И ведь едут!
Приедут и ходят между полок магазиновых, богатством спортивной амуниции манящих. Тщательно свой спортивный образ из обозреваемых предметов в уме складывают. Так тщательно, что иногда на это до трех дней уходит. А то и месяц. Легко! А как вы хотели? Чтоб вот так вот сразу пришел, увидел, прикупил? Так только бедные духом да обделенные вкусом поступают, а им, таким возвышенным и утонченным, так себя вести ни в коем случае нельзя. Потому и времени много тратится, что все тщательно взвешивать и продумывать требуется. И примерять. Обязательно примерять! А ну как вместо беговых кроссовок по неосмотрительности какие-нибудь повседневные купишь? Или еще того хуже – тапочки для фитнеса по случайной невнимательности приобретешь? И как потом в этих, для фитнеса предназначенных, грациозной ланью по парковым дорожкам носиться? Никак, получается. И это только про обувь. А теперь представьте себе, как тяжело и ответственно текстильную часть спортивного наряда выбирать. Там же вариантов не в пример больше. Раз в тысячу.
А еще этим людям, таким замечательным вкусом одаренным, помимо моделей подходящих, на фигуре как вторая кожа сидящих, нужно же и в цветовой гармонии ни в коем случае не ошибиться. А ну как впопыхах «светофор» приобретешь и будешь потом народ, за тобой, таким спортивным, наблюдающий, во все тридцать два зуба смешить? Такого позора допустить никак нельзя. Оттого и мучаются, сердешные, время и нервы тратят, но своего добиваются-таки. Денег кучку средних размеров потратят, несколько комплектов «на всякий случай» прикупят и только потом в погоню за здоровьем легким бегом припустятся. И это так, всего в двух словах обо всех и обобщенно. О том, как барышни к этому процессу подходят, отдельно нужно рассказывать, и я в каком-нибудь другом месте об этом вам попозже поведаю.
М-да…
Но ведь я-то не таков! У меня-то все есть. И кроссовки вполне себе подходящие, и синие трусы системы «семейные», и футболки в нескольких экземплярах чисто отстиранной стопочкой в шкафу своего часа дожидаются. Так что сплошная выгода и прекрасный вид спорта, к которому приступать нужно незамедлительно. «Побегу, – решил я, – обязательно побегу. Вот ка-а-ак встану завтра с утра пораньше и ка-а-ак побегу! Встану, во все чистое оденусь и побегу!»
Сказано – сделано. И встал, и оделся, и даже в таком спортивном виде на улицу вышел. А нужно сказать, что дело в самой средине весны происходило и на улице ранним утром еще не так уж и жарко было. Травка зелененькая уже плотным ковром газоны и пустоши укрыла, а вот яблони с вишнями цвести пока наотрез отказывались. По причине утренней свежести, которая иногда еще близко к нулю подбиралась, отказывались. Лужи, конечно, льдом уже не затягивало, да и сугробы практически полностью растаяли, но чтоб вот так, в одних трусах и футболочке на голое тельце, на открытом пространстве постоять, так это нет – это неуютно. И ноги мерзнут, и под мышками дискомфорт, и в носу малость пощипывает.
Я же, как истинный герой и самоотверженный спортсмен, этими природными катаклизмами стоически пренебрег и, как правильно ноги во время бега переставлять и руками помахивать, в памяти своей воскрешая, замер в паузе непродолжительной, туманную даль задумчивым взглядом рассматривая. Стою, в общем, мерзну. Минут через пятнадцать простоя сам себе думаю: «Если прямо сейчас не помчусь, то замерзну. Совершенно точно замерзну. Засну, как полярник средь бескрайних торосов Северного полюса, и помру, так о себе славной памяти в просвещенном человечестве и не оставив. Помру окончательно и бесповоротно. А потому, чтоб такой ненужной неприятности не случилось, теперь, блин, бежать нужно!» Подумал так, просвещенное человечество пожалел и побежал. Как миленький побежал.
И даже, как, в принципе, и ожидалось, уже с первого шага в организм радость от движения вливаться начала. А я знай себе бегу. Ноги застоявшиеся с правой на левую переставляю и каждой клеточкой ощущаю, как она, эта «радость в движении», тоненьким ручейком вливается и мне веру в худощавое будущее вместе с собой несет. «Вот, – думаю, – скоро, уже очень скоро останется от тебя, Семёныч, если уж не четверть прежних весовых достижений, то совершенно точно меньшая половина! И станешь ты, Семёныч, – продолжил я полет фантазийной мысли, – сам из себя такой весь стройный и звонкий, что ни в сказке сказать, ни пером описать. На Алена Делона или молодого Бельмондо со стороны похожий. Не отличить!» Тут главное – не лениться, тут главное – ноги переставлять и ручками в ритм покачивать, кулачки для надежности покрепче сжав, и тогда совершенно точно – и Делон, и Бельмондо. Ну, я-то так и делаю же! Я-то умудренный, мне-то кулачки на бегу сжимать не впервой, и потому тут дело только за Делоном с Бельмондо осталось.
Бегу…
Подошвами скромного сорок третьего о бренную землю со всего размаха шлепаю и радуюсь, что кроссовки современные – это тебе не сапоги кирзовые, где из всех премудростей сапожного дела только супинатор наиболее технологичным выглядит. В этих-то, прекрасных, и материалы тебе аэрокосмические, и дизайн умопомрачительный, и гели специальные, противоударные, в подошву закачаны. А сама подошва такую форму имеет, что, если ею вокруг земного шара протопать, так усталость в нижних конечностях только ближе к финишу наступит. А то и вообще может не наступить. Это от того зависит, как вы вкруг земли-матушки пойдете… А шнурки? Тут только за шнурки можно Родину продать! Да такие шнурки, если хотите, по музеям с надписью «Чудеса современности и непревзойденной техники, служащей во благо человечества» выставлять можно. Так они искусно связаны и такой замечательный вид имеют, что во времена оные многие цари да падишахи разные такими шнурками свои парадные мундиры с удовольствием украсили бы. В виде аксельбантов. В таких шнурках бегать сам Бог велел! Так что бегу, раз уж Боженька повелел, ноги, как уже сказано, в противофазе друг другу переставляю и чувствую, что волна повального здоровья если еще и не накрыла с головой, то уже совсем скоро это сделает, потому как она совсем уже близко, на подходе.
Но потом по какой-то невнятной причине, вопреки всем законам логики и физиологии человеческого организма, расправившиеся было легкие кислород из воздуха, их туго надувшего, впитывать перестали. Просто вширь, как баскетбольные мячи, раздулись, барабанную упругость приобрели и вот-вот на спине ребра сломать обещают, но кислород не впитывают. Ни капельки! И даже напротив, такое ощущение складывается, что ненавидят его очень, а потому из всего организма высасывают и за ненадобностью на улицу вышвыривают. Как нечто ненужное и совершенно чужеродное.
Но это, может быть, он, кислород животворящий, для легких чужеродный, а вот для всего остального организма он очень и очень даже нужный. Без него и мышца ногу не сгибает, и кулачок сжатым не держится, и мозг о том, в какую сторону всему организму дальше бежать, думать никак не может. Мозг без кислорода, если честно, думать совсем не может. Ни о чем. Только разве что медитирует, зараза такая. От глаз, ушей и носа отключается, в своем уютном подчерепном пространстве окукливается и всякую несуразицу сам себе представлять начинает.
Я так думаю, что первыми про такую его особенность когда-то древние индусы прознали. Прознали и по сей день на удивление всему миру используют. Как это у них получилось, я только предполагать могу, но есть у меня сильное подозрение, что на какого-нибудь йога, в позе Супта Баддха Конасана посреди пальмовой растительности на травке задремавшего, слон присел.
А что? Очень даже может быть. Спит себе смуглый дядька, на травке изумрудной вольготно развалившись, мирно носом пузыри пускает и никого из всей Индии даже пальцем не трогает. Ножки крендельком в сторону подмышек подвернул и на худеньком животе ручонки в надежном замочке сцепил. Спит и о несбыточном просветлении и полнейшем отрешении от всего мирского мечтает. Потому несбыточном, что не приходит оно к нему никак. И к нему не приходит, и ко всем его коллегам по йоговому цеху идти ни в какую не желает. Вот уже три тысячи лет в каких только позах ни утруждаются и каких только гимнов торжественных ни поют, а все не приходит к ним бодхи желанное. Ну, или нирвана какая-нибудь, пусть даже самая плохонькая, завалящая. Они уже и на такую с удовольствием согласились бы, но нет же, никак не идет. Гадина неприятная!
Оттого и расслабились они всем индийским кагалом, на безнадежное дело достижения просветления уже почти рукой махнув, а в такие важные моменты, как искривление тела в йоговых позициях, даже посапывать себе позволять начали. Вот и этот, в трусах из полотенца мирно на пленэре дрыхнущий, видимо, из тех самых безответственных и маловерных оказался – уснул прямо посередь производственного процесса. А еще, видать, и потому уснул, что тропическая жара сморила, да и поза, им принятая, честно сказать, не самая сложная и просветляющая, а потому к крепкому сну шибко располагает.
Это тебе не Йоганидрасана какая-нибудь, в которой с первого взгляда и не поймешь, куда это человек, в странный и с виду неприличный узел завязавшись, свою голову приспособить норовит, нет. В этой Конасане, в которой наш индус уснуть изволил, таких сложностей с вывихами суставов и разрывами связок, почитай, почти что и нету. Знай себе на спине полеживай, пальцами ног подмышки почесывай и в нирвану провалиться норови. Ну, вот он и норовил. Норовил, норовил и в конце концов притомился. Притомился и окончательно уснул, бедняга. И ничего ведь в этом страшного нет. Ну спит себе индийский человек, немного странно ноги подогнув, так и пусть себе спит. Ничего предосудительного. Мало ли кто чего во сне неловко подогнуть может. Так что спи себе, дорогой товарищ с исконно индийским именем Аштавара, и пусть тебе приснится крейсер «Аврора» в час, когда утро встает над Невой…
И ведь поспал бы, с боку на бок ни разу не перевернувшись, проснулся бы и совершенно свежим, с трогательными воспоминаниями о Северной Пальмире и революционном корабле к себе домой пошел бы. Ну, может быт