В общем, в День независимости в Гане, кроме народного ликования и трех танков, дефилирующих по площади Черной Звезды, особо полюбоваться было нечем. Народ ганский, по природе своей чрезмерно жизнерадостный, и во все остальные дни такое же ликование демонстрировал, а танков оба концессионера в прошлой жизни насмотрелись, и три облезлых Т‐62, коптящих жирным выхлопом дизелей, ни восторга, ни даже любопытства маломальского не вызывали. Остальные праздники Ганы были приурочены к религиозным календарям двух основных концессий страны и еще совсем невоцерковленным парням какого-то особого восторга не приносили. Красить яйца на Пасху они не то чтобы не хотели, а просто-напросто не умели, а держать пост в священный месяц Рамадан их не приучило исконно православное происхождение.
Возможно, в Гане были какие-то иные, давно и исторически сложившиеся национальные радости навроде Дня великой победы вождя Бапото над позорником Гвембешу или празднование Дня Вкусного Януария, основанного в честь первого миссионера, так неудачно набредшего в поисках новенькой паствы на собиравшуюся ужинать деревню ганских прародителей. И ведь наверняка такие были, но все они истерлись в народной памяти за давностью лет или были когда-то запрещены британским губернатором, троюродным внучатым племянником отца Януария. По этой причине сильно зайтись в каком-нибудь праздничном безумии, присущем исключительно Гане, у парней возможностей не было. Потому праздником, приносящим радость всем людям без исключения во всех странах и в каждом доме вне зависимости от достатка такого дома, оставался Новый год. Торжество, приходящее с завидной регулярностью и несущее с собой радостное расставание с прошлым и уходящим и не менее радостное ожидание чего-то нового и светлого. Праздновали Новый год и парни.
Принимая во внимание специфичность их географического положения, самый первый Новый год в Гане был встречен ими с необычайным оптимизмом и креативностью, бьющей через край. Они же в Африке, други мои! Они же не в двушке родительской, дружной толпой закадык в душной комнатушке понабившись, под завывание «Голубого огонька» и хриплые поздравления непросыхающего президента, в стельку нахрюкавшись, Новый год встретить могут! Здесь же даже просто на улицу выйди – и уже рачительную разницу и экзотику для зимнего праздника сыщешь, потому как не снег под ногами хрустит и уши мерзнут, а ночные птицы с цикадами орут и температура воздуха больше двадцати восьми! Тут за мандаринами полузелеными в супермаркет бежать не нужно! Тут можно дерево во дворе потрясти, и с него обязательно какой-нибудь новогодний фрукт свалится. И мандарин свалится, и банан свалится, и даже, очень может быть, арбуз. Сюда беспалый президент с распухшей рожей со своим обещанием светлого будущего никак не дотягивается, и оттого почему-то становится намного спокойнее. В общем, тут Африка, и, стало быть, нужно Новый год, чтоб потом все обзавидовались, по-африкански встречать. Креативненько как-нибудь. И вот, после недолгих терзаний частей мозга, за фантазию отвечающих, отринув все приглашения местного населения на рюмочку забежать, приняли парни решение испытать доселе невиданное для них удовольствие: встретить Новый год на берегу океана с возлияниями и купанием в открытом водоеме под удары курантов. Покинуть, так сказать, тепло и уют домашнего очага и отпраздновать семейное торжество в объятиях гостеприимной туристической инфраструктуры ганского побережья. Оригинальненько, ну согласитесь. «И-э-э-э-х, хорошо!» – выдохнули оба и тем самым утвердили концепцию новогоднего торжества в объятиях ласковых вод Гвинейского залива, отправившись к полуночи на пляж «Шестнадцатая миля».
Нужно сказать, что вся туристическая инфраструктура на этом пляже состояла из нестройного ряда бунгало, выстроившихся от одного края горизонта до другого вдоль полосы пляжного песка, кое-где прерываемого стволами толстенных пальм, торчащих в небо Ростральными колоннами нашей Северной Пальмиры. Бунгало возводили местные рыбаки, проживающие в деревне по соседству, и сдавали отдыхающим, приезжающим из города, за пятьдесят американских центов в день. Крыша, стены и даже двери таких бунгало были сплетены из листьев тех самых пальм методом «плоской циновки» и ненадежно скреплены в единый архитектурный ансамбль обрывками капроновой веревки. В недрах своих они содержали пару криво сколоченных лавок и колченогий стол средних размеров. В «дорогих» бунгало со стороны подъездной дороги была огорожена дополнительная территория, имеющая а-ля ворота, скрывающие ваш автомобиль от любопытных взглядов, пожелай вы у того бунгало на весь день для отдохновения припарковаться. Ворота, кстати, тоже были пальмово-циновочными. Пол в этих бунгало отсутствовал как явление, потому как угловые столбики были вколочены в песок пляжа, без всяких вывертов в сторону инженерно-строительной мысли и организации твердого покрытия половой поверхности.
Но вот именно в таком голом аскетизме этих прибрежных кибиток и была их несказанная прелесть. Ну согласитесь, что усесться на лавке в тени пальмовых циновок и попивать холодное пивко, привезенное с собой в сумке-термосе, закусывая при этом креветками, только что выловленными в океане и проданными вам по цене пучка редиски, слушать рокот прибоя и ощущать на коже соленые брызги океанского бриза – удовольствие, какого не купишь ни за какие деньги даже на хваленом Matira Beach. А уж для Дмитрия и Слона, выросших в суровых реалиях СССР, прибой океана, пахнущий солью и первозданной свежестью, невероятно вкусные креветки, свежее которых в принципе найти невозможно, и пиво, холодное и удивительно свежее, создавали такое позитивное восприятие этого пальмового Рая, что во все последующие годы, если их спрашивали: «А что там вообще хорошего есть?», они рассказы свои именно с этого пляжа начинали. Вот как раз по этой причине и было ими принято решение поехать на ту самую «Шестнадцатую милю» к полуночи и встретить там Новый год так, как никто и никогда из них и всех их знакомых не встречал: как следует выпивать и закусывать, плескаться в океане и орать про елочку, имевшую несчастье пусть и в лесу, но таки родиться. И потому несчастье, что «срубили нашу елочку под самый корешок». Но не суть.
К установленному времени начала торжества, сиречь часам к восьми вечера, когда солнце уже село, «что пить» и «что есть» было упаковано по сумкам, а дядя Лёша уже час сидел на заднем сиденье и орал: «Пора!!!», концессионеры выдвинулись в направлении новогоднего торжества. Ехать, как это следует из названия пляжа, нужно было не особенно далеко, и через сорок минут они прибыли к месту торжественной встречи Нового года. Нужно сказать, что прибыли парни к ласковому прибою Гвинейского залива уже изрядно подготовленными. А все оттого, что отношение ганского народа и ганской Фемиды к алкоголю в целом и к людям, его употребившим, варьировалось от добродушной снисходительности до глубочайшего сострадания: «Как же ты так нажрался-то, сынок?» Но никогда и ни в коей мере ни разу не порицалось или там штрафами разными, в уложениях кодексов и правил прописанными, наказывалось. Попивал народ ганский, пользуясь обилием пальм, а стало быть, и того самого акпетиши, в изрядном количестве и с завидной регулярностью. И не так чтобы совсем уж пропитыми были и без рюмочки даже за свежим бананом на ужин во двор не сходить, нет. Просто, если законом с парой кружечек пива в организме даже за руль не возбраняется, так отчего же, на такое эпохальное событие, как празднование Нового года, выдвигаясь, старым добрым традициям соответствуя, как следует уже к шести вечера не поднабраться и к океану уже в хорошем «под шафе» не приехать? И вот исключительно ради соблюдения этой самой традиции, уже не просто предвкушая, а с тех самых шести вечера, пакуя корзины с новогодней провизией и старый год провожая, парни в свои организмы хорошее такое количество крепкого алкоголя разместили. Разместили и в совершенно приподнятом настроении убыли в объятия теплого океана и туристической инфраструктуры для встречи своего первого на ганской земле новогоднего праздника.
По прибытии к месту назначения они с некоторым удовольствием отметили, что ни туристов, желающих в воды океанские телеса погрузить, ни мальчиков-зазывал, в другие дни у каждого бунгало приставленных и что-то истошно орущих, приглашающие жесты всем телом совершая, сегодня нет совсем. Пусто. Хоть шаром покати! И в этом две радости определилось. Ну, во‐первых, за неимением народа, ни отдыхающего, ни аренду навязывающего, выбрать можно было любое бунгало, не переживая, что все центральные заняты и нужно к краю пляжа переться. Ну, а во‐вторых, можно же было не платить! И пусть это всего лишь пятьдесят американских копеек. Пустячок, но приятно же. Потому ничтоже сумняшеся въехали они в самое центральное бунгало, аккуратно при этом травяную воротину открыв и машину в загончике гаражном разместив. Для соблюдения приличия воспитанный и интеллигентный дядя Лёша минуты полторы поорал в ночную пустоту, предлагая заплатить, и, наобщавшись с бескорыстной тишиной, на затею честной аренды помещения махнул рукой. Ну а далее, установив в центре стола здоровенную свечу, потому как электричества на пляже не было, очень скорой рукой наметали на дастархан все привезенное с собой. И несколько бутылок прозрачного напитка «Вино № 21» от некогда земляка, господина Смирнова, пару бутылок незабвенного «Джонгуляки» и несметное количество пивных поллитровок. На небольших островках свободного места, оставшегося от напитков, разместили не сильно разнообразную снедь и, расплескав по пластиковым стаканчикам благословенной «беленькой», приступили к непосредственному исполнению торжества. То есть выпивать и закусывать, праздничные тосты все более заплетающимися языками произнося. И праздник удался!
Учитывая трехчасовую разницу, для начала в девять часов вечера встретили московский Новый год. Каждый из них, глядя в собственные часы, начал изображать куранты по ровному достижению московской полуночи именно в его хронометре. Ну а поскольку в мире нет ничего совершенного, и три пары часов имеют полное право тикать в небольшом рассинхроне, то в этот раз бой курантов стартовал в трех вариантах и с расхождением в исполнении на пару-тройку секунд между тремя исполнителями. Каждый из прообразов Спасской башни, будучи уже в изрядном подпитии, только себя считал единственно верным источником сигнала точного времени и потому, бумкая во все горло, всех остальных игнорировал и свое «бум-бум-бум» орал, надрывая жилы и краснея лицом. Так что с наступлением московского Нового года на пляже «Шестнадцатая миля» в общей сложности прозвучало тридцать шесть ударов курантов. Такая же история, кстати, повторилась и по наступлении Нового года по Гринвичу, в широте которого находилась Гана и потому по этому британскому времени как раз и жила. Правда, к тому моменту, уже изрядно утомленные алкоголем, перекрикивать друг друга старались несильно и, что удивительно, где-то на уровне девятого «бум» вошли-таки в согласие и полночь протикали уже слаженным хором. Выпито к тому моменту уже было изрядно, как, впрочем, и съедено. Кучка пустых бутылок под столом негромко позвякивала всякий раз, как кто-нибудь задевал ее ногой, а ровно посреди стола возвышался выскобленный ананас, внутрь которого креативный Дмитрий разместил горящую свечу. «Елкой будет», – сказал он. На елку, конечно же, не походило совсем, но своим неровным свечением и растительным происхождением попахивающий жареным ананасом эрзац новогодней елки устроил всех. Ну на самом деле, если уж устраивать Новый год на пляже, что, согласитесь, для жителей холодной Москвы вполне себе оригинально, так почему ананасу так же оригинально елочкой не побыть?! Ну вот он и побыл.