В принципе, пятьсот верст для тех краев – вовсе не расстояние. Тут, на территории, куда Францию с Андоррой, Австрию с Голландией и Бельгию со Швейцарией целиком разместить можно, обычные законы физики и пространственной перспективы почему-то не работают. Для среднестатистического жителя средней полосы России одна тысяча километров, к примеру, это практически бескрайний простор, преодолеть который можно, только как следует собравшись с духом и заранее озаботившись билетами на самолет. Но вот сесть в свое собственное авто и просто так, без всякого предварительного проектирования будущих событий, взять да и поехать в эту даль дальнюю за какой-нибудь малозначительной надобностью такой среднеполосный житель вряд ли отважится. Тут же, в Сибири, смотаться за шестьсот километров в аэропорт какого-то дальнего родственника близких друзей встретить – никакая не проблема. Сел да поехал. И самым странным образом такой сибирский путешественник эти тысячу с гаком километров преодолевает одним днем, не заморачиваясь поиском придорожных отелей для многочисленных ночевок. Так что проскакать пятьсот верст до места будущего упокоения невинно убиенного медведя – это просто легкая прогулка. Сели да поехали.
Просто сесть, однако же, да и поехать не получилось.
А все дело в том, что на охоту съездить – это вам не до поселка Зима и обратно одним днем смотаться, для такого смешного путешествия даже термоса с чайком горячим не прихватывая. Тут специальная подготовка требуется. Тут, даже если до места охоты километров триста всего-навсего, а то и двести, без внушительного запаса провианта ну никак не обойтись. Да и вообще, кто в здравом уме и светлой памяти на охоту с чайным термосом и парой бутербродов в кармане поедет? Тогда это не охота получится, а смертоубийство какое-то. Что, вот просто так в лес приехали, животинку в свое удовольствие убили и, хлебушка пожевав, уехали? Не-е-е-ет! Не по-человечески это! Не по-душевному… А посидеть? А поговорить? Без этого ну никак невозможно! В этом вся суть и истина настоящей охоты. Это еще великий русский художник Перов правильно понимал. Понимал и потому охотников своих на привале написал, а не то изобразил, как эти замечательные мужчины по зверью из своих ружей залпами азартно пуляют.
Ну а где же еще можно охотникам умелым посидеть и по душам о жизни да обо всем прочем про между собой поговорить, как не в застолье дружеском? Только в нем и можно. Ну а застолье, вы это и без меня прекрасно понимаете, никаким застольем и считаться не могло бы, если бы действительно за столом не происходило. Ну а раз за столом, так и антураж у него соответствующим быть повинен. Не просто чистой скатеркой и полупустой солонкой такой стол накрыт быть должен. Обязаны на нем и закуски всяческие, и основные блюда, сиречь супы с горячим и десерты всевозможные, в достаточном количестве присутствовать. И что крайне желательно – не в один слой. Ну то есть покушать на таком мероприятии должно быть многим больше, чем попить.
И стало быть, по этой причине и для такой надобности, как охотничий ужин в кругу товарищей, все свободное пространство в багажниках бегемотообразных джипов заполнялось будущими охотниками как съестными припасами, так и припасами сугубо алкогольными. Объемы загружаемой снеди были несколько меньшими, нежели провиантский запас, виденный мною на «омике» «Титан», но все ж таки немногим меньшими. Запаса загруженной снеди хватило бы для прокорма армейского батальона на недельном марш-броске.
Все это закупалось и затоваривалось каждым из охотников самостоятельно и отдельно от остальных, без какого-либо списка и плана, с упором лишь на собственные вкусы и потребности. А еще на желание своим товарищам угодить и чем-нибудь вкусненьким накормить и обязательно напоить. Потому, встречаясь в том же «Цезаре», толкая перед собой перегруженную продуктами тележку, каждый из них с любопытством заглядывал в тележку будущего охотника-соартельщика и тщился рассмотреть, что же в самом ближайшем будущем он и кушать, и выпивать станет. Бывало так, что после таких встреч каждый из собирающихся на охоту разворачивался на сто восемьдесят градусов и торопливо шел менять ассортимент собственной продуктовой телеги, потому как выяснялось, что тележки их по составу своему схожи до состояния неразличимости. А зачем нам дубль? Нам дубль не нужен! Повторяться не к чему. Тем более что номенклатура «Цезаря» позволяла производить самые разнообразные комбинации и наборы из пищи и пития. В конечном счете, потратив на это никак не меньше пары дней, безразмерные багажники крузаков забили под завязку, и далее, не имея никаких оснований к промедлению, вся дружная ватага охотников, прихватив с собой Егора, выдвинулась в тайгу. На охоту.
Ехать в этот раз решили немножечко подальше, нежели упомянутые мною ранее пятьсот километров. В места, где природа тиха и невинна, а медведи экологически чисты и не испорчены тлетворным влиянием цивилизации. Располагались такие места никак не ближе, чем восемьсот верст от Иркутска, и потому ехать нужно было отнюдь не двадцать минут. И даже не час, нет. Дольше нужно было ехать. Но, как я уже и говорил, в этих дивных краях соотношение расстояния и времени совершенно иное, нежели в какой-нибудь Калининградской области или в Республике Адыгея, предположим. Это там, в субъектах, безусловно уважаемых, но размерами своими не блещущих, сотня километров – расстояние, не поддающееся осмыслению, и в такое «изнуряющее» путешествие лучше вовсе не пускаться. Здесь же, в Сибири, все совсем не так. Тут, как только вы выезжаете за пределы населенного пункта, время и пространство меняются местами, и бег километров под колесами начинает укладываться в такие сжатые временные рамки, что поверить в это порой бывает сложно. Вот, казалось бы, вы еще пару минут назад были на окраине какой-нибудь Слюдянки, и тут бах – и вы уже двести километров отмахали, даже трех анекдотов попутчикам рассказать не успев. Я же говорю – волшебство.
Ну ровно таким же макаром и с этой поездкой произошло. Егор, узнав, что ехать по местным понятиям всего ничего, оттого что меньше тысячи километров, малость приуныл, потому как из его жизненного опыта следовало, что восемьсот километров – это все равно что всю Австрию насквозь проехать и еще половину Бельгии на пути к Брюсселю проскочить. А такой международный вояж, по его представлению, должен по времени в двое суток укладываться и непременную ночевку посредине пути иметь. Но волшебство сибирских просторов сработало и на этот раз. Выехав к месту охотничьего отдохновения длинной кавалькадой угольно-черных джипов сразу после четырех часов утра, к охотничьей заимке во глубине сибирских руд прибыли часам к пяти вечера, пояснив Егору, что в этот раз не очень-то и спешили.
Про заимку, кстати, пару слов требуется сказать отдельно. Обязательно требуется. Некогда, во времена стародавние, заимка эта была небольшой охотничьей избушкой, поставленной здесь на то, чтоб охотник, по тайге уже который месяц шастающий, мог под крышей и в тепле поспать и над печкой портянки подсушить. В общем, чтоб в его нелегких трудовых буднях небольшой выходной наступил. Избушка была срублена из местной лиственницы, и потому время над ней было не властно. Лиственница, она же такая! Чем дольше в срубе лежит, тем крепче становится. Вода ее не берет, а из-за прочности древесных волокон червяк-древоточец или еще какой жук зловредный ее кушать не желают. Не желают, потому как в желании прочную лиственницу потребить челюсти вывихивают, и если даже получается крохотный кусочек от серого бревна откусить, то переваривать его нужно будет крайне долго и нудно, как ни старайся. Так что, кто и когда тут избушку срубил, даже в те стародавние времена загадкой было. Но это и неважно. Важно то, что, руководствуясь принципами нерушимого охотничьего братства, каждый из них, в гостеприимном тепле переночевавший, обязательно и запас спичек пополнял, и дровишек новых взамен сожженных приносил, и крупы какой, если в избушке уже совсем ничего не оставалось, от себя на полку в туесок берестяной отсыпал. Пользуйся, друг дорогой, товарищ охотник, который опосля сюда отдохнуть забредет! Ну а если в том нужда возникала, так и в самой избушке что-нибудь, да подправит. Ставню разболтавшуюся на место пришпандорит или на крышу, которая подтекать вдруг начнет, нового дерна натаскает. Так что жила себе и жила эта заслуженная избушка, из века в век приют и уют страждущим охотникам, а также и другому люду, кто по тайге погулять задумает, предоставляя.
С течением веков как самих охотников, так и простого невооруженного народу не в пример больше становилось, и избушка, в богатом на зверье районе расположившаяся, все больше и больше гостей к себе привлекать начала. А с наступлением эры победившего гегемона, в советские времена то есть, избушку на баланс местного лесничества поставили и ответственным работникам лесного хозяйства за ней следить поручили. Те и следили. Сугубо по назначению ее использовали – для охотников. Правда, почему-то так повелось, что охотник к той избушке съезжался специфичный: власти предержащие эти места и угодья для своего раздольного отдыха сильно полюбили. Приедут почти всем составом обкома, райкома или еще какого-нибудь «кома», расстреляют годовой запас патронов, накушаются вдоволь дичины, заранее для их надобностей егерями подготовленной, и по служебным кабинетам разъедутся важные трудовые обязанности исполнять.
Ну а как только на смену победившему социализму пришел загнивающий капитализм, место это очень быстро коммерциализировалось и за нескромные деньги тут начали отдыхать новые скоробогатые, половину из которых как раз те самые функционеры всевозможных «комов» и составляли. Ну а где бизнес и деньги, там, дело понятное, в угоду персоны, за все чистоганом платящей, вся округа расти и развиваться начинает. Вот ровно так и с заимкой произошло. Очень быстро скромных размеров избушка из-за многочисленных перестроек превратилась в почти альпийское шале, а вкруг нее выросло несколько домиков конструкцией попроще. Конструкцией – да, но никак не удобствами. Было в каждом из них тепло и уютно, и даже туалет, блещущий чистотой фаянса, внутри каждого отдельного строения имелся, навеки похоронив своим присутствием «объект системы „эМ“/„Жо“», ране