В этом месяце в мастерской Бронзино позирует шестилетний Франческо Медичи. Мальчик, конечно, не ведает, что в далекой холодной Праге в императорской семье на свет только что появилась его будущая невеста — принцесса Иоганна Австрийская. В Венеции Андреа Арривабене в своей каморке вычитывает гранки перевода Корана — пусть итальянский станет первым живым языком Европы, на который переведут святую книгу неверных! Мир бурлит. В Париже хоронят блистательного Франциска I, а в Виндзоре — его вечного соперника, одряхлевшего Генриха VIII. В сказочной заснеженной Московии юный отрок Иоанн Васильевич, проходя вдоль вереницы прекрасных, как заря, боярышень, останавливает свой взор на нежной Анастасии Романовне, дочери вдовы Захарьиной.
Неужели снова повторяется тот кошмар, что три года назад в Сиене? Тогда тоже, по доносу каких-то завистливых клуш, Туллию арестовали и притащили в суд. Мол, она живет в квартале, где продажным женщинам жить запрещено! А что ей было делать, если это самый приличный район в городе? Что она носит драгоценности напоказ, на улице, в том числе жемчуг — а по закону шлюхам этого делать нельзя. Да и одевается, так роскошно, что и не каждая дворянка может себе такое позволить — накидку на меху, называемую сберния, например, носит, а проституткам это законодательно запрещено.
Тогда Туллии помогло наличие мужа (он был еще жив). Она притащила его в суд и предъявила документы о браке, мол, не куртизанка она, а приличная дама. Ее освободили — да и то, что один из ее поклонников заседал в городском совете, помогло. А что делать сейчас?
Ах, ну какая же хорошая жизнь устроилась у нее во Флоренции. Они так удачно нашли общий язык с Бенедетто Варки, ее литературный салон стали звать «Академией», на манер афинских сборищ в платоновской роще, и самые умные люди Флоренции стремятся на совместные вечера Туллии и Варки. Вместе они начали сочинять книгу — диалоги о природе любви (конечно, духовной, а не плотской, к черту, к черту), да притом по в модном духе, то есть — с точки зрения неоплатоников. И вот опять, теперь во Флоренции, опять это «правосудие»! У них, оказывается, вышел очередной закон о роскоши и морали — проституткам нельзя носить одежду из шерсти, шелка и других дорогих тканей. Да господи! А во что же тогда одеваться? В холстину?! И вот теперь ее тащат к магистрату, приказывают завернуться в рванину, в мешок для зерна. Да еще, какая мерзость, — постоянно носить желтое головное покрывало, чтобы каждый на улице мог видеть, что у нее за ремесло.
Какой же стыд. Туллия плачет. Ее могут выслать из города за отказ, могут высечь. Ненавистное проклятие ее ремесла! Клеймо! Тот хрупкий мир, который ей удалось построить вокруг себя, то достоинство, которым ей удалось себя окружить, ее слава, почтение, заработанное у поэтов с помощью бесстыдной лести, — все может рухнуть в один момент. Даже когда в Венеции на нее обозлился Аретино — и то было не так опасно; про Аретино все знают, что он врун и сплетник, а как она сможет отрицать порку на глазах у людей? Невыносимо обидно.
Но друзья опять не подводят. Человек, который умеет не хвастаться, но при этом способен на многое другое, приводит к ней юношу — это Педро де Толедо, племянник герцогини Элеоноры.
— А напишите тетушке прошение с просьбой о заступничестве, — советует юноша, тоже смотрящий на нее влюбленными глазами. — Может помочь.
Но у Туллии опускаются руки. Энергия, обычно полыхавшая внутри ее худенького, костлявого тела, вся куда-то исчезла. Так страшно. Любезный дружочек гладит ее по растрепанной голове и принуждает взяться за перо.
«Я едва могу набраться сил, — пишет Туллия герцогине, — чтобы выйти из своей комнаты. Ведь за то, что я появлюсь на улице без желтой вуали, может последовать наказание».
В своем письме Туллия умоляет Элеонору поговорить с герцогом Козимо, чтобы он дал ей разрешение не соблюдать закон о желтом.
Кристоф Кригер. Гравюры из книги Чезаре Вечеллио «Habiti antichi, et moderni di tutto il Mondo». Венеция, Svlstativm Gratilianvm Senapolensis, 1598 г. Рейксмьюзеум
1. Уличная проститутка в Венеции (Публичная блудница).
2. Венецианская куртизанка.
3. Римская куртизанка.
4. Куртизанка во времена Пия V
НА ЭТИХ СТРАНИЦАХ ИЗ ТОЛСТОГО АЛЬБОМА ГРАВЮР, ПОСВЯЩЕННОГО КОСТЮМАМ «СОВРЕМЕННЫМ И ДРЕВНИМ ВСЕГО МИРА», МЫ ВИДИМ РАЗНЫЕ ВАРИАНТЫ ОДЕЯНИЙ ПУБЛИЧНЫХ ЖЕНЩИН ИТАЛИИ 2-Й ПОЛОВИНЫ XVI ВЕКА. ОДЕЖДА МЕНЯЛАСЬ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ТОГО, КАКОВ БЫЛ ЕЕ СТАТУС, В КАКОМ ГОРОДЕ ОНА ПРОЖИВАЛА И ПРИ КАКОМ ПРАВИТЕЛЕ.
АВТОР КНИГИ ЧЕЗАРЕ ВЕЧЕЛЛИО БЫЛ СЫНОМ ЭТТОРЕ ВЕЧЕЛЛИО, КУЗЕНА ТИЦИАНА, И В ЮНОСТИ УЧИЛСЯ В МАСТЕРСКОЙ ПОСЛЕДНЕГО, НО КАК ЖИВОПИСЕЦ НЕ ПРЕУСПЕЛ. ОДНАКО ЕГО КНИГИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ КОСТЮМАМ, ПОЛЬЗОВАЛИСЬ БОЛЬШИМ УСПЕХОМ.
Смиренно и покорно куртизанка обещает носить самые простые одежды, самые скромные, одеваться по римской моде, спартанской и простой, заматываться в черное, как Виттория Колонна. К своему посланию Туллия прилагает списки стихов, которые посвящали ей поэты, от Бернардо Тассо до Бенедетто Варки, и свои собственные сочинения, а также еще незаконченную рукопись неоплатонических «Диалогов», которые она обещает посвятить Элеоноре.
Педро де Толедо берет послание и покидает дом Туллии.
Куртизанка кусает свои тонкие губы и пьет вино. Пьет и пьет, чтобы прошла головная боль, но это не помогает.
Ожидание бесконечно.
Неужто придется все бросить и опять переезжать?
Дон Педро бежит во дворец, желание помочь прекрасной даме наполняет его сердце. Герцогиню он находит в мастерской Бронзино. Наряженная в травянисто-зеленое платье, расшитое золотом и отделанное жемчугом, она сидит в своем привычном кресле. Маленький Фердинанд, ее сынок, которого она зовет на испанский манер Эрнандо, играет у ног матери.
Бронзино. «Портрет Козимо I в доспехах». 1543–1545 гг. Уффици
ТАКЖЕ БРОНЗИНО, РАЗУМЕЕТСЯ, ВЫПОЛНИЛ ОГРОМНОЕ КОЛИЧЕСТВО ПОРТРЕТОВ СВОЕГО ГЕРЦОГА — КОЗИМО I МЕДИЧИ. НА НИХ ОН ПРЕДСТАЕТ КАК ПОЛКОВОДЕЦ (В ДОСПЕХАХ), В ОБЫЧНОЙ ОДЕЖДЕ И ДАЖЕ В ОБРАЗЕ МИФИЧЕСКОГО ОРФЕЯ (ОБНАЖЕННЫМ).
ЭТИХ КАРТИН ТАК МНОГО, ЧТО НЕСКОЛЬКО ЕСТЬ ДАЖЕ В РОССИИ: В ЭРМИТАЖЕ НАХОДИТСЯ КАРТИНА БРОНЗИНО 1537 ГОДА, ИЗОБРАЖАЮЩАЯ МОЛОДОГО КОЗИМО В ЧЕРНОМ КАФТАНЕ НА ФОНЕ АЛЛЕГОРИЧЕСКОГО ПЕЙЗАЖА С ПЫЛАЮЩИМ ОГНЕМ. А В ПУШКИНСКОМ МУЗЕЕ ВЫСТАВЛЕН ЕГО ПОРТРЕТ В ЗРЕЛОСТИ (ПОСЛЕ 1560 ГОДА), В КАМЗОЛЕ, С ПЛАТКОМ В РУКЕ — РАБОТА МАСТЕРСКОЙ БРОНЗИНО (ВОЗМОЖНО — КИСТИ АЛЕССАНДРО АЛЛОРИ).
Художник показывает герцогине эскизы сложной аллегорической картины, над которой хочет начать работать — «Венера, Купидон и Ревность». Его юный и прекрасный ученик Аллори держит другой край эскиза. Приходит племянник с письмом от Туллии и в восхищенных словах описывает эту даму — поэтессу, певицу, лютнистку, философа и да, немножечко куртизанку. Они говорят по-испански, но потом герцогиня, поняв зачарованное состояние юноши, переходит на итальянский и обращается к Бронзино:
— Вы знакомы с нею? Какая она?
Бронзино пожимает плечами. Недавно он несколько раз отказался от приглашения на ужин на виллу Туллии, но никакой неловкости из-за этого не чувствует:
— Я бы не стал писать ее портрет. Очень трудно изобразить женщину с подобным носом так, чтобы это не обидело. Впрочем, она напоминает Клеопатру и в другом — говорят, устоять перед ее умом невозможно.
— А как она обычно одевается? — спрашивает герцогиня, на что Бронзино, обожающий малейшие нюансы женской моды так, как это только умеют делать художники и мужчины определенных вкусов, отвечает:
— Я обратил внимание, что, когда она в прошлом году приехала во Флоренцию, она надевала привезенные с собой платья, сшитые по венецианской и римской моде. Там были интересные оттенки и фактуры. Теперь она стала одеваться по нашему обыкновению.
Неожиданно в разговор вмешивается камеристка герцогини:
— Мы обсуждали это с вашими портнихами и ткачихами недавно, госпожа. Несколько месяцев назад сеньора д’Арагона поняла, что тот стиль, который вы насаждаете в флорентийской женской одежде, эти благородные испанские силуэты, гораздо более достойны и красивы. Портниха, которая обшивает ее, просила у нашей донны Леоноры разрешения зарисовать некоторые из ваших нарядов. Конечно, ваших вершин роскоши и элегантности ей не достигнуть, но ее вкус явно улучшился.
— То есть она заказывает копии моих платьев?
— Как и все дамы города, сеньора. Конечно, более дешевые и простые копии.
— Очевидно, это достойная и умная женщина, — восклицает Элеонора. — И теперь она должна носить желтый головной убор совершенно с любой одеждой? С платьями, которые ввела я?! Какое варварство!
И величественно, хотя и немного тяжеловесно (из-за своего обычного состояния), она встает с кресла и отправляется к мужу.
Мудрый Козимо знает о Туллии д’Арагона все.
Он помнит эту стремительную женщину еще с тех пор, когда она была любовницей его старого врага Филиппо Строцци (умер восемь лет назад, загадочно, от неизвестных причин, в темнице Медичи, так бывает). Строцци был без ума от нее, повел себя как дурак, допустил утечку важной информации. Это было удачно. Теперь же, когда 37-летняя Туллия живет во Флоренции и собирает в своей гостиной самые блестящие умы — и самых больших болтунов города, знать все о ней — одна из обязанностей третьего герцогского секретаря.
Козимо берет одно из стихотворений Туллии, приложенных к письму, и пробегает глазами. «Ого!» — говорит себе герцог, правнук Лоренцо Великолепного — поэта и великого политика.
Герцог приказывает секретарю помочь даме с возникшим недоразумением. И прямо на послании Туллии, адресованном жене, пишет свою резолюцию: Fasseli gratia per poetessa — «Простите ее, она ведь поэтесса».
Сборник стихов Туллии будет напечатан несколько месяцев спустя.
Туллия д’Арагона
Сонет XXXVIII. К Пьетро Манелли, молодому флорентийцу и поэту
Коль природа с вами сделала сходной