Была у Деда собственная автомобильная мастерская, где он, проявляя чудеса изобретательности и демонстрируя ослепительный блеск своих золотых рук, как раз те самые «мерседесы» и «феррари» каждому страждущему починял. Мастерская была спроворена из двух, примыкающих друг к другу гаражей, и, несмотря на вечный творческий беспорядок в виде разложенных тут и там инструментов, а также парочки полуразобранных авто, приволоченных сюда для ремонта, было в ней удивительно уютно и тепло. Особенно зимой было приятно в этой мастерской. Дед, наплевав на все правила пожарной безопасности, растапливал приличных размеров буржуйку, стоявшую в дальнем углу мастерской, и от раскаленных боков печки шли волны мягкого тепла, а от треска березовых дров, жарко полыхавших внутри нее, становилось тепло и уютно не только телу, но и душе, и сердцу. По этой причине захаживать к Деду в мастерскую, особенно зимой, любили все рыболовы без исключения. Особенно по субботним дням. Когда завтра на работу не нужно и можно «пропустить по пятьдесят» в тепле и уюте Дедовой хоромины. У него для этих целей даже стол специальный был предусмотрен, вокруг которого стояли несколько разномастных стульев и пара замасленных и до блеска отполированных попами сидельцев лавочек.
Ну вот скажите честно, что вообще может быть лучше этого? Сидеть с друзьями, которых знаешь со времен молочных зубов, и неспешно закусывать богатой снедью, которую в обязательном порядке приносил каждый, млеть от тепла потрескивающей буржуйки и жара проваливающегося в живот «полтинничка», слушать неспешные разговоры обо всем и ни о чем сразу и понимать, что завтра еще только воскресенье и можно будет отоспаться. И вокруг удивительно так гармонично был разложен и разбросан хорошо знакомый каждому инструмент, так замечательно пахло смесью запахов масла, бензина и сварочной гари, что места роднее и уютнее для каждого из них в тот момент просто не существовало. И посреди всего этого – Дед. Царь, бог и император этого маленького царства мужского уединения. Всегда спокоен и уравновешен, не добр, но вовсе и не сердит, рассказывает что-нибудь интересное и, пользуясь положением старшего по возрасту, этих «малолетних недорослей» жизненным мудростям наущает. Нет! Решительно нет! Ничего лучше быть не может.
Ну вот теперь, под дубом, этот самый Дед, постояв в сторонке и молча оценив ситуацию, напомнил всем остальным, что у УАЗика есть и вторая лебедка и что ежели от второй лебедки трос как следует отмотать и к соседнему дереву притянуть, то УАЗик можно в растяжку выставить, тем самым его вертикальное положение во вполне себе приличное горизонтальное превратив. И тогда-то, как только такого положения многострадальный автомобиль достигнет, сразу обе лебедки от натяжения одним движением избавить нужно. И вот тогда-то УАЗик не на заднюю дверь и запаску, к ней прикрученную, с грохотом и потерей достоинства рухнет, а на все четыре колеса, амортизаторами подпружиненные, с небес снизойдет. А амортизаторы и пружины на то и рассчитаны, чтоб под тяжестью жизни прогибаться и от такой мелочи смерти своей не принимать. Не то что дверь задняя, которая, случись несчастье какое, обязательно погнется и придет в полную непригодность. Ну гениально же, а?! Как есть гениально! Сам Пифагор со своими треугольниками и углами, такой изобретательности и глубокому знанию геометрии от всей своей греческой души порукоплескал бы. Так и стоял бы в кожаных тапочках, в тунике, больше на банную простыню похожей, с венком из их греческой лаврушки, на седую голову водруженным, и радостно овацию выдавал бы.
– Μπράβο! Μπράβο στον λαμπρό παππού![6] – орал бы он во все горло и, может быть, даже трос до соседнего дерева тащить помог.
Ну а так как старика Пифагора рядом не оказалось и хвалебные панегирики «гениальному дедушке» на греческом языке орать было некому, феноменальности предложенного решения скромно порадовались лишь рыболовы, высказавшись в том смысле, что «дед-то наш – голова!».
Трос с задней, а теперь, если по ее положению судить, нижней лебедки размотали достаточно быстро, и длины его хватило на то, чтоб до соседней березы дотянуться, каковая никак не меньше чем в пятнадцати метрах от раскидистого дуба находилась. Ну а далее, обмотав вокруг березы трос для надежности двойной петлей, ни минуты не мешкая, приступили к исполнению операции «сумма квадратов катетов». Заводить УАЗик не стали, потому как сделать это без бензина, теперь в нижней половине бака плескавшегося, все равно возможным не представлялось. На мощь и надежность аккумулятора понадеялись, потому как вариантов других все равно не было.
Задняя лебедка, ничуть не уступающая в мощи передней, мерно загудела и начала наматывать на себя березовый трос. Выбрав слабину, лебедка малость напряглась, но мотать при этом не перестала. УАЗик, подтверждая теоретические выкладки Деда, медленно, но уверенно начал менять свое строго вертикальное положение на малость горизонтальное, потянувшись кормой в сторону березы. Победа холодного разума и точной науки над суровыми силами природы хоть и медленно, но уверенно надвигалась.
И тут совершенно неожиданно выяснилось, что, помимо законов математики и геометрии, в природе существуют еще и непреклонные законы физики. УАЗик, бампера которого были поближе к земле, нежели к крыше, прикручены, центр тяжести имел гораздо выше тех самых бамперов и лебедок. Весть цельнометаллический кузов и здоровенный мотор конструктивно над теми самыми бамперами располагались, и потому, как только УАЗик свое положение во Вселенной из висячего в стоячее изменить попытался, при этом колесами в землю не упираясь, вся эта верхняя тяжесть по законам физики вниз устремилась. В сторону центра Земли, куда ее неумолимая сила гравитации влекла. Ну то есть начал УАЗик медленно заваливаться набок, приняв теперь уже два троса, растягивающих его в разные стороны, за благодатную ось вращения.
И не среагируй все без исключения молниеносно, не кинься они всем своим коллективом на ту сторону, в которую УАЗик вальяжно заваливаться начал, и не упрись двумя десятками сильных, натруженных рук в зеленый бок внедорожника, так он непременно бы завалился и кверху колесами повис. И тогда совсем было бы сложно. Совсем непонятно, как автомобиль из такого положения выручать.
Но нет, не дали, успели! Уперлись в борт и орут друг другу о том, что неплохо было бы уже заднюю лебедку и выключить, потому как им всем под таким весом и не сдюжить вполне возможно. Не сдюжить, бросить роль архитектурных атлантов, отскочив в сторону, и позволить УАЗику вертеться, как ему самому захочется. Впрочем, ровно через минуту орать о необходимости остановки тяглового механизма нужда отпала сама собой, потому как аккумулятор, из которого лебедка пожирала последние запасы электричества, как похмельный верблюд воду из лохани, очень быстро сдох, и лебедка, прогудев в последний раз, замерла на веки.
В наступившей тишине миру предстала сюрреалистическая картина: образчик российского автопрома висел растянутым между двумя деревьями теперь уже под углом, близким к сорока пяти градусам, и слегка заваливался на левый бок. С того самого, левого бока десяток дюжих молодцов, кряхтя и потея, упирались в автомобиль и изо всех сил не позволяли последнему воздеть свои колеса к небесам. Судя по нарастающему давлению на рыбаков, занять позицию «кверху пузиком» УАЗику ну очень не терпелось, и он всем своим весом к этому положению стремился. И все это происходило практически в полной тишине, прерываемой лишь пением пташек Божьих и кряхтением раскрасневшихся атлантов.
Непривычного давления на организм первым не выдержал Дед и, все еще не отпуская УАЗик, сдавленным голосом предложил его бросить. Потому как «Ну его на хрен!» и «Сдохнем же все!» И я вам так скажу, многие из присутствующих с Дедом были полностью согласны. По крайней мере, с первым его утверждением. Единственным, кто в корне не соглашался ни с Дедом, ни с законами физики, был Серёжа. Он увещевал и Деда, и всех остальных потерпеть еще пару минут, потому как он, Сергей, как раз над сложившейся ситуацией глубокомысленно рассуждает и вот-вот ему на ум придет светлое и совершенно гениальное решение такой нетривиальной задачи. Но и через пару обещанных минут, и даже через три тягостные минуты решение не пришло. Никакое не пришло. Ни гениальное, ни совершенно бездарное, и потому положение в очередной раз спасла инженерная смекалка Деда. Уже осипшим от напряжения голосом он приказал самому юркому из них лезть на передний бампер УАЗика и переднюю лебедку отпускать.
– Пусть уже приземляется! – добавил он юркому в напутствие.
Юркого звали Эдуардом, и, будучи спортсменом чуть ли не с детского сада, тело Эдик имел жилистое и легкое. Взметнув его ввысь, он в пару секунд оказался на наклонной теперь решетке радиатора УАЗика и, понимая, что рухнуть вместе с авто будет обязательно и больно, и неприятно, для надежности ухватился рукой за дубовую ветку, на которой УАЗик висел. Свободной рукой он повернул стопорный рычажок на лебедке, и благодарный ему механизм, избавившись от адской нагрузки, терзавшей все его шестеренки, радостно взвизгнул и выпустил трос на волю. УАЗик, прочертив в воздухе идеальную дугу, рухнул оземь почти всеми четырьмя колесами единовременно. Пару раз подпрыгнув на рессорах, взметнув клубы пыли и разметав удерживающих его рыбаков, УАЗик замер в полной тишине, и теперь все выглядело так, будто и не было вовсе никакого спора и приключений с лебедками.
Нужно отдать должное нашему отечественному инженерному гению, автомобиль был спроектирован с тройным запасом прочности и изготовлен из прекрасной стали и надежного чугуна. Будь на его месте тот самый хваленый «гелик», так, видит Бог, от немца бы и мокрого места не осталось! Поотстреливало бы колеса в разные стороны к чертовой бабушке, а кузов на сто мелких частей развалился бы. Точно-точно, развалился бы! А наш-то и нет! Наш со всего маху о землю-матушку приложился и ничего, стоит почти как новенький. А даже если и погнулось или отвалилось чего, так это же и не беда вовсе. У них же с собой и молоток, и ключ на тринадцать, и даже моток проволоки имеется, и стало быть, нет такой поломки, которую с таким богатым набором инструментария устранить невозможно было бы. Тем более на нашем родном УАЗике. Не «роллс-ройс», поди, какой-нибудь!