— Даже так… — в глазах Ли Юйши, обычно невыразительных и тусклых, сверкнул огонёк азарта. Огонёк, сделавший престарелого учёного донельзя похожим на кота, изготовившегося к прыжку на зазевавшуюся мышь.
— И только так, — отрубила Лана.
— Слово леди Катрины?
— Слово леди Катрины.
Декан молчал почти минуту, а потом вдруг усмехнулся и залихватски подмигнул слегка опешившей от непривычного богатства его мимики Лане:
— Отправляйтесь, дорогая моя. Удачи вам. И постарайтесь вернуться до начала семестра!
Давно уже стихли лёгкие шаги удаляющейся женщины, а подключенный к аппаратуре жизнеобеспечения человек в кресле продолжал молчать, соединив домиком кончики пальцев иссушенных недугом рук.
Он думал о том, что, в сущности, судьба всегда была благосклонна к нему. И даже сейчас, когда болезнь и старость отняли у него большинство удовольствий, доступных более молодым и здоровым, он может считать себя счастливчиком. Потому что ему не раз довелось огранить до бриллиантов алмазы, заложенные в его учениках. Может быть, и ещё доведётся. А даже если и нет, их уже было достаточно. Вполне достаточно для того, чтобы признать себя, без хвастовства, превосходным ювелиром.
Скрип отодвигаемой ширмы прервал несколько элегические размышления старика, и он без особенного восторга посмотрел на мужчину, показавшегося из-за лакированной створки. Вице-премьера правительства Атлантиды он не то, чтобы недолюбливал. И даже дураком не считал, потому что Юджин Кларк не был дураком. Просто человек с настолько приземленным складом ума и мечтать не мог о том, чтобы стать студентом «странного» факультета. По крайней мере, пока деканом оного был старый Ли Юйши.
И сейчас наверняка будет сказана не то, чтобы глупость… но что-то, что, не будучи глупостью в полном смысле слова, на практике является таковой. Ну, точно:
— Почему вы не настояли? Наверняка у вас есть рычаги воздействия на эту особу!
Прежде, чем отвечать, декан мысленно сосчитал до трёх. Потом решил, что лучше будет продлить счёт до десяти.
— Не знаю, можно ли добиться битьем молока от коровы. Не пробовал. Но если вы попытаетесь битьём добиться молока от кошки, она не отдаст своё, отберёт ваше, и вам ещё крупно повезёт, если вы выживете в процессе. Вы слышали её слово. За пределами планеты будет сделано всё возможное. Здесь же… какого чёрта, сэр?! В собственном хозяйстве разбирайтесь сами!
Для знающего человека обращения «сэр» было достаточно, чтобы немедленно заткнуться. Но Юджин Кларк знающим не был.
— И дорого стоит слово, — он саркастически усмехнулся, — «леди Катрины»?
Теперь декан ни секунды не промедлил с ответом:
— Если то, что мне известно о ней, правда хотя бы наполовину — дороже вашего, сэр.
Кларк открыл было рот, подумал — и закрыл. Его верность слову, как у почти любого политика, сильно зависела от привходящих обстоятельств. Спорить было не о чем. Поэтому он коротко поклонился в знак прощания и вышел из комнаты. Не услышав, как прикованная к креслу мумия пробормотала в пространство:
— А, возможно, и моего.
Последние несколько минут визита к декану Лана высидела как на иголках. Пришёл, наконец, давно ожидаемый ответ от Горовица, который по-хорошему, надо было прочитать немедленно. А вместо этого приходилось говорить умные слова, что ещё полбеды. Делать умное лицо — вот где загвоздка. Говорить умные слова, делать умное лицо, и ни в коем случае не демонстрировать снедающее её нетерпение.
Так что, какими бы ни были неприятными яркий полуденный свет и влажная жара после прохладного сумрака, Лану радовала возможность оказаться, наконец, в их власти и выяснить, что же ответил ей старший — и, как правило, единственный — командир.
Так-так-так… предложение русского по части транспорта — принять… ну, это было довольно предсказуемо. Не уронить чести Легиона?! Это ещё к чему?
Вообще-то, представления о способах удержания на весу чести Легиона у Ланы были самые расплывчатые. Она всегда полагала, что больше, чем с честью выполнить поставленную перед ней задачу, для поддержания чести Легиона сделать нельзя. Но Дедуля явно имел в виду что-то другое. А его решение не уточнять, что именно, наводило на размышления. И размышления эти Лане не нравились.
Однако, размышления — размышлениями, а сейчас ей следовало поторапливаться. Так что статуе Нильса Бора пришлось обойтись без того внимания, к которому она наверняка привыкла за три года, которые Лана Дитц провела на Атлантиде. Наплевав на вполне вероятный штраф и не вслушиваясь в восторженный свист за спиной, мрина с места почти вбила гравидоску в аварийный воздушный эшелон, и помчалась домой.
Точнее, в теперешнюю точку постоянной дислокации. Домом она считала… да, строго говоря, у неё не было места, которое она с полным на то основанием могла бы считать домом. После смерти папы Конрада — не было. А когда у тебя нет дома — какая разница, где его нет?
Кстати, о доме. Есть он или нет, но то, что Лана могла, пусть и довольно условно, назвать «своим домом», следовало привести в порядок прямо сейчас. Поэтому немедленно по возвращении на Правый Мизинец она сбежала по лестнице на самый нижний уровень, в крохотную комнатку, большую часть которой занимали стеллажи со снаряжением и стол для упаковки багажа. Сбежала и, принявшись укладывать в сумку то, что считала необходимым в предстоящем вояже, позвала:
— Тим! Поди сюда!
Она стояла спиной к двери, располагая в давно известном и строго определённом порядке разного рода приспособления, главным образом предназначенные для старой доброй драки. Отдельно, в крохотном, по меркам нормальной женщины, свёртке — мелочёвка вроде флакончика любимых духов.
Духами она почти не пользовалась, дабы не перебивать обоняние, но иногда они бывали необходимы. Кто знает, куда её занесёт и кому придётся представляться? Так что склянка, упоительно и почти резко пахнувшая лимонной мятой даже через притёртую пробку, заняла своё (невеликое, по счастью) место в багаже. А там и Тим заявился. Наконец-то. Ну что ж… приступим к наведению порядка.
— Прикрой дверь. Не стоит детишкам знать, то мама с папой поссорились.
— А они поссорились? — проговорил сзади Тим.
И тогда она ударила. Не оборачиваясь, сгруппировавшись и резко разгибая назад левую ногу. Амбидекстрия, врождённое (и отполированное тренировками) равное развитие правой и левой сторон, позволяла бить любой ногой. Но Лана предпочитала первый удар наносить левой. Маленькая, вполне позволительная — и неожиданная для большинства противников — слабость.
— Извини.
Ни толики признания вины не было сейчас в её голосе. Провинилась уж точно не она. Доносящиеся из-за спины звуки свидетельствовали, что она попала именно туда, куда намеревалась: в солнечное сплетение.
— Мне требовалось с гарантией привлечь твоё внимание к тому, что будет сказано. И примитивное рукоприкладство — единственный по-настоящему надёжный способ из известных мне.
Протянула руку над сумкой, швырнула в сторону закрытой двери загодя припасённое мокрое полотенце:
— Утрись. Продышишься — поговорим. О шутках и розыгрышах. О чувстве юмора вообще. Об идиотии тоже поговорим. В последний раз, потому что повторяться я не намерена. А намерен ли ты слушать — решать тебе.
По расчётам Ланы, у неё было около трёх минут на завершение сборов в дорогу (ударила она на совесть), минут пять на введение старого друга в потерянный им было меридиан и, в целом, примерно четверть часа до выхода. А уж в каком составе состоится этот самый выход — её, в силу принятого решения, уже не касалось.
— Готов?
Она развернулась, наконец, и теперь не без удовлетворения обозревала ею же самой созданную диспозицию. Тим сидел на полу, привалившись спиной к закрытой двери, держался руками за живот и пытался выровнять дыхание. То, что надо.
— У нас маловато времени, но, боюсь, его придётся-таки потратить. Потому что за то время, что мы не виделись, ты явно разучился думать головой.
— На… — прокашлял Тим. — Насобачилась!
— Ты в моём доме, придурок! — рявкнула Лана. — Следи за языком![8]
Комментариев не последовало. И она продолжила, теперь — тихо и размеренно:
— Начнём с азбучных истин. Планета Легион, на которой базируется Республика Легион, пока что заселена очень условно. Мы пришли туда в прямом смысле слова на клинках, а дальше-то что? У нас есть до хрена земли, вполне приличное количество ресурсов, есть даже профицитно свёрстанный бюджет, но слишком мало людей для того, чтобы выстроить чего-нибудь стоящее производство. И даже мягкое иммиграционное законодательство не спасает. Тут всё взаимосвязано. Пока нет промышленности, нет рабочих мест, привлекающих людей, не способных или не готовых быть фермерами. Пока нет людей — нет промышленности. Со временем, уверена, это изменится. Но сейчас, когда республика провозглашена по историческим меркам даже не вчера, а пару минут назад, мы вынуждены многое закупать, потому что не в состоянии произвести сами. И, разумеется, никто не собирается спонсировать таких отморозков, как Галактический Легион. Промышленность, наша собственная промышленность, необходима куда больше, чем воздух. Воздуха-то хватает, было бы кому дышать им.
Тим молчал.
— Это просто чудо, подарок судьбы, что, когда девчонка Фокс пропала, помощи запросили у Легиона. Легиона, как организации, и, в конечном итоге, Легиона, как государства. Потому что бабушка Фокс может сколько угодно прикидываться отошедшей от дел «старой дамой, растящей азалии», но председатель совета директоров «Фокс Индастриз» держит этого монстра в кулаке, каким бы старческим и хрупким кулак ни казался. И когда мы найдём Дезире — а я, можешь даже не сомневаться, её найду — гигантская корпорация, конечно, не станет есть с руки у Республики, на такое рассчитывать глупо. Но некоторую долю промышленного кластера мы сможем выстроить по совсем другим ценам, нежели те, которыми приходится оперировать сейчас.