Иван совсем растерялся, но мысль о том, что сеньорита Фернандес уедет и не вернется, облила сердце раскаленным железом. Она уедет и не будет знать, что чувствовал к ней он. И от этого стало больно вдвойне.
Он подлетел к ней и поцеловал так, как никогда никого не целовал. В тот момент он понял, что все, что у него было до этого с другими девушками, – просто нелепо и несерьезно. Кто бы мог подумать, что ту самую он найдет среди сеньоров. Но он нашел ее. И мир вокруг треснул.
Вскоре все будет по-другому, – словно эхом раздались слова Йона. Иван ему верил.
***
В комнату сеньора Рафаэля пришел Лукас с крепко перевязанной рукой и, увидев собранные чемоданы, громко спросил:
– Ты что, уезжаешь?
– Да, я не могу больше тут находиться. Не дай бог еще моя сестра пострадает.
– Ничего с ней не случится. Охота же идет только на Гарсиа, – сказал Лукас, прислонившись к двери. Раненая рука сильно болела, но обезболивающее притупило эту острую боль и позволило юноше передвигаться по отелю, не прикладывая огромных усилий. Его рана и в самом деле не была такой же страшной, как у Йона. И Лукас был невероятно счастлив, что он так легко смог отделаться. – Нам с отцом нужна твоя помощь. У него появился план, как можно вернуть нам отель. Мы ведь не должны позволить какому-то официанту заполучить все наши деньги!
– Я уже решил увезти сестру.
– Послушай, когда-то я обещал, что сделаю тебя управляющим отеля. Я хочу сдержать свое слово. Просто помоги нам заполучить этот отель, и у тебя появится все.
Рафаэль тяжело выдохнул и, кинув взгляд на запакованные вещи, глухо произнес:
– Что вы придумали? Вдруг это не сработает, ведь донья Канделария четко сказала, что хочет исполнить волю своего покойного мужа.
– Отец уверен, что сработает. Но если что, то у него есть второй план. Какой именно, он не говорил, но рьяно уверял меня, что какой-то из этих способов точно даст результат.
– Ну, раз у него есть такая уверенность, то можно попытаться. Только сестру я бы отправил домой.
– Делай, как знаешь, главное оставайся сам, – ответил Лукас, воодушевленный планом отца и тем, что лучший друг поддерживает его во всем.
– Ну так а что вы придумали-то? – повторил вопрос Рафаэль, и Лукас принялся объяснять весь план в ярчайших подробностях, добавляя к нему свои детали, которые ни в коем случае не должны были дойти до ушей отца. Это был многослойный план, и Рафаэлю он пришелся по душе. Если все пойдет как надо, то сестру можно будет и не увозить. Этот отель может стать их домом.
***
Йон уже несколько часов перебирал вещи матери, которые ему отдал Иван. Там было много фотографий, которые мама показывала ему в детстве. Он решил подобрать для этих черно-белых карточек самые лучше рамки и расставить их на комоде в своей новой комнате.
На одной из фотографий были запечатлены мама и маленькие Иван и Йон. Эта фотография была особенной, на ней они на самом деле выглядели как настоящая семья. На других был запечатлен Адриан Вергара. На третьей мама и Иван, на четвертой – мама и Йон. И ни одной, где были бы мама и Адриан вместе. Йон уже начинал подумывать, что это были фотографии какого-то чужого человека, которого мама выдавала за отца, и что они никогда не были вместе. Но как узнать правду? Кто бы мог все рассказать? Кто в этом отеле находится настолько долго, чтобы помнить и знать все о личной жизни прислуги? На ум пришли только двое – донья Валенсия и дон Мигель. Они настолько старые, что кажется, будто это не они пришли работать в этот отель много лет назад, а будто это отель вырос вокруг них и поглотил их в себе. Гарсиа, конечно, тоже тут жили с самого начала, но вряд ли их интересовало хоть что-то связанное с личной жизнью обслуги.
Йон намеревался разузнать все, что связано с мамой и Адрианом Вергарой, а потому схватил две фотографии и бросился бежать вниз, чтобы отыскать донью Валенсию. С доном Мигелем он не очень хотел говорить, их отношения всегда были враждебными, и хоть дворецкий сейчас вряд ли бы посмел на него кричать, Йон решил по возможности с ним не пересекаться, чтобы не вытворить что-то из ряда вон выходящее, как он поступил недавно с Маргой.
Появление Йона в кухне произвело сильное впечатление на слуг. Они прекратили выполнять свою работу и застыли в безмолвном удивлении. Но ничего странного в этом не было, ведь еще недавно этот молодой человек ходил тут в униформе официанта, получал нагоняи от дона Мигеля и иногда в порывах злости что-то разбивал. А теперь он стоял в дорогом фраке, с галстуком на шее и прилизанными волосами и с холодным равнодушием кого-то искал. Но, конечно, равнодушие это было только снаружи. Под ним пряталась глубокая скорбь и печаль. Только вряд ли кто-то это понимал.
– Что вы встали, как вкопанные! – прокричала экономка на всю кухню. – Работа сама себя не выполнит!
Слуги встрепенулись и послушно продолжили работать, иногда искоса поглядывая на Йона. Те, кто ненавидел его раньше, возненавидели его еще сильнее. Те, кто относился к нему более-менее, стали его побаиваться и сторониться. Но ни у кого не возникало к нему добрых чувств. Все думали, как же так, официант, простолюдин с не лучшими моральными качествами – и вдруг наследник отеля. Однако никто еще не знал, что это именно ему суждено сделать жизнь обслуги в этом отеле в разы лучше.
Йон подобрался к донье Валенсии и очень тихо, чтобы его никто не мог подслушать, проговорил:
– Донья Валенсия, можно у вас спросить кое-что об Адриане Вергаре?
Женщина сначала замялась, но после нашла силы ответить со всей учтивостью, на которую была способна:
– Конечно, сеньор Гарсиа.
– Давайте только не тут, а в обеденной комнате.
Сейчас обеденная комната для обслуги была пуста, потому что время ужина у персонала еще не началось, а работы в отеле было полно, чтобы сидеть тут и прохлаждаться. Йон опустился за стол и выложил перед доньей Валенсией две фотографии – с мамой и с Адрианом Вергарой.
– Как я понимаю, вы знали Адриана, так ведь? – начал расспрашивать Йон.
– Да, у нас работал официант с таким именем.
– Это он на фотографиях?
– Да.
– Они с мамой были вместе?
– Были. Но на тот момент она уже была беременна. Адриан пообещал, что будет заботиться о ее ребенке, как о своем, и ему было не важно, от кого он.
– Так он знал, что отцом ребенка был дон Хавьер?
– Думаю, что не знал. У твоей матери тогда была не очень хорошая репутация, о ней ходили всякие гнусные и неправдивые слухи. Но я знала, что она была влюблена без памяти в какого-то сеньора, и я догадывалась, что ребенок был от него. Признаться, я и подумать не могла, что сеньором этим был дон Хавьер… В общем, Адриан твердо был настроен накопить на дом в Камтадере и переехать с Кристиной и тобой туда, поэтому отправился работать официантом на пароход, жалованье там было в разы больше. Но потом мы узнали из газет, что пароход утонул и похоронил всех, кто был на тот момент на борту.
– Полагаю, они были вместе не долго, поэтому у них нет совместных фотографий.
– Да, но и денег особо не было, чтобы сделать эти фотографии.
– Спасибо, донья Валенсия, вы мне очень помогли, – попытался улыбнуться Йон, но улыбка вышла вымученной и печальной.
– Не стоит благодарности. И… Сеньор Гарсиа, примите мои соболезнования, – сказала экономка, видимо, увидев в его маске проблески настоящих эмоций.
Йон кивнул и опустил голову, ощутив, как все тело сковало горе. Он сгреб фотографии и покинул кухню, стараясь не смотреть ни на кого по дороге. Слишком больно, слишком все не так. Как бы могла сложиться его жизнь, если бы пароход не потонул? Как бы она сложилась, если бы Адриан Вергара не поехал на нем? Уж точно совсем не так, как сейчас. Все в нашей жизни зависит от случая, от решения, иногда принятого наспех, а иногда четко продуманного и взвешенного. Каждая ситуация рождает несколько дорог, по которым можно пойти. И главная мудрость жизни – выбрать правильную из них. Только вот есть ли она, правильная?
***
Полчаса Йон сидел в своей комнате и думал о жизни. За это время он выпил еще стакан, но опьянения не чувствовал. На удивление сейчас он мыслил так ясно, как никогда еще не мыслил. И он не упустил возможности потратить свою ясность мысли на улучшение жизни в отеле. Появилось несколько идей, которые он зафиксировал на листе бумаги и надежно спрятал в новеньком портсигаре.
Вскоре к нему зашла донья Беатрис и сообщила, что донья Канделария устраивает семейное собрание в номере дона Хоакина. Йон побрел вслед за женщиной, опасаясь, как бы члены новой семьи не учуяли запах алкоголя и не стали обвинять его в пьянстве, как недавно обвиняли Лукаса. Вообще, Йон не любил пить. Но сейчас это было единственное средство, которое могло приглушить острую боль и заполнить огромную дыру в душе.
В номере-люкс уже собралась вся семья, в том числе и сеньор Лукас с перевязанной рукой и сеньор Рафаэль. Йон опустился на стул рядом с Альбой и с немым вопросом на нее взглянул, как бы спрашивая, зачем их всех тут собрали. Та пожала плечами – она не знала. Почти никто не знал. И это до невозможного напоминало недавнее собрание, на котором донья Канделария признала Йона членом семьи.
– Ну, сын, зачем ты нас всех тут собрал? – спросила донья Канделария у дона Хоакина. Очевидно, и она терялась в догадках.
– Я хотел кое в чем признаться, – начал говорить дон Хоакин, расхаживая по комнате крупными шагами. – Хавьер не единственный, кто имел романы на стороне. И не единственный, у кого есть внебрачный ребенок. Я решил последовать примеру покойного брата и признать своего сына, который тоже все это время рос среди обслуги.
Все уставились на мужчину во все глаза. Каждый день в семье Гарсиа происходили какие-либо удивительные вещи, причем одна удивительней другой. Донья Адриана побледнела, как мел, Альба прикрыла рот рукой, а Лукас слегка улыбнулся, словно эта новость его позабавила. Донья Беатрис схватила Йона за руку, как будто кто-то собирался его вышвырнуть из комнаты и заменить другим. Впрочем, женщина поняла все правильно. Этого дон Хоакин и добивался.