допив последние капли топлива из топливопроводной системы, двигатель умолк, и в наступившей тишине стало отчетливо слышно, как под непомерной тяжестью повисшего УАЗика потрескивает дубовый сук.
В общем, ситуация приблизилась к катастрофической. Это и все остальные участники рыбалки, не обделенные инженерным гением, поняли сразу после Серёгиного: «Не разматывает!» Теперь УАЗик, зависший между небом и землей, больше напоминал зеленого слона, безвинно убиенного через повешение за шею. Какая-то полная безнадега сквозила от автомобильной туши, уже почти замершей в своем вращении и умолкшей мотором, как теперь всем казалось, во веки вечные.
Если кто из вас, товарищи дорогие, по причине того, что к технике отношения не имеет, не совсем понял, в чем суть, так я вам непременно растолкую. Тут вот в чем закавыка и метафизика, безграмотные вы мои: из-за неумения лебедки трос из себя плавно разматывать УАЗик теперь на землю опустить можно было, исключительно этот трос просто-напросто освободив, тот самый рычажок-фиксатор против часовой стрелки повернув. И тогда трос, от непомерного натяжения освобожденный, непременно размотается со скоростью света, а ни в чем не повинный автомобиль всем своим немаленьким весом о землю треснется. Очень эпично треснется!
И надеяться на то, что после такой встречи с грунтом УАЗик весело от него отскочит и, как теннисный мячик, без малейшего вреда и урона своей целостности в сторону поскачет, не приходится совсем. Скорее всего, и в этом совершенно не стоит сомневаться, УАЗик, приземлившись всеми своими тоннами на корму, к такому повороту событий не готовую, примнет эту самую корму настолько, что сам всенепременно потеряет в размерах и сократится в длину никак не меньше, чем на треть. Гарантировать, что в таком усеченном состоянии он еще сможет самостоятельно передвигаться, не мог решительно никто. Скорее всего, не сможет.
Перспектива иметь приплюснутый автомобиль, способный передвигаться исключительно в виде металлолома, загруженного в кузов какого-нибудь КАМАЗа, Сергея не радовала вовсе, и радость от недавней победы в эпическом споре полностью сошла на нет. Забылась радость совершенно и бесповоротно.
Все рыболовное сообщество, вернувшееся с половины пути к застолью, сгрудилось возле повешенного УАЗика и, почесывая затылки, изобретало методы вызволения вездехода из такого затруднительного положения. Одним из первых и, надо сказать, наиболее верных предложений было сбегать в соседний колхоз и кран подъемный в мехколонне на некоторое время ангажировать. Краном тем можно было нежно и аккуратно УАЗик приподнять и по той причине, что у нормального крана лебедки в обе стороны с тяговитым усилием крутятся, плавно и без членовредительства его на землю-матушку опустить. Но кто-то из присутствующих напомнил, что «после кустов кран не дадут», и все, припомнив недавнюю трагедию с кустами, от механизированной помощи отказались.
И вот где тут собака порылась, друзья мои…
Дело в том, что рыболовная артель на этом месте, ну или в окрестностях этого самого места, в этот день рыбалила не впервые. Уж шибко места вкруг этой реки были красивы и первозданны, а благодаря тому, что из цивилизованной живности в виде человечества на всю округу только бывший колхоз «40 лет Октября» имелся, к своей красоте река еще и хорошим количеством рыбы дарила. Добираться до этих мест было сложно, потому как асфальт на дороге, ведущей к райцентру, погиб еще в советские времена, а новоявленные власти наступившей демократии денег на новую дорогу то ли не нашли, то ли на что-то более нужное потратили. Сами же жители бывшего колхоза, у которых денег действительно не было, постоянно в районный центр мотаться ни стимула, ни нужды не имели, и потому грунтовые колеи, по которым, случись что, на тракторе вполне себе проехать можно было, их совершенно устраивали.
Месторождение этой первобытной природы отыскал кто-то из рыболовных сотоварищей, внимательно изучая карту местности, выпущенную еще в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Колхоз там значился большим скоплением квадратиков, изображающих многочисленные постройки, раскинувшиеся в излучине широкой реки, петляющей среди колхозных полей и почти первобытных лесов.
– Нужно ехать! – решило рыболовное братство и, упаковавшись всем необходимым, в назначенный день выехало в сторону забытого Богом края коллективного сельскохозяйствования и неисчислимых косяков судака и леща.
Пробраться к реке удалось исключительно тому благодаря, что транспортные средства рыболовов мало того, что по конструкции своей внедорожниками считались, но еще и каждый из этих славных автомобилей был к полному отсутствию дорог специально подготовлен. Навроде Серёгиного УАЗика. В общем, проскреблись, пробрались, слава Богу! И оно того стоило, вы уж поверьте! Вырвавшись наконец из сумрачной прохлады леса, где они по разбитой дороге со скоростью пешеходов не меньше трех часов тащились, и добравшись до вожделенной реки, рыболовы поняли, что все было не зря. Река разливалась голубой лентой шириной в добрые полста метров, где-то вдали пасторально маячили постройки бывшего колхоза, а воздух пах первозданной чистой без малейшего признака удушливой гари цивилизации. Напротив, в небе ярко светило незамутненное городским смогом солнышко, в прилегающих кустах о чем-то щебетали неизвестные пичуги и в воде время от времени всплескивала рыба, за которой они сюда, собственно, и приехали. Ну рай же, как ни крути!
Ситуацию немного подпортил тот факт, что выехали они на правый берег этой прекрасной реки. А почему это нехорошо, спросите вы меня. А я вам и отвечу: каждому школьнику, товарищи дорогие, известен тот факт, что благодаря силе, открытой незабвенным профессором Кориолисом, у каждой без исключения российской речки правый берег завсегда круче и выше левого будет. Ну а левый из-за того, что вся крутизна на правом скопилась, своими пологими пляжами и для купаний всяческих, и для рыбалок всевозможных обязательно приятнее и пригоднее правого будет. Так уж угловая скорость вращения нашего голубого шарика и инерция водных масс распоряжаются. Прижимает инерция воду к восточной стороне речки и непрерывно от берега грунт отмывает, крутизну его год за годом увеличивая. Так и получается, что у речек наших, которые по воле сложившихся традиций текут строго на север, восточный берег, то есть правый, над западным, сиречь левым, всегда возвышается и своей крутизной всякого прохожего неприятно удивляет.
И так уж получилось, что дорога лесная рыболовов наших на правый, крутой берег привела, и теперь, на вожделенную воду с высоты пяти метров посматривая, думали они и решали, что со всем этим делать. Просто на бережке сидеть, ноги с кручи свесив, и на то надеяться, что хотя бы карась завалящий на мелководье клюнет, было не по-спортивному и вовсе не по их характеру. На противоположный берег переправиться можно было бы, конечно, но напрягаться и весь свой скарб в надувных лодках перетаскивать желания не возникло. Оттого решили ввериться судьбе и поискать подходящий для рыбалки бережок на правой стороне, куда безжалостное провидение их своим капризом забросило. Решили просто немного проехаться, и, может, Господь сподобит отыскать местечко не такое крутое и более для рыбной ловли пригодное.
Проехав вдоль реки каких-то пару километров, такой подходящий берег нашли-таки. Небольшой овраг, ну очень мелкий овраг, но все-таки овраг, расположившись строго перпендикулярно к речному руслу, каждую весну выносил в этом месте к реке мелкий ручеек талых вод. Год за годом вот уже полсотни лет выносил. И растекаясь на выходе из овражка, эта талая водица не просто уклон крутого берега подмыла, но и, добавив к размытому берегу песка и глины, с собой принесенных, прекрасную пологую пойму сформировала. Можно сказать, пляж! Пологий такой пляж метров десять шириной, плавно спускающийся к самой кромке воды. Ну чем не райский берег для притязательного рыболова? Он самый как раз и есть. Да и до деревни, лишь недавно переставшей быть колхозом, отсюда было рукой подать, и стало быть, случись какая нужда, так и до магазина бежать далеко не пришлось бы.
Единственная дискомфортная деталька, каковая портила всю пасторальную радость от благоприобретенного бережка, – кусты. Да-да, кусты. Молодые и не очень поросли ивняка и вербы достаточно плотно заселили этот замечательный береговой пятачок. Было им тут хорошо и вольготно. Солнышка хватало с избытком, от ветра своей крутизной прикрывали окружающие берега, а ручей, возрождавшийся каждую весну, приносил с собой массу питательных веществ, вымытых им из грунта на долгом пути к этому пятачку. Почему все эти заросли не вымахали в здоровенные деревья, было непонятно, но факт остается фактом – весь прекрасный пляж был плотно занят двухметровыми прутьями и ветками. По большому счету, если как следует вдуматься, такая разросшаяся благодать рыбалке помешать ну никак не могла. Продраться сквозь густые, но все-таки вполне проходимые заросли было более чем возможно, а полоска берега шириной в метр-полтора была совершенно пустынной, потому как из-за своей повышенной влажности ивам и вербам расти на себе не позволяла. Так что положа руку на сердце следовало безоговорочно признать, что всеобщее недовольство кустами было не более чем капризом избалованных рыболовов.
Но капризы или не капризы, а от кустов решено было избавиться.
Сначала попробовали их из земли повыдергивать. Силушки богатырской им всем было не занимать, а решимости очистить вожделенный пляж у каждого имелось более чем в избытке. Однако, после того как на один-единственный кустик ушло сорок минут времени и семь тысяч килокалорий совместных энергозатрат, рыбаки быстренько подсчитали, что весь пляж они не смогут расчистить даже к следующему лету, потому как все без исключения помрут от голода и усталости уже к осени текущего года. Потом решили рубить. Процесс виделся куда как проще предыдущего, но также не вызвал энтузиазма. Рубить нужно было много, и тратить на это половину дня, которую на благородное искусство рыбалки можно употребить, было и нерачительно, и попросту жалко.