И я вам так скажу, товарищи дорогие, не случись тогда этой встречи у автобусной остановки и не свершись единение дум о переселении в иную страну, оно, может быть, и интересно каждый из них тот кусок жизни по отдельности прожил бы, но вот только мне сейчас историю эту не в пример скучнее рассказывать было бы. А все оттого, что они на том куске ганской истории череду тех ярких событий, как в граните, высечь только вдвоем смогли бы. Как Кирилл и Мефодий. По одиночке не вышло бы ничего. И славно это, очень славно, что собрались они и поехали.
Глава 3
Ия вам так скажу, товарищи дорогие, то, что эти двое на скрижалях ганской истории своим бытием высекли, не всегда «добрым и вечным» назвать можно было. Ну нет, по большому счету от них для страны, конечно же, больше пользы было, потому как в тратах денег они преуспевали изрядно, иногда за неделю годовой бюджет средней ганской семьи в экономику вваливая. Но все ж таки бывали моменты, за которые какая иная народность, обозлившись изрядно, холку-то парням намяла бы. Только не ганцы, потому как добрые. Ну, если честно, сильно добрыми назвать их не всегда получается, потому как парни в сердцах могли и вора, на рынке с поличным пойманного, тут же всей толпой до смерти забить, но в общем-то при каких иных обстоятельствах в массе своей совершенно незлобливы жители Республики Гана. По характеру очень схожи с пандой: в дополнение к своему природному добродушию щедро одаренные вселенских масштабов ленью и непреодолимой тягой к песням и танцам, работать при этом совершенно не приспособленные и всеми силами этому процессу противящиеся.
В темные времена рабовладельчества выходцы из этих мест ценились за свою покладистость и полную апатию к побегам или к восстаниям каким, потому вывозились из родных мест изворотливыми Негоро тогдашнего Западного мира целыми коллективными поселениями. Привезут, бывало, такого Адофе Бибини Акампонга, с пальмы пряником подманенного и в трюм каравеллы упакованного, куда-нибудь в Южную Каролину для ударного труда на ниве производства хлопкового хозяйства, да и продадут его, двухметрового дядьку, за кучу тогдашних американских денег южноамериканскому дикси. А будущий офицер армии Конфедеративных штатов, купивший такого славного на вид работника, стоит в сторонке и в радостном предвкушении ждет, что уж вот этот-то «агрегат» прямо сейчас широко улыбаться перестанет и ка-а-а-а-ак соберет сорок тонн ваты в одно лицо. Ждет-пождет, а «агрегат» все лыбится да лыбится и чудес производительности в сельском хозяйстве демонстрировать не стремится вовсе. Не хочет, видите ли, привозной негр к укреплению финансового благосостояния приобретшего его латифундиста силы и старания прикладывать. К песнопениям и народным пляскам хочет, а к изнуряющему труду – ни-ни. Его, видите ли, тошнит.
Для исправления ситуации американские фасендеро сначала пробовали его уговорами и обещанием «палкой стукнуть» к сельскохозяйственным работам принудить. Но не сильно-то и помогло. Палок, человек в джунглях выросший, не боялся совсем, потому как у них там, в джунглях, вообще все из палок, и он с самого раннего детства теми палками по разным частям тела много раз ударен был. Привык, если честно. Ну а вербальные посылы негр не понимал, потому как английского языка еще досконально выучить не успел и оттого суть этого назойливого «бу-бу-бу», из белого фермера звучащего, до него вообще никак не доходила.
Потом попробовали это черное благоприобретение кушаниями разнообразными мотивировать. Ну, то есть не покормят пару недель, а потом связку бананов дадут и обещают за каждую тонну хлопка, что он с полей приволочет, по цельному банану прибавлять. «Сейчас, – думают, – побежит и все до самой последней ватки с поля притащит». А он возьми да и не побеги. Он с этой связкой бананов праздник устроить норовил! Сородичей, кого раньше, кого позже в частное рабовладельческое хозяйство привезенных, вокруг той связки соберет, о наступлении нового урожая громогласно объявит, и ну давай всем кагалом по этому поводу веселиться. К утру последний банан доедят и, до следующего урожая попрощавшись, по своим шалашам разбредутся дальше на жизнь с полным оптимизмом смотреть. А этот белобрысый в камзоле, шляпе и с кнутом в лапке стоит и недоумевает, для чего он этот трактор без бензина вообще купил.
Добрые ребятки, одним словом, эти местные ганцы. Добрые и непосредственные. Их, этих ганцев, хорошо история с Толей Кипятковым, однажды произошедшая, характеризует. Толя тот, будучи человеком еще достаточно молодым, в нашем посольстве в те времена вполне себе хороший пост занимал. Был он в нашем посольстве начальником консульского отдела и вел ответственную работу, родиной доверенную: визы ганцам, страждущим к истокам Руси-матушки приникнуть, выписывал. Человеком Толя был в общем-то позитивным и с Дмитрием со Слоном даже в дружественных отношениях состоял, но пара-тройка подарков судьбы делала Толину жизнь лично для него удивительно яркой, а для всех окружающих – уничтожающе невыносимой.
Во-первых, Толя был сыном удивительнейшего человека – дважды Героя еще Советского Союза, полномочного посла в странах Азии и Африки, снискавшего глубочайшее уважение доброй половины правительств черного континента за свое умение вести тонкий политес и получившего негласное прозвище Господин Суахили за глубочайшие познания основного языка общения Центральной Африки. Человеком Толин папа был, одним словом, не просто заслуженным, но и удивительно гениальным. В отношении же Толика народная мудрость, гласящая, что на детях гениев природа отдыхает, как мне кажется, позабыла сделать дополнительную поправку о негативных исключениях. На Толике Матушка-Природа не просто отдохнула, она в момент его воспроизводства либо дрыхла богатырским сном, либо вообще отсутствовала, куда-то по своим неотложным делам на месяцок отбежав. Потому из всего богатства отцовских достоинств и талантов Толе от Природы и Судьбы достались только фамилия и наследственная стезя дипломатического работника. В части приложения своих сил и профессионального поля деятельности Толе сильно выбирать нужды не было, и, пользуясь непререкаемым авторитетом отца, ведомый руководящим пинком в зад от того же отца, он был принят в МГИМО под громкие аплодисменты преподавателей и крепко зажмуренные глаза ректора. И если быть до конца честным, то нужно откровенно сказать, что до должности начальника консульского отдела Толя дотащился лишь благодаря его полной готовности ездить в командировки не по принципу важности страны пребывания в общемировой геополитической повестке, а по принципу «туда, где пиво вкуснее». А также благодаря многолетней дружбе нашего посла в Гане, Владимира Николаевича, с Толиным отцом.
Ну а вторым дарованием Природы Толику была вселенская невезучесть, отягощенная разгильдяйством и пофигизмом, благоприобретенными Толиком за недолгие годы жизни. Везуч, а вернее НЕвезуч Толик был настолько, что, случись как-нибудь чудо и явись к Толику некто с предложением подписать контракт всей его жизни, по условиям которого Толику больше никогда не пришлось бы работать, а деньги и иные блага материального мира по подписании такого контракта полились бы на него, подобно водам Ниагарского водопада, то, без всякого сомнения, ровно за семь минут до подписания такого контракта Толика за руки искусали бы осы, шмели и, возможно, даже кобры. И наш «счастливчик», будучи в состоянии жесткого гистаминового отравления всего организма, стараясь распухшими пальцами ручку со стола ухватить, этого контракта не только не подписал бы, но даже прочесть его не смог бы. Ну а самозабвенная и совершенно взаимная любовь Толика к пиву и иным алкогольным напиткам создавала ту самую нескончаемую череду событий, которые странным образом, имея к тому совершенно полные возможности, самого Толика почему-то не убивали, но для всех остальных создавали незабываемые жизненные ситуации, схожие по своей эпохальности разве что с гибелью Помпей. Вот как раз про один такой случай, не являющийся для Толи чем-то из ряда вон выходящим, очень хорошо характеризующий миролюбие и покладистость ганского народа, я вам и расскажу, друзья мои.
Началась история с обыденного и совершенно регулярного действа: Толик выпил. Выпил он еще в обед, посчитав, что пара кружечек пива никак не сможет повредить консульскому работнику и подписание виз от этого не пострадает нисколько. Потом он еще немножечко выпил непосредственно в процессе подписания виз, а потом, выехав на служебном автомобиле в город, он выпил еще в нескольких местах, собрав к двум часам ночи в своем организме очень неплохую коллекцию всевозможного алкоголя, куда был включен даже местный пальмовый самогон акпетиши. Если бы все это богатство расставить по полкам, то получилась бы совсем неплохая витрина, достойная приличного питейного заведения. Однако смешанная в единую спиртовую бурду в недрах Толика, эта гремучая смесь сделала свое дело, и Толик потерял связь с реальностью где-то между третьей рюмкой абсента и первой рюмкой того самого акпетиши. Тем не менее все это вовсе не помешало дипломатическому работнику, совершенно не пользуясь сознанием, но имея годами отработанные рефлексы, будучи вежливо, но взашей выгнанным из последнего питейного заведения, пригрозив им еще вернуться, усесться за руль посольской «Вольво» и двинуться в сторону оплота Российской Федерации на территории Республики Гана. Ну, то есть в сторону посольства.
Надо сказать, что к моменту этого события нефть в Гане еще не нашли, и потому все богатство республики складывалось из добываемого золота, красного дерева и огромного количества ананасов, выращиваемых под торговой маркой Gananas. Денег на всю страну не хватало, и потому правительство, решив для себя, что всех страждущих все равно не прокормить, все деньги растаскивало по своим частным карманам, оставляя инфраструктуру государства не просто не ухоженной, а совершенно полностью отсутствующей. Светофоров, к примеру, на перекрестках не было даже в столице, прекрасном городе Аккра, а уличное освещение считалось чем-то фантастическим, существующим где угодно, хоть на Марсе, но только не в Гане. Днем оживленное движение на перекрестках регулировали дорожные полицейские, возвышающиеся на высоченных тум