Двое последующих суток, проведенных Егором в жутком абстинентном синдроме, отвлекли его мозг и тело от страшных воспоминаний о встрече с хозяином тайги. По возвращении домой он с головой окунулся в работу, и со временем острота произошедшего затерлась почти до нуля. Тем не менее, как бы ни улеглись его воспоминания, далее, вплоть до самого завершения командировки, на любое приглашение поохотиться Егор реагировал крайне бурно и от такого удовольствия, конечно же, отказывался.
А вы говорите, охота на охоту!
Глава 5
Но еще вот какой логический казус бывает, товарищи дорогие: зачастую сам процесс сбора на охоту или рыбалку, а также события, во время охоты и рыбалки произошедшие, бывают куда как важнее и интереснее результата, полученного от этой охоты или рыбалки. Так бывает, что зверье пришибленное и рыбы пойманные являются лишь небольшим поводом для того, чтобы в застольях похваляться размерами и качеством добытого трофея, и не более того. Нет, ну рассказы о том, как единым выстрелом была изведена половина мирового поголовья серой утки, или о том, как с расстояния в две сотни километров был поражен левый беличий глаз, вызывают, конечно же, священный трепет и уважение всякого, слушающего эти правдивые повествования. Или, например, демонстрация размеров недавно пойманной щуки без вывиха плеч редко обходится, но все одно, при всей правдивости и приятности этих повестей, именно события, происходящие в перерывах между азартной стрельбой в зверя и не менее азартным вываживанием рыбы, в последующем являются поводом для многочасовых рассказов в самых ярких красках и самых мельчайших подробностях.
И вот эти-то самые рассказы, которые к непосредственному процессу вытаскивания зверя из леса или рыбы из воды не сильно много отношения имеют, зачастую бывают куда как интереснее и познавательнее. Ну, например…
Одни мои знакомые, собравшись как-то порыбачить на большом водохранилище под вечернюю зорьку, прибыли туда чуть раньше назначенного часа и решили в машине немного обождать. В машине, потому что на креслах сидеть куда как удобнее, чем, положим, на песке или коряге какой, да и мошкара не кусает. Ну а просто так сидеть и в окошко на приближающийся вечер пялиться скучно и бессмысленно. Это же столько времени псу под хвост! Потому во избежание нерациональной траты такого ценного ресурса, как время, решили они наступление рыболовного часа приблизить, по «пятьдесят на брата» неспешно приняв. Это уже давно замечено: ничто так не ускоряет неумолимого бега времени, как пятьдесят, а может быть, даже и все сто грамм крепкого алкоголя, принятые внутрь организма.
Ну, приняли, стало быть, молчат, по-прежнему в скуке вечерней зорьки ожидают… После второй полусотни грамм разговор, как ему и положено, оживился, а к концу второго литра уже никто не обращал внимания на то, что в багажнике удочки с закидушками дождались-таки своего заветного часа, потому как ожидаемый закат успешно наступил и даже закончился, и уже часа три как вполне себе рыбачить можно было бы.
Практически вся ночь для автомобильных рыболовов прошла незаметно по той причине, что три литра крепкого алкоголя на четверых вполне достаточно не только для неимоверного ускорения течения времени, но и для богатырского, практически здорового сна. Проснувшись с рассветом от проникшей в машину зябкой и противной сырости, жадно напившись водички непосредственно из водоема, в котором так и осталась плавать не выловленная ими рыба, они загрузились в авто и убыли восвояси с первыми лучами восходящего солнца. И что? Вы думаете, кто-то из них переживал, что не удалось тогда толстолобика или сазана трофейного выловить? Кто-то посчитал, что водка – враг спортсмена и рыбалка не просто не удалась, а с треском провалилась? Кто-то потом прятал глаза и предпочитал отмалчиваться на вопросы о такой неудачной вылазке? Да нет же! Нет! Все как раз наоборот. Этот прекрасный выезд на вечернюю зорьку потом с хохотом и теплотой душевной вспоминался при каждом удобном случае и пересказывался сотни раз, обрастая все новыми и новыми подробностями. И никто даже на грамм не расстроился от того, что рыбы-то и не привезли вовсе.
Или вот вам еще один похожий случай.
Один мой очень близкий товарищ, считай родственник, на рыбалку, которой он беззаветно предан, со своими собственными сотоварищами однажды отправился. И уж что там на той рыбалке происходило, мне не известно, но результат ее – вот что в этой истории главное. А результат таков, что вернулся этот мой родственник с той рыбалки, как это ни странно, с рыбой. Да, изрядно уставший и плохо стоящий на ногах, да, сильно пахнущий алкоголем и с трудом ворочающий языком, но таки с рыбой! Со здоровенной такой семгой! Выпотрошенной и обезглавленной. А еще до каменного звона замороженной. Жена родственника, женщина добрая, но в ихтиофауне совсем не разбирающаяся, атлантическую рыбину, которая в дубненском водохранилище водиться ну никак не может, к себе в хозяйство с радостью приняла и супруга своего возлюбленного «добытчиком» поименовала.
На самом же деле, как это потом в виде байки по всем знакомым растеклось, Серёжа, так моего родственника зовут, два дня на рыбалке за прекрасными застольями провел и в ловле рыбы себя особенно не утруждал. Ну бывает так! Рыбалка как явление вроде бы и есть, а вот настроения удочками размахивать никакого. При таких оказиях и несуразицах ничего иного, кроме как у воды посидеть и в хороших застольях приятно время провести, несчастному рыбаку и не остается. Слава Богу, так не всегда случается, и чаще все ж таки ловят и пьют, чем пьют и не ловят.
Ну и вот, возвращается, стало быть, Сергей с такой нескладной рыбалки, и по пути к дому в глубине уставшего мозга у него логическая цепь потихоньку складывается: «Вот я теперича, предположим, с рыбалки же еду, а значит, и рыба при мне быть должна. Обязательно должна! А то как же? Всегда была, а сегодня что, нету? Непорядок! Исправляться срочно требуется». По карманам на всякий случай похлопал и сам себя на отсутствие водной живности перепроверил. Не-а, не было рыбы, хоть ты плачь. И с этим нужно было срочно что-то делать.
И может быть, в какие-нибудь иные времена пришлось бы домой с пустыми руками идти и сбивчиво объясняться, рассказывая, что вся рыба на дно спать залегла или что ее всю до единой селедочки другие дядьки выловили, но не в наше время. На то у нас и век победившего капитализма, друзья мои, чтоб за свои потом и кровью заработанные денежки в любое время и практически в любом месте все, чего только душенька твоя не пожелает, получить можно было. Хоть тебе автомобиль класса люкс, из Германии привезенный, а хоть и рыбу, в любом ее состоянии и в каком угодно мировом водоеме выловленную.
Приблудившись по дороге к дому в большой магазин, у которого в названии зачем-то подземный транспорт присутствует, родственник мой долго выдумывать не стал и в рыбных залежах выбрал самую большую. Почему он к аквариуму с живыми не пошел, а из морозильного ларя решил рыбки наловить, мне не известно, но факт остается фактом – прихватил Серёжа метровое бревно красной рыбины под мышку и прибыл домой гордым кормильцем семьи, приволокшим именно то, за чем он третьего дня из дома еще трезвым уехал. И долго потом эту рыбу ели и про мороженую семгу, в Подмосковье на спиннинг взятую, шутили и до слез смеялись. Вот именно о таких случаях я как раз и говорю, товарищи дорогие. Вот вроде бы рыба не та, да и нет ее зачастую, а все равно рассказы про рыбалку будут. И так часто о таких событиях потом вспоминать и о них друг другу рассказывать станут, как ни про одного сома трехметрового не вспоминают. Я же говорю, сплошной парадокс и антиномия.
Именно такие события, про которые потом дольше и подробнее, чем про саму рыбалку или охоту, вспоминают, с одним спаянным коллективом ценителей дикой природы однажды и произошли. Про них-то сейчас и расскажу.
Жили эти ребята, да и теперь живут, в северном Подмосковье. В той его части, где мать-Природа еще не совсем погибла, раздавленная катком урбанизма, каковым с лихим гиканьем правит жгучее желание неугомонных девелоперов застроить каждый пустырь панельными многоэтажками. Доказывала природа свою жизнеспособность частым подсовыванием лосей под колеса местных и не очень жителей, а также наличием достаточного количества иной живности, за которой все еще можно с ружьишком по лесам и болотам походить. Жители столичного города, правда, и эти благословенные места своими дачными поселками заляпали, а отходами своего отдыха обочины и остановки завалили, но значительная часть фауны тут еще уцелела. Количество же водоемов, рыба в которых из-за стесненности на берег, конечно, не лезла, но еще водилась, зашкаливало все разумные пределы.
Потому традиция с ружьишком по лесу побродить да с удочкой на берегу посидеть и какую-нибудь ихтиофауну на потребу собственному удовольствию из воды вытащить жила и живет в этих ребятушках с самого, почитай, раннего детства. А все оттого, что на лоне почти дикой природы выросли. Дети лесов и просторов, понимаешь. Правда, ребятами их теперь называть сложно, потому как давно уже перешагнули они границы не только отроческого, но и юношеского возраста, и будучи теперь совершенно взрослыми дядьками, и уважение в народе имеют, и на излишнюю молодость пожаловаться совсем не могут. И все ж таки, как в свое время справедливо выразился Остап Ибрагимович Бендер о гендерной принадлежности Кисы Воробьянинова, схожего по возрасту с этими ребятишками: «Типичный мальчик. Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень!» Так что, как сами видите, дяденьки девочками не были, и потому лично мне ничего не мешает их и дальше ребятами и парнями называть.
Но продолжим…
Городишко, в котором они выросли и по сей день проживают, от деревни отличается только тем, что там на сто человек больше живет и одна маленькая улица исключительно из кирпичных девятиэтажек состоит. Был там еще, правда, в советские времена завод, каких на весь Союз всего два существовало, но теперь там вместо завода бетонный Шанхай, разодранный на всевозможные склады и полуподпольные производства разнообразного ширпотреба. И не было бы счастья, да несчастье помогло. Завод этот, когда при советской власти на полную мощность работал, не только всех местных жителей работой и достойным благосостоянием обеспечивал, но и всю окружающую природу своим шибко химическим производством травил до состояния лунной поверхности, помноженной на пустынные барханы.