Хмыкнул я удовлетворенно, на такого удивительного спортсмена в зеркало любуясь, и, легкоатлетических бегунов обидным словом «слабаки» обозвав, с довольным видом к водным процедурам перешел. И даже спалось мне в эту ночь удивительно легко и безмятежно. Сны снились замечательные, и на животе почти безнаказанно полежать удалось. Только через десять минут, почитай, с него на бок скатился, позволив, как и всегда, отдельной массой рядышком полежать. В общем, друзья мои, тем, которые, как и я, к бессмысленному бегу трусцой с пренебрежением относятся, я бы в тот день обязательно тяжелую атлетику порекомендовал. От всей души и сердца порекомендовал, потому как сам все радости и очевидные результаты в первый же день занятий на самом себе испытал. В общем, не спорт, а восторг и чистое наслаждение, понимаешь.
Но… Тут опять прилетело это самое «но»!
Выразились эти мерзкие буквы в утренней побудке на следующее утро, шествующее за моим эпическим восхождением на Олимп бодибилдинга. Проснулся я раненько и до тех пор, пока ни рукой, ни ногой не двинул, считал себя Аполлоном и профессиональным качком. С гордостью и самоуважением. Минуты три считал. Лежу себе, значит, восторженно солнышку улыбаюсь и свое будущее рельефного Геракла прозреваю. Радуюсь, стало быть. «Вот она, – думаю, – настоящая стезя истинного мужчины, каковой в решимости своей, а также при помощи железок, в замечательном магазине прикупленных, завсегда нужного результата добьется и весь мир своими поразительными кондициями в скором времени удивит». Думаю так, и еще шире в улыбке лицо растягиваю. Ну а потом маленечко пошевелился-таки, предвкушениями восторженного идиота до краев наполненный.
Мама моя! Мамочка моя родная, что тут началось! От незамысловатого движения, в котором я к будильнику повернуться решил, пронзила меня такая боль, будто во всем моем теле мышц в три раза прибавилось и каждая из них от жуткой боли изнывает! Так каждая из них болит, будто впрыснули в нее экстракт жгучего перца, молотком для отбивания мяса как следует отмутузили, а для верности и пущего эффекта еще и паяльной лампой сверху прижгли. Я допрежь такой радости в своей жизни ни единого раза не испытывал. Так и замер, своего любопытна относительно точного времени суток не удовлетворив. На полпути замер и от удивления даже орать не стал. Просто глаза пошире раскрыл и маму родную, свою программу тренировочную, всю спортивную общественность, а также магазин, магазинного продавца и его план продаж несколько раз подряд вспомнил. Про себя…
Однако в таком застывшем положении выяснилось, что болит и огнем полыхает исключительно в том случае, если этой самой мышечной массой в разные стороны двигать. А вот если не двигать, то вполне себе терпимо получается. Разве что только незначительный эффект перечного раствора остается, да и все. Это я быстро смекнул, потому как в позиции «корявая растопырка» молотки и паяльные лампы немного в сторону отступили. Смекнул, значится, и еще некоторое время без движения полежать решил. Лежу и думаю: «Блин, и чего это я тогда на пробежке не помер? Случись тогда это несчастье, так сейчас не в пример легче было бы!»
Но бесконечно валяться и про упущенные возможности сожалеть, сами понимаете, здравомыслящий человек себе позволить никогда не может. Такому человеку, если он, конечно, не царь или олигарх какой, деньгами по самую макушку упакованный, по утрам обязательно подниматься и на работу топать нужно, дабы немножечко средств к пропитанию себе добыть. А еще так бывает, что средства для пропитания не только ему одному надобны, но еще и жене его благоверной с несколькими ребятишками в придачу. Ребятишкам пропитание особенно требуется. Так что, хочешь не хочешь, товарищ дорогой, а поднимайся спозаранку и шагай радостным шагом с песней веселой. Но это только если этим утром выходной не случился. Вот тогда ты и царь, и олигарх. Можешь себе валяться сколько вздумается и всякими натруженными мышцами вовсе не шевелить. Но я-то не царь! Вы же меня знаете. Я же даже не олигарх обеспеченный, хотя, признаться, временами очень хочется. Я же простой труженик, которому хоть умри, но в каждое буднее утро ноги в руки и на работу. А в этот раз день выдался будний. Самый что ни на есть подходящий – понедельник.
В понедельник даже те, которые из-за бурной субботы воскресенье целиком пропустили и ничего из седьмого дня недели не помнят, по утрам в обязательном порядке из тепленьких постелей выползают и на встречу со служебными обязанностями, головы понуро свесив, квелым шагом неспешно плетутся. Скрипят, бухтят, пьют чего-нибудь для облегчения тяжести бытия, но все ж таки плетутся. Жалко этих несчастных людей. Мне, к примеру, по-настоящему и искренне жалко, потому как я их страдания в полной мере понять могу. Сам в таком состоянии парочку раз побывал. Так что тут уж, как ни крути и как бы им, беднягам, тяжело ни было, но они все ж таки бредут, на полный диссонанс с дискомфортом в организме наплевав и во главу угла долг перед обществом поставив. И ведь добредают, бедолаги целеустремленные! Вопреки всем болям и синдромам алкогольного отравления добредают! А я, совершенно ясно не только про воскресенье прошедшее, но и про последнюю половину века все отчетливо помнящий, лежу, понимаешь, и даже голову повернуть опасаюсь, потому как, видите ли, в таком случае шея лопнет и мгновенная смерть наступит.
И вот совершенно нечему тут смеяться или улыбаться, товарищи дорогие! Абсолютно спокойно лопнет, перед этим трещинами глубокими покрывшись, и утеряется моя буйная головушка, под кровать с глухим стуком закатившись. Такое уже бывало. Если кто помнит славный фильм про настойчивого терминатора, где уже не раз нами упомянутый Арни всем в скорости возвернуться обещал, так тот наверняка видел в этом кино такого незначительного персонажа, как жидкий. Жидкий терминатор. Да…
Я бы, к примеру, на месте аморфного механизма на такое прозвище малость обиделся. Я бы на его месте такими вот мыслями наполнился: «Что значит „жидкий“? Я вам что, супчик из заводской столовой, что ли? Или, может быть, я чаек, в известном анекдоте иудейским представителем общественности заваренный? Или, может быть, я стул? Фу, блин, прости Господи! Никакой я не стул! Я очень даже не стул! У меня, как у прирожденного терминатора, только вооружения на три мотострелковых роты хватит и батарейка атомная где-то под лопаткой пришита. А вы – стул! Ну да, ну жидковатый малость. Но я-то тут причем? Так конструкторы-архитекторы, меня когда-то на кульманах напроектировавшие, задумали. Я, может быть, в таком агрегатном состоянии через временны́е слои легче просачиваюсь и потом за никчемными людишками с большим проворством перемещаться могу. А вы – жидкий!» Вот так примерно, будь я тем самым, в любую форму легко перетекающим, думал бы и контраргументировал бы. И наверняка во множестве споров победил бы. Пока батарейка не села бы. Но это долго.
Ага, так о чем это я? Ах да, про скрип и страдания мышечные. Про жидкого и необидчивого терминатора.
Тот, если вы помните, в любой ситуации выкрутиться мог и, ртутным шариком немного попереливавшись, опять в Роберта Патрика[13] перевоплощался. Такому понедельничное похмелье – все одно что легкое дуновение майского ветерка. Такой прямо из жесткого бодуна, даже глазом не моргнув и личностью не поморщившись, к доменной печи прошел бы и, бодро улыбаясь, миллион тонн чугуна за смену выплавил бы. И это одной только левой рукой! Левой потому, что правой он в этот момент заводскую стенгазету про передовиков производства высокохудожественно рисовал бы. Вот такой вот замечательный робот. Но… И на самую умудренную старуху иногда приходится парочка прорух. Нашлась и на этого. Бегал себе, значит, бегал наш славный Т-1000, иногда блестящими частями тела радостно переливаясь, и до того момента добегался, где его монументальный Шварценеггер здоровенной цистерной с жидким азотом со всего размаху отоварил. Ну, по крайней мере, так в сценарии и на цистерне написано было. Лучше бы, конечно, жидким кислородом облил, потому как у того и температура замерзания чуть пониже, чем у азота, да и для природы немного кислорода глотнуть нелишним бы было. Ну да ладно, облил тем, чем облил. И азот со своими минус сто девяносто вполне сгодился.
Оттого сгодился, что те, которые Патрика в недалеком будущем проектировали, видимо, совсем не учли, что молекулярные связи в условиях сверхнизких температур ослабевают и оттого целостность клеточной структуры с большущим трудом поддерживают. С таким трудом, что тресни, положим, Арнольд Густавович по такому замерзшему изваянию из двустволки, так от целостности той самой структуры только теплые воспоминания да фонтан холодных брызг останутся. Отчего конструкторы будущего так недоработали, то для меня по сей день вопросом остается. Видимо, решили, что в климатических условиях планеты Земля ожидать того, что температура окружающей среды ниже двухсот градусов по Цельсию опустится, совсем не приходится и потому в Т-1000 дополнительный полярный пакет ставить вовсе не обязательно. То, что он, бедолага сердешный, в пламени бензовоза целых полчаса полыхать будет, они предусмотрели, а того, что он волею исполняемого задания куда-нибудь в район Оймякона забредет, они, видите ли, не предусмотрели! Вот пусть там у себя в будущем это замечательное кино еще раз пересмотрят и жидкому куда надо дополнительную спираль накаливания вставят. Со спиралью оно всегда понадежнее будет!
А так, без дополнительных нагревательных элементов, полный абсурд и диссонанс получились. Замерз, понимаешь! Замерз, бедолага, от самых пяточек до еще не облысевшей макушки. Только глазками, считай, и ворочает. В разные стороны зыркает, Арни, его цистерной огревшего, ненавидит и всеми силами заложенной программы убийственные действия продолжить норовит. И так эта программная сила велика, такую власть над несчастным роботом имеет, что он, даже гранитной скульптуре уподобившись, все одно моторчиками где-то у себя вовнутрях скрипит, тросиками напрягается, батарейку просаживает, но до супротивника своего с прежним упорством добраться норовит. Вот тут-то как раз и случилось то, к чему я все это рассказываю, – лопнул. Лопнул, бедолага, где-то в районе голеностопных суставов, но все ж таки на оставшихся половинках ног в атаку заковылял.