— Это, наверно, тот офицер взял!
— Какой офицер?
— Тот, который ходит к сеньоре Барбаре, когда вас дома нет.
Бентиволио от таких речей стал избивать Петруччо еще сильнее, приговаривая: «А ну давай подробней!»
Наконец, тот вывернулся из-под ударов, пробормотав:
— Все расскажу, сеньор, только остановитесь!
И действительно, когда хозяин прекратил колотить и стал слушать, лишь мрачно двигая желваками, Петруччо ощутил приступ вдохновения, которому особенно способствовало ощущение пары трещин в ребрах и воспоминания о приятно потраченных дукатах.
Итак, Петруччо рассказал своему хозяину (человеку суровому, одному из тех, кто помогал Борджиа огнем и мечом собирать территории Италии под единой властью, кто грабил дворцы и выгонял детей с женщинами из их домов), о том, что у сеньоры Барбареллы есть любовник, один из сослуживцев Бентиволио, который к ней часто ходит.
И в качестве завершающего штриха подлый вор добавил:
— А еще она хочет вашей смерти и травит вас «наследственным порошком».
Бентиволио сразу поверил обвинению насчет мышьяка. Он крикнул оруженосцев, вместе с ними отправился в комнаты Барбары. На лице его было написано то желание убийства, которое обычно так пугало и воодушевляло тех, с кем он сражался бок о бок.
Он врывается в ее гостиную. Барбара резко поднимается с кресла. По глазам мужа она видит, что случилось что-то ужасное и он считает виноватым в этом именно ее. Он начинает кричать. Она защищается.
По счастью, в тот день Барбара пригласила к себе гостей. Среди них была и супруга градоначальника. Присутствие пожилой знатной дамы охлаждает буйную голову.
Жизнь Барбары, как потом вспоминалось ей, была спасена только этим.
Но совсем угомониться Бентиволио не может.
— Эй! — кричит он своим оруженосцам. — Хватайте сеньору, тащите в тюрьму! Она хотела меня отравить.
И благородную даму Барбару Торелли, потомка неаполитанских королей и мантуанских герцогов, со скрученными руками и непокрытой головой проводят по улицам маленького городишки. Начинается расследование по тому обвинению, которое озвучил ее супруг.
Ее мать донна Паола, узнав об аресте дочери, приходит в ужас и, посовещавшись с родичами, отправляет в Фермо верных людей с письмами от герцогини урбинской и взяткой. Следователь, получив и то, и другое, начинает склоняться к более тщательному изучению того, что же случилось на самом деле.
Вороватый Петруччо и сам не рад тому, что его ложь оказалась столь убедительной, поэтому сбегает. Без его показаний обвинять донну Барбареллу некому: из обслуги ничего дурного о ней никто сказать не может, да и сам Бентиволио сообразил, что брал этого Петруччо с собой в походы, поэтому достоверно свидетельствовать о том, что творилось дома в их отсутствие, тот явно неспособен. Раздираемый яростью, которую он не имеет возможности сорвать на жене, надежно запертой в чистой камере вместе с Псалтырем и сборником житий, муж начинает полномасштабную операцию по поискам лакея.
Слугу находят через пару месяцев у родни в овине где-то под Болоньей.
Ординарец притаскивает его за шкирку в Фермо. Бентиволио допрашивает подлеца заново, на сей раз задавая правильные вопросы по примеру тех, которые за эти дни его прислуге уже не раз задали власти. Избитый вусмерть Петруччо признается, что оговорил хозяйку, и через несколько дней умирает от внутренних повреждений.
Обвинить Бентиволио за его убийство, может, и хотят, да не осмеливаются — письмо от всесильного Чезаре Борджиа, в котором тот выражал обеспокоенность о делах своего командира, как-то мешает.
Барбару же отпускают из тюрьмы.
Она возвратилась в свой дом, где ее невозмутимо и без извинений встретил муж, не произнеся за обедом ни слова обо всей этой грустной истории. Вдобавок, той же ночью он попытался улечься спать вместе с нею, чтобы заново закрепить свои права как супруга и господина. Барбара, за прошедшие месяцы с радостью позабывшая об этой неприятной стороне своего долга (разбирательство длилось с полгода), заперлась было от него в гардеробной. И потом, все же побежденная, считала дни до очередной его отлучки на войну и за весь месяц общалась с ним лишь словами «да» и «нет», ни разу не взглянув в глаза.
Все эти дни ее не оставляло настойчивое ощущение, что она ходит по краю пропасти и в любой момент Бентиволио опять сорвется — и убьет на сей раз уже не лакея, а ее. За недостаточно подогретый суп, оторванный манжет или любую другую мелочь. Он поверил, что супруга не сыпала ему мышьяк в вино, но победить ту ядовитую ненависть, которая внезапно открылась в нем к этой нежной и слишком сложной для него женщине, он не мог и не стремился. Провожая ее взглядом, как мастиф крысу, он предвкушал момент, когда жены не будет больше на этом свете. Было страшно и за детей, непростительно виноватых в том, что они — не того пола.
Спустя несколько дней после отъезда мужа она собрала вещи, взяла дочерей и уехала к матери, донне Паоле, в Урбино — под крылышко к герцогине Елизавете Гонзага, своей могущественной родственнице.
Бентиволио, узнав о бегстве жены, впал в неистовство. Лишь только служба позволила, он отлучился с осады очередного лакомого куса Борджиа, примчался в Урбино и стал уговаривать жену вернуться. Гордыня ли говорила в нем или жадность (с потерей супруги и дочерей он утрачивал значительное состояние, записанное на их имя), неизвестно. Сплетники тех времен делились историей о том, будто Бентиволио предлагал свою красавицу-жену для услуг некоему епископу за тысячу дукатов — так что, наверно, все же жадность.
Но переубедить Барбару ему не удалось.
Он плел интриги и умолял, но покровители, которых Барбара нашла в лице родственников своей матери, заступились за нее.
Мантуанский герцог Франческо Гонзага приходился мадонне Паоле двоюродным братом. Он был женат на Изабелле д’Эсте, женщине, которую во всей Италии сумел ослушаться лишь Леонардо да Винчи, не написавший ее портрета, — остальные же покорно выполняли ее повеления. Братом Изабеллы был Альфонсо д’Эсте, феррарский герцог, постоянно занятый баталиями и отдыхавший душою в кузнях при литье пушечных жерл и в мастерской Тициана. Его женой была Лукреция Борджиа, молодая и прекрасная. Третья ее покровительница была Елизавета Гонзага (сестра Франческо Гонзага). Втроем они управляли всей Италией.
Рафаэль. «Портрет Елизаветы Гонзага». 1504–1505 гг. и «Портрет Гвидобальдо да Монтефельтро», 1506 г. Уффици
ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО, ПАРНЫЕ ПОРТРЕТЫ СУПРУЖЕСКОЙ ЧЕТЫ УРБИНСКИХ ГЕРЦОГОВ СЧИТАЮТСЯ РАБОТОЙ РАФАЭЛЯ (ВЫХОДЦА ИЗ УРБИНО), ХОТЯ СЕГОДНЯ ЕГО АВТОРСТВО СТАЛИ СТАВИТЬ ПОД ВОПРОС. ЕЛИЗАВЕТА ГОНЗАГА И ЕЕ МУЖ ИЗОБРАЖЕНЫ В СТРОГО ФРОНТАЛЬНОЙ ПОЗЕ, ПРИСТАЛЬНО СМОТРЯЩИМИ НА ЗРИТЕЛЯ. С ОДНОЙ СТОРОНЫ, ПОДОБНОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ СТРОГО В ФАС ЕЩЕ БЫЛО НЕ ОЧЕНЬ РАСПРОСТРАНЕНО, С ДРУГОЙ — ПОЗА У ОБОИХ ПЕРСОНАЖЕЙ СЛИШКОМ СТАТИЧНА, ТО ЕСТЬ АРХАИЧНА. ОТДЕЛЬНАЯ ЗАГАДКА — ФЕРРОНЬЕРКА НА ЛБУ ГЕРЦОГИНИ В ФОРМЕ СКОРПИОНА, ОНА ПОРОЖДАЕТ МНОЖЕСТВО РАЗЛИЧНЫХ ТОЛКОВАНИЙ.
Они взяли беглянку под свою защиту — а их совокупному могуществу не мог противостоять даже Чезаре Борджиа. В чем-то они завидовали Барбаре: она могла уйти от несчастного брака, а они — никогда. Муж Изабеллы был болен сифилисом и влюблен в Лукрецию Борджиа; муж Лукреции относился к ней соответственно с ее репутацией и ненавидел за измены; муж Елизаветы был импотентом, и кожа его была покрыта струпьями от болезни, называемой пеллагра. Но все три дамы были обязаны быть светилами своих дворов и выполнять свой монарший и супружеский долг с ласковыми улыбками. Что они и делали. В отличие от жены Бентиволио.