Навидался он к нему языком прильнувшими многих любознательных мальчиков и девочек. Видывал он и дядю Васю из первого подъезда, теперь уже изрядно пожившего, выпущенного в далеком прошлом на прогулку в огромных валенках, в бесформенной шубе из натуральной чебурашки и в бабушкином пуховом платке, крест-накрест вкруг его тщедушного тельца повязанном. И большого начальника Петра Аркадьевича, тогда еще просто Петьку из сорок шестой квартиры, который на памяти столбика поставил рекорд по растягиванию языка в длину и оглушительности рева, призывающего маму к его спасению. И Катьку, выпускницу, из восемнадцатой, которой в розовом детсадовском детстве мальчишки-хулиганы рассказали, что замерзший столбик куда как вкуснее пломбира и крем-брюле будет. Всех помнит! И нажитого опыта, казалось бы, всем последующим поколениям с головой хватить должно было бы, и тут на тебе – этот, из новеньких, в модной курточке на гартексе и в непромерзающих даже в минус сто сноубутсах, высунул язык и с тем же выражением блаженного идиота на лице облизываться лезет. Учиться хочет, одним словом.
Ну вот так вот, почитай, и живем. Всю жизнь что-нибудь на ус наматываем.
Кто-то это осознает и сильно радуется, что есть еще многое, чего от жизни получить можно, и всячески так ее выстраивает, чтоб без новых знаний и опыта ни минуты не оставаться. А кто-то как раз наоборот, получит новый опыт и глубокие познания, а может быть, даже и в виде травмы какой, и не шибко радостный где-нибудь в больнице лежит и последствия новых знаний пережидает. Всяко бывает. Неравномерно и неоднозначно все в нашем мире. И только разнообразные учебные заведения по части нашего образования сильно в предсказуемости своей продвинулись. И календарный план у них для нас есть, и учебный. И материальцу для обучения нашего лет на одиннадцать в одной только средней школе припасено, про институты и университеты разные уже и не говоря.
И подумайте только, одиннадцать цельных лет, други мои! Аж одиннадцать! Да лет пятьсот тому назад у обычного человека в эти одиннадцать лет, считай, почти вся его жизнь укладывалась. Нет, ну родиться он, конечно, немного заранее успевал. Дня за три до… Ну а потом начиналось, конечно же. И повзрослеть, и профессию уважаемую получить, и потомков в немереном количестве на свет Божий произвести, и с чувством выполненного долга к заслуженной старости придвинуться. Все за те одиннадцать лет наш старинный предок уделывал. А потом с чувством выполненного долга еще аж пять лет в старости и покое доживал, ни одной минуты о прожитом не жалея. Я так думаю, все потому, как интернетов и телевизоров всяких у них тогда не было и особым временем в экране залипать Боженька их не сподобил. Вот и занимался предок наш в сжатые сроки ерундой всякой. Жизнью занимался. А в наше-то время за такой срок только и успевает человечек разве что среднее образование получить.
Д-а-а-а… Ага, так о чем это я? А, ну да, про учебные заведения, значится.
Прекрасные это заведения, как ни крути. Они нам с малых лет, помимо дня рождения и Нового года, еще один праздник на долгие годы в календарь приделали. День знаний называется. Очень славный это день. Особенно для тех, которые в нем в первый раз участвуют. С огромными букетами и светлыми улыбками радости на личиках, с новенькими, ни разу не надеванными портфелями и рюкзачками, полными таких же новеньких тетрадок, карандашей и прочая, идут, своими мамами и папами за ручку ведомые. Идут для того, чтобы в первый день осени, впервые в жизнях своих, взойти в светлый храм начального образования. А родители такого первооткрывателя учебного процесса отпрыска своего за лапку к школе тянут, и у самих в глазах радость застыла, и светлая мысль вертится: «Иди, типа, милый ребенок, присовокупись к неоскудевающему источнику знаний, как и мы, родители твои, это в свое время сделали». А сами довольные такие, что уж им-то в эту школу уже больше ходить не нужно. По крайней мере, в роли ученика – не нужно. Ну, разве что если только на собрания какие или если вызовут зачем. Ну так ведь это же не каждый день, и уроков ведь не зададут!
И будут эти наивные крохи всей школьной братией, кто с радостью и упоением, а кто с горечью и громким завыванием, кто девять, а кто и все одиннадцать предстоящих лет, грызть и мусолить гранитную глыбу среднего образования. Закончив же истирать этот в общем-то несложный камешек в мелкий песок, многие потом, по окончании школы, со всей страстью накинутся на булыжники покрупнее и покрепче. На высшее и очень высшее образование накинутся. Вот же ж неймется им! Вот ведь неугомонные! Все познать и всему научиться желают. Студенты, одним словом.
Вот с такими-то студентами истории эти как раз и случились.
История в общем-то одна – в университете ребятушки поучились. Да, собственно, чего-то нового и эпохального в этом скромном факте для человеческой истории вовсе и нету. И раньше учились, и теперь учатся. Да я вам больше скажу, и дальше учиться будут. Стараниями Михаила Васильевича и по высочайшей воле матушки-императрицы Елисавет Петровны на Руси мест, где любознательному человеку поучиться можно, почитай аж с 24 января 1755 года в избытке заведено. Вот и учатся. Вот и дальше будут. Всякие. И старательные, и не очень. И те, которые за знаниями, им в будущих профессиях необходимыми, сюда пришли, и те, которых сюда родители за дипломом послали. Разные они и есть, и потом будут. И умные, и глупые; и веселые, и грустные. И баламутов шебутных, до студенческой жизни дорвавшихся и свободы глотнувших, в обязательном порядке найдется. В девяти случаях из десяти найдется. Веселые ребятишки, выходками и поступками своими жизнь институтскую в яркий праздник и нескончаемый каламбур превращающие. Про них-то как раз и расскажу, потому как не вру никогда и только то, что на самом деле было, рассказываю. Потому как правдивый я очень!
О событиях этих я от самых разных людей слышал. В красках и деталях. Потому как рассказчики эти – кто самолично поучаствовал, а кто и пострадал слегка от тех историй. Ну а их, парней этих, которые те события собственными стараниями и сотворили, расспроси сейчас, было ли все это на самом деле, так они же под пытками отказываться станут и божиться будут в том, что враки все это. Враки и наговор бессовестный! Они, может, только за рюмочкой, волею судьбы вместе собравшись, с прищуром друг другу в глаза посмотрев, всего с одного слова «А помнишь?» начав, дальше уже словесного потока не останавливая, обо всем в малейших подробностях вспомнят. Вспомнят, насмеются вдоволь, нагрустятся до слез, помолчат в тишине и все равно всем остальным твердить будут, что: «Не было этого! Никогда не было! Вот те крест!» И даже татарин Ильхан, совершенно честными глазами на вас глядя, в подтверждение правдивости своей широко креститься станет. Честные люди, одним словом.
Ну да ладно…
Свел этих ребятишек вместе один очень славный из себя университет. Замечательный это университет, товарищи дорогие! Расположили его отцы-основатели на городском челе, на территорию и просторы не скупясь. Занимал он тогда огромное пространство, по размеру своему ну никак не меньше трех-четырех городских кварталов. Правда, многочисленные корпуса разнообразных наук и лабораторий раскинулись по университетской территории без какого-либо генерального плана, хаотично и просто по принципу «тут строить было удобно» или «да был тут уже этот дом». Сами же корпуса и здания отличались таким разнообразием архитектурных стилей, что о единой архитектурной гармонии всего комплекса говорить не приходилось совсем.
Был там и новенький, с иголочки, корпус естественных наук, блистающий советским кубизмом серого бетона и огромными окнами под потолок. Был и корпус физики с математикой. Типичное четырехэтажное здание советского модернизма, прошедшее в своей истории путь от рабочего общежития до вместилища пылких умов математически одаренной молодежи. Был и корпус русского языка и литературы. Ярчайший образчик сталинского ампира, в двух своих этажах вместивший какой-то странный уют и очевидное желание в этих стенах учиться и учиться. Было там даже небольшое зданьице начальной военной подготовки. Глядя на него, можно было сделать однозначный вывод, что в этом некогда овощном хранилище просто прорубили несколько окон и принесли в него несколько плакатов с видами формы военнослужащих. И все это богатство стилей учебных корпусов утопало в буйной растительности тенистых аллей и зеленых зарослей, покрывающих собой практически всю территорию, за исключением разве что стадиона. На стадионе почему-то не росло ничего. Не то что газон какой или кустик чахлый. На нем даже сорняки не росли. Но это мало кого расстраивало, и в футбол резались, ни минуты не переживая, что под ногами нет газонов стадиона «Уэмбли». В общем, была это полная вакханалия стилей и архитектурных измышлений, объединенных одним гордым названием «университет».
Так же, принимая во внимание, что размещался он в очень южном узбекском городе тогда еще нашей общей Родины, совершенно логично, что на его территории была не одна и даже не две чайханы, за недорого кормящих и студентов, и преподавателей вкуснейшим пловом и лагманом практически в любое время суток.
Вот это-то славное заведение и собрало наших героев под своими тенистыми сводами, дабы взрастить из них свет науки и основу будущей академической школы. Объединившись же в дружной студенческой семье, они практически сразу стали баламутами, сплотившись в небольшой коллективчик быстро и бесповоротно. Ваню и Эдика пьянил вкус взрослой жизни, пришедшей на смену школьной парте, а Юрка с Ильханом, оба отдавшие свой долг Родине, по паре лет прослужив в армии, просто радовались возможности вернуться в еще недавнее ученическое прошлое, на некоторое время забыв о жестком, а порой и жестоком опыте прошедших лет службы. Так что, как сказал бы любой психолог, тут совершенно очевидно единство противоположностей: одни старались поскорее стать взрослыми, а другие старались подольше оставаться в юношестве, пусть даже в таком, студенческом. Ну а поскольку все они выросли во времена Советского Союза, какого-либо грандиозного разрыва в социальном статусе или семейном достатке между ними, конечно же, не было. Оттого и слились достаточно быстро в едином порыве, будучи детьми одной эпохи, одной идеологии, одного кодекса чести, привитого им пыльными улицами и закоулками родных городов. Встретившись еще на вступительных экзаменах, они крепко ухватились друг за друга, чтоб потом все пять лет универа уже больше не отпускать.