ва – это чтоб одному генералу, приди ему в голову такая фантазия, ко второму в гости сходить можно было просто в тапочках домашних, облачением нудным и хождением за три моря себя не утруждая. Удобно, ну ведь согласитесь!
И разбросаны были те коттеджики по парку размеров приличных и красоты несказанной. Дорожки асфальтированные меж зеленью парка того дугами изгибались и, между коттеджами пробежав, ровно к центральному КПП штаба путь генеральский приводили. Деревьев и кустарников всевозможных по количеству высажено было ну никак не меньше, чем в московском парке имени революционного писателя Максима Горького, а разнообразие сортов и видов тех посадок побогаче было, чем, скажем, в ботаническом саду Российской академии наук. Цвело все это и благоухало по весне подобно райскому Эдему, а летом создавало такую густую тень и прохладу, что сюда от знойного лета спасаться приходили и цивильные жители прилегающих к штабу городских кварталов. И круглый год стараниями солдатиков трудолюбивых, на свое счастье срочную службу при штабе проходивших, дорожки те, да и парк целиком, в таком ухоженном виде пребывали, что швейцарский Давос по сравнению с генеральским городком просто захолустная деревушка в Альпах с коровьими лепешками на всей проезжей части. Да и люди по тому Давосу бродят какие-то не очень. Так себе людишки бродят. А уж в городке том все сплошь уважаемые генералы на военную службу прогуливаются. Это вам не абы как!
И чтобы к чистоте и уюту зелени и дорожек, солдатиками до стерильной чистоты выскобленных, еще и бытовую устроенность и комфорт проживающим добавить, построили в том городке небольшой, но удивительно ассортиментом богатый магазин. В магазине том, благодаря стараниям военных товароведов и прямому приказу из штаба «Обеспечить!», всегда был хороший выбор дефицита, каковой, правда, исключительно по предъявлении документа, твою военную личность удостоверяющего, отпускали. Но это про дефицит. Было тут и обычных товаров во множестве. Каких только душа изволит! Хоть тебе хлебушка свежего, а хоть и ботинок сорок третьего размера на натуральном меху. И все это богатство здесь круглый год без всяких очередей прикупить можно было. А еще лотки. Лотки с мороженым. Уж не знаю, кто так сильно мороженое в штабе любил и у кого власти приказать хватило, но только в летние жаркие месяцы по тенистым дорожкам расставлялись холодильные лари на колесиках, и дородные тетушки в белых халатах всякому страждущему продавали исключительный пломбир за девятнадцать копеек или прекрасное эскимо в натуральном шоколаде за двадцать две.
Ну, а помимо объекта розничной торговли, магазина одной из первых торговых сетей под простым названием «военторг», был там еще бассейн. Бассейн тут возник не одновременно с городком, а малость попозже и не просто так, а потому что переехал. Переезжать ему, правда, не шибко издалека пришлось, но все же. А дело было вот как: в часть обеспечения жизнедеятельности штаба, где Гошке Судьба как раз служить сподобила, командир новый пришел. Ну пришел и пришел, чего тут, казалось бы, необычного? Их, командиров этих, по разным частям и подразделениям и новых, и не очень чуть ли не каждый день пачками приходит. Причем тут бассейн? Где тут связь, товарищи дорогие? Ан нет, связь-то как раз и есть. Все из-за того, что тут метафизическая и психологическая нестыковка нового командира и бассейна состоялась. Бассейн в свое время на территории той самой части построили, потому как часть при штабе единственной была и почти что элитной считалась. Ну почти как рота кремлевская, но только сильно южнее и без конного караула. А уж коли южнее, так и жарче, понятное дело, на пленэре. Сильно жарче! Это же никому доказывать не нужно? А раз не нужно и в расчет принимая, что штаб целого округа – это тебе не штабная палатка мотострелковой роты на учениях и деться он, штаб этот окружной, по определению никуда не сможет, а служить в нем – это все равно что предпенсионную синекуру от армии получить, решено было и условия для службы близкие к эпикурейским создать. Чтоб, стало быть, если уж остановка трамвая – так прямо напротив центрального входа, если уж магазин – так военторг, до краев дефицитом наполненный, а про парк и дорожки я уже рассказал. Ну и так далее, и тому подобное… Из «так далее» машин служебных целый автопарк сформировался, а дабы «тому подобное» для хорошей службы заиметь, бассейн решили построить.
И чтоб всеобщего внимания и ажиотажа среди гражданского населения тот бассейн не вызывал, его прямо на территории, прилегающей к штабу части, и построили. Часть и вправду прилегала. Прилегала так плотно, что было не совсем понятно, это штаб на территории части или часть – это кусочек внутреннего штабного двора. В общем, единое целое, и потому бассейн, на территории части построенный, считай, все равно что в самом штабе был возведен. Территория у части была приличной, и потому отвести хороших размеров пятачок под застройку труда не составило. Отвели, и стараниями мастеровых бойцов строительного батальона и городского подрядчика бассейн в четыре недели спроворили. И стало среднее и младшее офицерство в тот бассейн в жаркие дни по обеденным перерывам окунаться. Подмигнут на служебных местах друг другу заговорщицки, отправят юного литеху в военторг за полудюжиной «Жигулевского» да и смоются часам к одиннадцати к тому бассейну пообедать. Часов до трех, бывалочи, обедают, а после, конечно же, на службу свеженькие и мордами раскрасневшиеся возвращаются. Солдатику же служивому, круглые сутки либо исполнением служебного долга, либо крепким сном занятому, в том бассейне нырять особо некогда было. Разве что сержанты, у которых служба уже на закат повернулась и немного свободного времени вместе с властью дала, туда по вечерам поплескаться приходили. В общем и одним словом, удачное строение, для общего здоровья полезное, в части присутствовало и никому особо не мешало. До поры до времени…
И «пора» со «временем» наступили. Тот самый командир новый пришел. Прежний, подполковник седовласый, на одно звание в виде пенсионного подарка от командования приподнятый, в звании полковника на пенсию ушел, а новый, уже вполне себе полковником будучи, на его место как раз и заявился. Был он потомственным военным, от рода военного настолько древнего, что это кто-то из его предков за кусок хобота мамонтового товарища-австралопитека из соседнего племени каменюкой по балде огрел, тем самым первый в истории человечества военный конфликт вызвав и действием своим касту профессиональных военных на свет зародив. И потом уже не было ни у одного из мужчин этого рода древнего иного выбора, кроме как по стезе воинствующей свои стопы направлять. По этой же причине не было и у полковника другой возможности, кроме как в военные податься, и судьба его была предрешена даже не со времен, когда он в люльке нежным карапузом орал, а с того самого момента, когда он еще белесым головастиком только-только планировал парой новых клеток обзавестись. Вот он и подался. Сначала по воинским частям в батиных командировках мотаясь, будучи пострелом малолетним, с такими же отпрысками древних воев между казармами гарнизонными пулей носился и с солдатами, как полноправный сын полка, в бане парился. Потом, будучи в Суворовское училище определенным, окончательно понял, что другой жизни не будет, и в Алма-Атинское ВОКУ имени товарища Маршала И. С. Конева не просто автоматически пошел, а желанием там поучиться горел. А потом, отринув все нежности гражданского быта, огрубев телом, мозгом и чувствами, служил Родине честно и самоотверженно, в какие бы края и в какую бы ж…у его эта Родина ни засунула. Служил, закаляя дух и тело, покрываясь броней неуязвимой солдатчины и непробиваемой шкурой бесхитростного солдафона. Его извечная свинцовая хмурость, насупленные брови и суровый взгляд исподлобья, а также короткие светло-русые волосы, зачесанные на жесткий пробор, делали полковника удивительно схожим с персонажем Владислава Дворжецкого в фильме «Бег» – генералом Хлудовым. У полковника, кстати, и фамилия была похожей. Глядя на полковника, всякий раз хотелось сбежать подальше, потому как ничего иного, кроме как: «Нет, плохой солдат, ты хорошо начал, скверно кончил, повесить его!» – от почти полного близнеца булгаковского генерала ждать не приходилось.
Вот такой вот новый сатрап-командир одним прекрасным днем в штабной гарнизон вместо престарелого и спокойного отца-командира и заявился. Заявился, и с порога, назначив дежурному по КПП тридцать нарядов вне очереди за неопрятный вид, дал понять, что теперь в части жизнь немножечко изменится. И она действительно изменилась. Теперь, как это в уставе прописано, всякий военнослужащий при встрече с сослуживцем, даже, я прошу прощения, в местах отхожих, друг другу воинское приветствие отдавать был обязан. И даже если это два солдатика тенистыми кустами, подальше от глаз командирских, по своим нехитрым делишкам крадутся. Один в «чипок», а второй, может, уже и в казарму из того самого «чипка». А при встрече с самим полковником каждый военнослужащий, будь это даже тот самый солдатик или заместитель полковника по политической части, тоже вполне себе на уме офицер, должен был к воинскому приветствию еще и строевой шаг присовокупить и орлом на своего командира, подбородочек задрав, с преданностью и любовью смотреть. А ежели в твоем взгляде вдруг «орловости» недостаточно окажется, так сразу же на плац приемы строевой подготовки отрабатывать отправиться можно было.
Или вот, к примеру, приемы пищи у рядового состава… Раньше-то ведь как оно было? Заведут, значит, сержанты взвод солдатиков в просторную столовую, отдадут команду: «Головные уборы снять, к приему пищи приступить», – и сидят себе, неспешно положенный рацион в себя интегрируют. И если у сержантов есть охота подольше посидеть и за обеденным столом свои сержантские дела обсудить, так и всем остальным торопиться и кашей перловой обе щеки в натяг набивать нужды нет никакой. А теперь-то, с новым, никак нет, теперь-то все по-другому. Ну, во‐первых, теперь в столовую строевым шагом и под бравурные песни ходить следовало, а во‐вторых, времени на прием пищи отводилось так мало, что, в принципе, можно было головные уборы не снимать и не садиться вовсе, чтоб несколько секунд впустую не тратить. И все потому как, по мнению командира, тратить время на бабьи посиделки за тарелкой борща нецелесообразно и преступно расточительно. За это время боец автомат, к примеру, почистить может или даже стометровку в противогазе пробежать, а не тут за стаканом компота лясы точить. Потому между командами «Приступить…» и «Закончить…» на сам процесс приема пищи секунд пятьдесят оставалось, не больше. А песня, по дороге в столовую распеваемая, ежели вдруг недостаточно бравурной окажется, могла весь взвод на исходную вернуть и, значительно нерв в голосе нарастив, еще разок пройтись заставить. А то и три разка. В общем, строгая жизнь началась в гарнизоне. Настоящая и суровая жизнь, полная сложностей и тягот воинской службы, которые каждый, присягу принимая, обещался стойко переносить. Обещался? Обещался! Так что нечего теперь тут ныть и на судьбу пенять – служи сынок! Три к носу!