Но таких были единицы. Еще меньше было людей, которые вдруг, курсе на третьем, решали заняться изучением искусства мордобоя. Это было как-то нелогично. Да и не солидно как-то, когда первокурсник в спарринге метелит старшего товарища.
Но, видимо, все это не останавливало нашего друга, Валеру Люлюшина. Зимним рязанским вечером мы с Сашкой Солнышкиным, по кличке Светило, бодрым солдатским шагом спешили на КПП, где ждали наши очередные пассии с машиной. И вдруг наш путь пересекла тень в спортивном костюме, в которой мы узнали Валерку. Он был младше нас на курс и учился на третьем курсе. Тень мелась в сторону булдыря. «Валера! Ты что так поздно в булдырь?» — окликнул его Светило. Приостановившись и проехавшись по наледи асфальта, Валера гордо сообщил, что он и не в булдырь вовсе, а в… спецкласс! Теперь пришла наша очередь держать равновесие.
— Люлю! Да ты что, умом рехнулся? На третьем курсе надо не карате начинать заниматься, а водку пить и по бабам бегать. Вот как мы с Козлевичем.
— Да вы с Козлевичем этого никогда и не прекращали, — парировал Валера.
— Зато я тем, чем ты только собрался заняться, отзанимался в первые два года учебы, — гордо сообщил я…
— Выперли? — догадался Люлю.
— Генерал запретил после драки с ментами, — мрачно ответил я.
— Ну вот, а меня не выпрут!
— Тебя не выпрут! Тебя из спецкласса вперед ногами вынесут, — хмыкнул Сашка. — Пошли лучше по бабам.
— Не вынесут! Меня Гешка Васильев обещал научить.
— Ну, ну! — недоверчиво буркнули мы и побежали дальше. Валера же скрылся в арке учебного корпуса.
Время, потраченное нами, того стоило. Но чем лучше вечером, тем хуже утром. Заявились мы в казарму под утро, не проспавшиеся и не выспавшиеся. В столовой встретились и, обдавая проходящих сокурсников мощным перегаром, договорились сразу после занятий сбегать по пиву.
— Да, а Валера-то не страдает. Вчера, как «честная Маша», после отбоя в постельку. Сегодня, как огурец, — позавидовал Солнышкин.
— Да что-то огурца нашего я не вижу, — усмехнулся я.
— Слушай! А где Люлюшин? — поинтересовался я у проходившего мимо курсанта пятой роты.
— Как это где? — удивился тот. — В санчасти.
Мы удивленно посмотрели друг на друга. Курсант уже собирался бежать — пятая рота закончила завтрак и выходила из столовой.
— Стой, — схватил его за рукав Солнышкин. — Что он там делает?
— Блин, ты че? Сам не понимаешь? Что в санчасти делают? Лежит он там, — и курсант попытался освободить руку. Но Саня, парень, почти двух метров роста, и сделать это нелегко.
— Не трепыхайся, успеешь. Он что, заболел?
— Ага, головой!
— То есть?
— Да вчера в спецклассе под раздачу попал.
Еще до занятий мы успели навестить «болезного». Он лежал на кровати. Вся верхняя часть головы была забинтована, и только один глаз сверкал из белоснежных повязок.
— Ну че, каратист? — усмехнулся Светило. — Допрыгался?
— Да, понимаешь, Гешка решил мне показать, как бьют «хвост крокодила»… — начал оправдываться Л юлю.
— Понимаю, — вступил я. — Вижу, что показал. Ты хоть что-то увидеть успел?
— Смутно, — закрыл глаз Валера.
— То-то! Говорили тебе, чтобы с нами шел. Всему свое время.
— Да-а! — потянул Солнышкин, когда мы вышли из санчасти. — А мы-то с тобой поживее выглядим.
— Вывод — не стоит менять образ жизни, — ответил я.
Следуя этому программному заявлению, мы закончили училище и продолжили службу в войсках. А Валера Люлюшин больше не появлялся в спецклассе никогда. Всему свое время!
ОФИЦЕРСКИЕ
Грузинская прописка
Прописка офицера — это не совсем то, что предполагают сугубо штатские лица. Отметка в паспорте здесь ни при чем, да и нет его у господ офицеров. Под пропиской понимается мероприятие, направленное на знакомство и сближение вновь прибывшего офицера со старожилами. Зная это правило, мы с Федькой Сви-наревым «накрыли поляну» офицерам на стажировке, чтобы «плавно влиться в коллектив», и все прошло как надо. И даже тогда, когда мы в последний день перед отъездом залетели комбригу, комбат нас «отмазал». Поэтому, прибыв в Лагодехи, я сразу после определения, где мне жить, поинтересовался: «Когда закрывают магазин?».
Гришка с Мишкой переглянулись, загадочно улыбнулись и, буркнув что-то вроде: «Да успеешь!», продолжили выяснять училищные новости. Время подходило к 18.00, а конца расспросам не было. Я осторожно намекнул «старшим товарищам», что неплохо было бы организовать сегодня «прописку», для чего оповестить «господ офицеров». Но получил все тот же ответ, правда, с пояснением, что уже и так все знают. Я пожал плечами. Когда на часах было 18.30, я уже выразил крайнюю озабоченность и сказал, что скоро закроется магазин, а у меня еще ничего не куплено. «У нас они закрываются позже», — успокоил меня Ворон.
Минут через пятнадцать-двадцать они с Григорием решили, что уже пора. При этом добросовестно поинтересовались, есть ли у меня деньги. Когда узнали размер суммы, то сказали, что на эти деньги здесь можно пить целый месяц. Я усомнился, но вслух ничего не стал говорить, вспомнив, что в училище ни тот, ни другой ярыми пьяницами никогда не числились. Пришли в общагу, где я бросил вещи. Там уже сидел Васька — сокурсник Ворона и Гришки. Вообще-то настоящее имя Васи было Вова. Это фамилия у него была Васильев. Но настолько к нему прилипла кличка Вася, что даже его родители, само собой, тоже Васильевы, звали иногда Вову Васей. Васька холостяковал и жил в общаге, а кроме того, еще с училища налегал на пиво и другие алкогольные напитки, поэтому в данном вопросе к нему обратились как к специалисту.
— Васька, у вас ведро есть? — спросил Гришка.
— Найдем, — не отвлекаясь от «кубика-Рубика», буркнул Василий.
— А что, полы мыть будем? — недоуменно поинтересовался я, поглядев на грязный, затоптанный пол в большой комнате.
— Может, и будете, — ответил уклончиво Ворон, — только потом.
Тем временем Васька собрал свой кубик и, порывшись на антресоли, достал на удивление чистое эмалированное ведро с крышкой.
— Закусь-то какая-нибудь имеется? — спросил Гришка.
Васька мигнул в очередной раз, тик у него такой был, и сообщил, что от «партизан» осталось около ящика консервированной гречневой каши, а для подтверждения своих слов пнул стоящий в углу картонный ящик. Гришка удовлетворенно кивнул.
— Ну, пошли, что ли, — буркнул Васька мне. — Ведро не забудь.
Я послушно взял емкость и уже на улице, не удержавшись, спросил:
— Васька, блин, ведро-то зачем?
Васька даже остановился и удивленно спросил:
— Так мы за чем идем?
— Я думал за бухлом, — ответил я.
— Ну? — уставился на меня Васильев.
— Хрен ли «ну», сумка нужна! Или вы водку в ведрах носите? — возмутился я.
— Темнота! — вздохнул Васька и начал открывать мне глаза на жизнь: — Ты куда служить приехал? Ты приехал в Грузию! Мало того, в Кахетию, в Алазан-скую долину. Вино такое пил?
— Ну, пил, так ведь оно в бутылках.
— Это там, — Васька махнул рукой в сторону Кавказского хребта, за которым была Россия, — оно в бутылках, а здесь — в бочках, чанах и бутылях, в зависимости от времени года.
Тем временем мы подошли к небольшому домику и вошли без стука во двор. Видно было, что Васька здесь не первый раз. В дверь он постучал, а потом, не дожидаясь ответа, вошел в дом.
В нос ударил запах каких-то специй и кисловатых солений. В прихожую вышел седой старик.
— Здравствуйте, дядя Вася! — приветствовал Вова своего частичного тезку. — Вот, товарища привел. Служить у нас будет. Хотим вина у вас взять.
— А что же не взять? Вино хорошее. Какого хотите, белого или красного? — улыбнулся старик.
— Попробовать надо, — сказал Васька. Чувствовался опыт.
— И то верно, пойдемте, — дед поманил нас за собой.
Мы вышли в отдельную полуподвальную комнату.
Здесь на стеллажах стояло вино. Разное. Красное, белое, разлитое в мутного стекла большущие бутыли, оно пылилось на стеллажах и производило первоначально убогое впечатление. Я даже, был момент, пожалел, что просто не купил водки. Магазин-то нашел бы как-нибудь. Но тут дед достал длинную трубку и опустил ее конец в один из бутылей. Как заправский шофер, отливающий бензин, он отсосал из бутыли, и в стакан через трубку полилось ярко бордовое вино.
Дед наполнил два стакана и протянул их нам:
— Пробуйте!
Если вы думаете, что он наливал для пробы в небольшие стаканчики, то ошибаетесь. Это были высокие трехсотграммовые стаканы.
Васька со знанием дела посмотрел вино на свет. Посмотрел и я. Вино на свету искрилось и отливало чистым рубином. Пригубили. Во рту разлился терпкий вкус очень хорошего вина, с небольшой долей сладости. Я вопросительно посмотрел на Васильева.
— Что смотришь, пей! — сказал Васька и подал пример, осушив стакан. Я решил не отставать от старших товарищей. Выпили, поставили стаканы, а дед Вася уже налил из другой бутыли. Маханули по второму стакану. Это было менее сладкое, немного с вяжущим привкусом. А дед налил по третьему, но уже белого вина. Покосившись на Ваську, я шепнул: «Мы сейчас так напробуемся, что и покупать ничего не надо». Васька в ответ только ухмыльнулся в процессе пития. Прозрачная капля выкатилась из-под его русых усов и скатилась за воротник. Проводив ее взглядом, я повторил подвиг товарища. А в голове уже потихоньку зашумело.
Дед испытывающе взглянул на нас:
— Ну, какое брать будете?
Васька посмотрел на меня и вопросительно кивнул. Я пожал плечами и, подумав, решил: «Второе».
— Молодец! — похвалил дед. — Правильный выбор сделал. Первое — для женщин. Третье — тоже неплохое, но самое лучшее, что я тебе сегодня дал пробовать, — второе. Сколько?
— Как всегда, — отреагировал Васька и, забрав у меня ведро, подал его деду. Пока тот наливал, Васек шепнул: — Давай деньги.
— Сколько, — также шепотом спросил я.
— Как сколько? Пятнадцать! Полтора рубля — литр. А что, дорого?