Знаточество — понимание произведений искусства, опирающееся не на научно-технический прогресс и экспертизы, а на собственную огромную эрудицию и интуицию. Большинство великих искусствоведов 1-й пол. ХХ века были именно знатоками, однако со временем этот метод как единственный способ исчерпал себя и требует технологического подкрепления.
Инвентарник (жарг.) — инвентарный номер, кодовое циферно-буквенное обозначение, которым музеи метят свои экспонаты. Надписи обычно наносят на оборот экспоната трудносмываемыми красками, также они могут выглядеть как наклеенная бумажная бирка. На предметы декоративно-прикладного искусства, например, фарфор или ювелирные украшения, их наносить затруднительно.
Каталог-резоне, резоне — глобальный каталог, в который включены абсолютно все произведения художника, созданные за его жизнь. Над составлением таких каталогов обычно работают большие научные коллективы, и их создание может занять десятилетие. Многие частные коллекционеры переживают, когда картины из их собрания не включают в каталоги-резоне, сочтя их подделками, и могут даже по этому поводу судиться.
Куратор — в государственных музеях с классическим искусством сотрудник, отвечающий за хранение определенной части коллекции, создание конкретной выставки. В современном искусстве, частном арт-бизнесе — организатор выставок с ярким собственным видением, больше напоминающий режиссера-продюсера, но в другом жанре.
Кракелюр — мелкие трещины, которые со временем появляются на лаковом защитном слое картины и на ее масляной поверхности. Воспринимаются как свидетельство подлинности картины, поэтому их стараются хорошо подделывать.
Лох (жарг.) — человек, не разбирающийся в искусстве и антиквариате, которому можно продать дешевые вещи по большой цене.
Перелицовка (жарг.) — подделка картины путем переделки старинной работы дешевого автора в работу дорогого.
Предаукционная выставка — мероприятие, которое проводят аукционные дома накануне торгов, чтобы показать товар лицом потенциальным покупателям.
Пресс-показ — показ выставки для журналистов, чтобы они написали хорошие статьи, из которых бы о ней узнали другие люди. Алкоголь там не наливают обычно, в отличие от вернисажей, которые являются светскими мероприятиями для «полезных» людей.
Провенанс — букв. «происхождение», биография картины после того, как она покинула мастерскую художника, «история бытования». Самый главный фактор, который влияет на ее цену, после художественных достоинств. «Сомнительный провенанс» означает, что ее местонахождение в течение долгих лет было неизвестным, и документы могут быть подложными (понижает цену). «Чистый провенанс» — все идеально, есть доказательство местопребывания буквально на каждый год, у очень приличных людей (повышает цену).
Реституция — возвращение частным лицам произведений искусства, например, отобранных у их предков во время Второй мировой войны (на Западе — обычно еврейские коллекции); или возвращение одним государством вывезенного у другого государства (РФ не возвращает трофеи ВОВ принципиально, принят такой закон).
Стринг — набор лотов одной тематики на аукционе, например, «стринг раннесоветского фарфора» или «стринг эротических книг».
Топ-лот — самая дорогая и эффектная вещь аукциона, именно ее обычно печатают на обложке аукционного каталога, первой упоминают в пресс-релизах.
Трофейное искусство — вывезенное советскими войсками из Европы по результатам Второй мировой войны. Официально вывезенное представителями государства, «трофейной комиссией», ныне является собственностью РФ (и других экс-республик СССР). Нелегально вывезенное бойцами Советской армии считается криминальным, нередко фигурирует в европейских регистрах «перемещенных ценностей» и может вызвать проблемы у своих продавцов.
Фальшак (жарг.) — подделка, фальшивое произведение искусство.
Фуфло (жарг.) — аналогично.
Химия (жарг.) — химико-технологическая экспертиза картин.
Хранитель, музейный хранитель — сотрудник музея, отвечающий за определенную тематическую часть его коллекции, например, «хранитель икон» или «хранитель итальянской графики XVI–XVIII веков».
Эстимейт — букв. «ожидание», примерный ценовой диапазон стоимости произведения искусства на аукционе. «Нижний эстимейт» — обычно стартовая цена, с которой начинаются торги.
Интермедия № 3
Модные тенденции в мире фальшивок: как подделывали картины известных художников в СССР и России[92]
Известно, что болезнетворные микробы умеют приспосабливаться к лекарствам и мутировать, так что препараты приходится все усложнять и усложнять. Мир криминального искусства также адаптируется и становится артистичнее и виртуознее по мере того, как совершенствуются методы разоблачения подделок. Теневой рынок подстраивается под реальный, продавцы — под уровень грамотности покупателей. А также под их актуальные вкусы.
Предтечи
Вот советское время: гоним иконы да «Фаберже» и иностранным покупателям, и нашим. При раннем Брежневе люди вспоминают, что русский авангард — это круто. Покупатели выгребают подлинники из квартир потомков художников и приобретают их у случайных владельцев. Именно подлинники — время это еще «первобытное», и настоящие картины стоят относительно немного. Тем более что авангардисты в ту пору — это не сказочные полубоги, а недавно скончавшиеся художники, и их истинного значения для культуры основная масса еще не понимает.
В тот период собирательства взаправду случались истории, переработанными версиями которых сегодня аферисты потчуют наивных покупателей: про находки на чердаках и в пыльных чуланах, про окна, забитые фанерой, с живописью на оборотной стороне, про забытых потомков брошенных жен — и прочие классические мифы в том же духе.
Казимир Малевич. «Самовар», 1913. МоМА (Нью-Йорк).
В 2018 выяснилось, что эта картина, а также «Беспредметная композиция» Любови Поповой были похищены из Музея-заповедника «Ростовский Кремль» в 1970-х, заменены копиями и проданы заграницу
К концу советского периода (самое позднее — в 90-е) практически все, что можно было вымести, было выметено, все, что продавалось, было перепродано, и лишь некоторые сознательные внуки художников продолжали стойко хранить портреты бабушки в голом виде, отбиваясь от щелкавших зубами аки волки коллекционеров.
Рынок подделок русского авангарда возник быстро, практически сразу. Спрос был большой и у нас, и на Западе, изобразительный язык подкупал видимой легкостью исполнения. Художники и исполняли, превращаясь в поддельщиков. А почему бы и не пользоваться ситуацией, а? Покупатель тогда был не испорчен культурой коллекционирования, проглатывал выдуманные истории провенанса (происхождения) предлагаемых картин. Тем более что в мрачные годы СССР с интеллигенцией, которая была главным держателем этого имущества, действительно чего только не творилось, загогулины истории принимали порой крайне причудливые формы, и ценности могли перемещаться по самым немыслимым маршрутам. Этот покупатель оценивал подлинность на глазок, а не под микроскопом. Не требовал химико-технологических экспертиз. Верил рекомендациям «знатоков» и ученых. Но, несмотря на эти риски, именно тогда была заложена основа тех частных коллекций авангарда, которые ныне имеют вес.
Прогресс
Мода на подделывание русского авангарда, если говорить о нашей стране, закончилась примерно к середине 2000-х годов. К тому времени коллекционеры, давно увлекавшиеся этим делом, поумнели. Набили множество шишек и стыдливо запрятали на антресолях свернутые в рулоны псевдошедевры. Научились разбираться в людях: разложили всех в тусовке по полочкам в зависимости от репутации, составили в голове черный список музейных экспертов, подмахивавших липовые документы. Интуитивным путем сформулировали концепцию провенанса, хотя само это слово тогда с Запада к нам еще не проникло.
Вошло в норму то, что недавно казалось экзотикой и лишними расходами, — просить «химию» (химико-технологическую экспертизу). К этому времени без анализов стало уже совсем нельзя: поддельных «малевичей» развелось так же много, как липовых «гуччи» на Черкизовском вещевом рынке.
Подделывать авангард в расчете на крупный куш стало бессмысленно, в том числе и после экономического кризиса 2008 года, когда цены на искусство рухнули. Да и с тем, чтобы отчитаться об истории бытования новорожденного «шедевра», в 2000-х возникали серьезные трудности. Это в 80-е байка «папа не показывал, потому что боялся» еще звучала правдиво. А в РФ уже надо было изложить биографию картины при Ельцине и Путине, где висела, кто видел. А как отчитываться, если там вакуум? (Именно эти белые пятна в стаже — то, что сразу настораживает в главном арт-скандале 2018 года, — бельгийской коллекции Игоря Топоровского, ни одну из картин которой никто не видел целый век.) Истории про происхождение из неких спецхранов и тайников КГБ вызывали улыбку: в подобных местах кто надо уже десять раз посмотрел и ничего не нашел.
Отметим, что речь идет о внутреннем рынке, который хоть и хаотичен, но не очень велик, он сумел самоорганизоваться, выработать антитела.
А на Западе до сих пор творится феерия, правда, рассчитанная на покупателя-профана: мелкие галереи, а также аукционы (вплоть до eBay!) наполнены «подлинниками» Гончаровой, Малевича, Розановой, которые можно купить за 5–10 тыс. евро.
Западный обыватель, как мы видим по переводам политических заявлений и голливудским сценариям, готов верить почти любому бреду о Russians. И особенно это помогает, когда речь идет о загадочном мире искусства, полном тайн и неожиданностей. Тут и истории про КГБ годятся.
Вот достаточно свежая новость, позволяющая представить масштабы этого теневого рынка: 15 марта 2018 года в Висбадене закончился громкий судебный процесс, по итогам которого израильские арт-дилеры Ицхак Заруг и Моез бен Хазаз получили маленькие сроки за три картины «Родченко» и «Лисицкого». По сообщению немецкой полиции, их галерея SMZ в Висбадене заработала более 2 млн евро, а при обысках было изъято свыше 1800 спорных работ. Слова «два миллиона евро» звучат для уха ласково, но вот для сравнения реальная цена под