Узжин потребовал от Преображенских разъяснения ситуации и захотел возвращения потраченных денег. Однако Татьяна перестала подходить к телефону. Кроме того, она отправилась в багетную мастерскую, куда Узжин недавно сдал обрамить приобретенный им на крупном зарубежном аукционе набросок Константина Маковского. Преображенская незаконно забрала этот рисунок и позже попыталась продать его знакомому за 30 тыс. долларов.
Тем временем Узжин по собственным каналам вышел на арт-дилера Дмитрия Кутейникова, известного в профессиональной среде как «Дима Бык». Тот подтвердил ему, что привозил иностранные картины с датских аукционов, покупая их там по 5–6 тыс. долларов, а затем уже измененные полотна перепродавал Преображенским по 30–40 тыс. долларов. Преображенские же, в свою очередь, брали со своего клиента в среднем около 150 тысяч за картину. Одновременно с этим между фигурантами дела разворачивался конфликт по поводу недвижимости в центре Москвы — Татьяна обвиняла Узжина и его друзей в обмане насчет покупки помещения под ее галерею и написала на него заявление в милицию.
По утверждению издания «Совершенно секретно», Узжин и признанные потерпевшими по тому же делу его друзья Виктор Кан и Александр Ястребов — все ранее судимые. Они являлись членами красноярской ОПГ, а на покупку картин шли средства из «общака».
Узжин, в свою очередь, тоже написал заявление в милицию на Преображенских, было возбуждено уголовное дело. Несколько месяцев супругов прослушивали, в результате чего было решено арестовать их, а также их частого собеседника Дмитрия Кутейникова. В день, назначенный для произведения ареста, Кутейников уже оказался за границей и был объявлен в розыск. Преображенские были арестованы 16 октября 2005 года в своей квартире на Плющихе с помощью сил спецназа, причем женщина намеревалась отстреливаться из травматического пистолета.
Следствие длилось два года, и работники органов убедились, что в России действует активная криминальная сеть по созданию и продаже «перелицованных» подделок. За время расследования информация об этом новом способе подделок стала известна широкой публике и фактически обрушила антикварный рынок. Все стали опасаться покупать ранее неизвестные картины, а также принялись проверять свои ранние приобретения. Оказалось, что многие эксперты ошибались в своих заключениях, поскольку не имели представления о методе перелицовки. Большое количество картин в частных коллекциях оказалось поддельными. Министерство культуры в итоге запретило государственным музеям выдавать экспертные заключения.
Спустя два года после ареста, в ноябре 2007 года, началось судебное рассмотрение дела Преображенских. Следствие и эксперты смогли довести до суда доказательства поддельности только пяти картин (кисти А. Киселева и В. Орловского), хотя изначально речь шла о 15 работах из коллекции Узжина. В августе 2008 года Преображенские были признаны виновными. Во-первых, их осудили за мошенничество — продажу подделок на сумму более 700 тыс. долларов, во‑вторых, за кражу того самого наброска Константина Маковского, который исчез навсегда. В-третьих, за уклонение от уплаты налогов в размере 4,68 млн рублей при продаже подлинников Шишкина и Айвазовского.
Приговор Татьяне оказался более мягким (9 лет колонии общего режима), ее муж получил восемь с половиной лет колонии строгого режима. На следующий год Татьяна Преображенская вышла по УДО.
И. Х. Рухомовский. «Тиара Сайтаферна». 1895. Лувр
VI. Как это делалось в Париже
Вот вам хорошенькая история, которая в 1903 году основательно перетряхнула музей Лувр, принесла много работы парижским газетчикам и весьма доставила развлечений одесской публике.
Весь этот фортель придумали Шепсель Гохман и брат его Лейба. В Одессе они сперва держали лавку на Херсонской улице — и не подумайте о ней плохо, то была приличная улица, с театром и больницей, до которой не долетало запахов кухонь Молдаванки и ее клезмерской музыки.
Купцы какой-то там гильдии братья Гохманы торговали тогда колониальными товарами — кофеем в зернах, марсельским маслом, кайенским перцем, маслинами, пришедшими из Греции. Но торговля эта не приносила им того удовольствия, которого требовали их предприимчивые души и горячее стремление делать деньги. В 1891 году Шепсель и Лейба прикрыли свою контору, но отправились они недалеко — в соседний Очаков. Что это за гешефты, спросите вы, которые можно делать в Очакове, но нельзя делать в Одессе? Это были такие гешефты, которые придумали братья Гохманы, что прогремели они от Санкт-Петербурга до Парижа!
Ведь Очаков стоит там, где расстилается выжженное солнцем черноморское побережье. Где сухая трава и горячая сыпучая земля, как отступающие волны морские, недавно начали отдавать свои сокровища — античные города и могилы. Потому что рядом, верстах в тридцати, была найдена Ольвия — древнегреческая колония, которую основали ионийцы из города Милета, того самого, откуда были Фалес, Анаксимандр и сама Аспазия. Только воткни лопату тут в землю, говорили местные крестьяне, и сразу находишь старинные черепки и осколки.
Это были 1890-е годы. Музеи всех стран мира пламенно охотились за сокровищами древних цивилизаций. Тогда не знали еще, что описание того, где был найден артефакт и что лежало рядом, — не менее важно, чем сама старинная вещь. Настоящая археология была тогда совсем молодой наукой, а археологи того времени были больше любителями и расхитителями гробниц, чем учеными.
А братья Шепсель и Лейба хорошо думали об том, как получить с этого свой интерес. Покойная их мамаша была культурная женщина, и она приучила сыновей читать умные книги. И, читая эти книги и газеты, они придумали, чем будет хорошо торговать в лавке в Очакове, городе, куда приезжали и куда телеграфировали агенты многих русских и прочих музеев. Амфоры, мраморные плиты с надписями, почерневшие в земле украшения — такой товар расходился хорошо у тех, кто хотел пополнять свои античные и скифские коллекции. А на складе Гохманов выкопанный товар иногда кончался — и что тогда делать бедным братьям, когда все так хочут их товару? Они устроили в своих задних комнатах цех, где артель умелых мастеровых лепила им товар на любой вкус — кому ионический, кому скифо-сарматский.
Главное дело, когда берешь мраморную плиту и высекаешь на ней древнюю надпись, то соблюдай законы эпиграфики (науки о надписях). Раз законы Российской империи не для тебя писаны, то хотя бы эти блюди.
Гохманы работали аккуратно — почти безошибочно подражали шрифтам и начертаниям букв на подлинных находках, читали научные статьи, подгадывали под известные уже события из истории древней Ольвии, кусками копировали древнегреческие фразы из привозных книг. А после к какому-нибудь коллекционеру, скажем, из Николаева или Киева, приходила простая крестьянка Анюта. «Мужик мой копал колодец, — говорила она, — и вдруг, смотрите, какой там кинжал старинный нашелся и вот даже золотая коруна». Местные музеи такая зараза тоже не обошла. Когда в 1896 году скучный и скрупулезный лифляндец Эрнст Романович фон Штерн стал директором Одесского музея и стал разбираться, что там имеется, то за голову только и схватился, столько подделок в его новом хозяйстве успело завестись на полках. Тут и посуда глиняная с чернофигурными росписями, и статуэтки терракотовые, нарочно разбитые, а потом склеенные — для придания им древнего вида. И состаренные плиты мраморные с надписями. И, конечно, золотые украшения, с узорами и надписями. Директор фон Штерн даже завел для всех этих сомнительных вещей отдельный шкап, который все наполнялся и наполнялся по мере изучения фондов.
Но что вы нам морочите голову за Очаков и Одессу, когда в меню было написано «Париж», скажете мне вы — и я соглашусь с вами. Потому что как бы ни была прекрасна Одесса, где пряный аромат акаций и неотразимого света луна над темным морем, но Париж — это таки Париж! Впрочем, для начала нам необходимо будет посетить Вену — тоже необыкновенно шикарный город. Именно там в 1895 году в одной из газет появилась небольшая заметка про то, как крымские крестьяне ненароком разворотили курган, полный золота, и теперь скрывают свои находки от конфискации злым царем. Почву надо готовить, и Гохманы готовили венскую почву. Все европейские музеи тогда желали иметь причерноморское золото, и почему же нет, когда да? В Кракове была пара золотых сандалий из Ольвии, во Франкфурте — ожерелье, в московском Историческом музее — узорные сосуды, все выполнено с необыкновенным изяществом и вкусом, но кто б знал, что не древними мастерами, а наемными ювелирами по заказу братьев?
Вот и Венский музей с надеждой встретил приезжего из Российской империи, который имел с собой увесистый саквояж и выглядел, как первый франт с Дерибасовской. И отправил на переговоры с ним директора Императорского музея по фамилии Бухер и директора Музея прикладного искусства по фамилии Лейшинг.
— Здравствуйте, — сказал вошедший. — Меня зовут Шепсель Гохман, и мне раз на тысячу лет повезло. Совершенно случайно я получил золотые вещи из раскопанного кургана и теперь имею их предложить вашему вниманию.
Завороженно смотрели герр Бухер и герр Лейшинг на сокровища, которые появлялись из сумки приезжего негоцианта. Сначала он выложил золотые пряжки-фибулы, затем серьги, достойные царицы израильской. Раззадорив австрийцев закусками, Гохман подал основное блюдо. Посредь стола, что твой кочан капусты, он водрузил золотой шлем, покрытый рельефами с фигурками людей и животных.
Это был парадный шлем, который потом получит прозвание «Тиара Сайтаферна», по имени царя, выбитого на нем. А еще позже, когда грянет парижский скандал, эту штуку станут называть просто «Одесская тиара», потому что конкретно про Малую Арнаутскую они там в переносном смысле не слыхали, ведь Бендер еще не родился.
Ай, как восхищались австрийские искусствоведы тонкой работой, фризом со сценками из «Илиады», скифскими всадниками, растительными узорами! Различные ученые изучили тиару со всех ракурсов и всех сторон. На одном из поясков вилась по-гречески надпись: «Царя великого и непобедимого Сайтаферна. Совет и народ ольвиополитов». То есть жители полиса Ольвия преподнесли ее в дар правителю одного из скифских племен, с которым имели проблемы — о чем давно было известно из других памятников, найденных в Причерноморье. Найденных до того, как Гохманы открыли свою контору, имейте в виду.