– Вы что-то обнаружили? – спросила донья Канделария и от волнения стиснула ручки кресла так сильно, что её пальцы побелели.
– Мы пришли обыскать ваш кабинет, – ответил Монтойя.
– По какому праву?! – воскликнула женщина.
– Вы обвиняетесь в убийстве сеньора Этьена Бургуэна и сеньориты Андреа Гарсиа. Ордер на ваш арест у нас есть.
Донья Канделария захлебнулась от шока и начала глотать ртом воздух, став похожей на рыбу, которую выбросило на берег. Тут свои эмоции она скрыть не смогла, как не смогла найти и слова, которые опровергли бы эти обвинения. Она увидела самодовольное и нахальное выражение лица Хоакина и все поняла. Это он! Это он все рассказал детективу! Как он мог?! Как он мог отправить мать на гарроту?! А гаррота ей точно светит, ведь у убийства, которое она совершила, был свидетель. И этот свидетель – Хоакин.
– Агенты, будьте добры арестовать сеньору, – приказал детектив.
Агенты, смущенно и сконфуженно, подобрались к донье Канделарии и коснулись её рук. Но она дёрнулась и, вмиг обретя самообладание, сказала:
– Не нужно. Я пойду сама.
Рано или поздно это должно было случиться. Смерть кралась за ней по пятам и вот-вот должна была ее настигнуть. Но, если честно, донья Канделария и не подозревала, что смерть придет к ней в виде казни. Она думала, что умрет раньше, чем вся правда станет известна. Однако на что она надеялась, когда рассказывала журналистам ту глупую историю про брошенного ребенка в корзинке? Надо было полагать, что Хоакин это так просто не оставит. Но все же она не думала, что у него хватит духу отправить ее на гарроту. А может, так все и должно быть? Ее жизнь должна закончиться казнью, как и жизнь любого убийцы. Всем в конце концов воздастся по заслугам.
– Тогда, агенты, проводите сеньору в участок, – сказал Монтойя после недолгого молчания. Он прикинул шансы доньи Канделарии сбежать и понял, что они приравниваются к нулю, ведь как далеко сможет убежать восьмидесятилетняя сеньора от молодых агентов полиции?
Донья Канделария, совсем не сопротивляясь, отправилась к выходу. Агенты – все, кроме Сиприано – тут же последовали за ней, окружив ее плотным кругом. А после все вместе покинули кабинет, оставив в воздухе гнетущую тишину.
– Дон Йон. – Монтойя первым нарушил тишину, повернувшись к новому управляющему, который все это время ошарашенно смотрел на закрытую дверь. – Позволите нам обыскать стол?
Йон, словно во сне, поднялся со стула и подобрался к выходу, где стоял дон Хоакин. На лице мужчины было необъяснимое выражение торжества и превосходства, которое Йон, конечно, не мог не заметить. И он сам понял все не хуже доньи Канделарии. Это дон Хоакин привел сюда детектива. Неужели он обвинил свою мать в преступлениях, которые совершил он сам, в отместку за ту статью в утренней газете? И действительно ли эти преступления совершил он?..
– Пистолет забираем, – сказал Монтойя, копаясь в ящиках стола.
– Больше ничего интересного тут нет, – заметил агент Сиприано.
– Тогда идём в ту комнату, где четыре года назад убили сеньора Этьена Бургуэна.
– Так четыре года же прошло, – с непониманием ответил агент. – Что мы там найдем?
– Поверьте моему опыту, следы преступления, как правило, сложно убрать полностью даже за четыре года. Дон Йон, вы позволите нам осмотреть двести тридцатый номер?
– Я? – удивился тот, а потом понял, что только что подписал договор и теперь, когда донья Канделария арестована, он остался здесь самым главным. – Да, конечно.
– А если он закрыт? – спросил агент Сиприано.
– У старших горничных по этажу есть ключи от всех комнат, – спокойно ответил дон Хоакин, словно только что его мать не была арестована и отправлена за решетку. – Кто же старшая горничная по второму этажу, сеньор Йон?
– Лусия, – ответил он, понимая, что мужчина хотел поставить его в неловкое положение. Но Йон знал абсолютно все об этой части функционирования отеля, потому что сам прожил в ней всю свою жизнь.
Йону хотелось узнать всю правду, и если детективу нужно попасть в этот номер для того, чтобы докопаться до истины, то он это устроит. Вот только попасть в этот номер можно и не прибегая к помощи старшей горничной по этажу. И Йон знал как. Он выскочил из кабинета и подлетел к стойке регистрации, чересчур эмоционально спросив:
– Деметрио, в двести тридцатом номере кто-то живет?
Администратор так и опешил, но послушно глянул на стойку с ключами и отрицательно покачал головой:
– Нет, сеньор, он свободен.
– Отлично, давай сюда ключ.
– К… конечно, – ответил мужчина, снял с крючка ключ с пузатым бочонком, на котором была вырезана цифра «230», и протянул его Йону.
Йон вернулся к мужчинам, которые внимательно наблюдали за его действиями около дверей кабинета, и продемонстрировал им зажатый в руке ключ.
– Обошлись без Лусии, – сказал он. – Идемте в номер.
Стал управляющим, так теперь показушничает, – пронеслось в голове дона Хоакина. Но все же он не без одобрения отметил такое стремление Йона найти доказательства убийства сеньора Этьена Бургуэна.
До номера добрались очень скоро. Йон сам открыл дверь и, как портье, пропустил всех внутрь, а после закрыл замок изнутри, чтобы никто сюда не вошёл и не помешал представителям закона искать правду.
– Вы говорите, что тело Этьена Бургуэна было найдено здесь? – спросил Монтойя у дона Хоакина, показывая рукой на пространство перед комодом.
– Абсолютно точно, – ответил тот.
– По официальной версии он поскользнулся и упал, ударившись головой об угол комода?
– Да. Но это неправда. Я видел, как моя мать ударила его вот теми часами по голове, – дон Хоакин указал на стоявшие на комоде деревянные часы, тиканье которых после его слов стало звучать как-то даже зловеще.
– И почему вы сразу об этом не сообщили?
– Она меня запугала. Да и это же моя мать, как я мог?.. Но теперь убили сеньориту Андреа Гарсиа из-за все тех же документов, из-за которых убили сеньора Этьена. И я понял, что уже молчать нельзя.
– Все это звучит очень странно, сеньор, – с подозрением сказал Монтойя. Отговорка дона Хоакина была слишком неправдоподобна, детектив не мог взять в толк, почему он молчал целых четыре года, а теперь вдруг решил обо всем рассказать. Хотя… донья Канделария его мать, может, ему и правда было тяжело обвинить ее в убийстве. А теперь совершилось новое убийство и появилась отвратительная статья в газете, из-за которой дон Хоакин наверняка почувствовал себя униженным. Наверное, это и подтолкнуло его к тому, чтобы рассказать всю правду. – Ладно, разберемся с вами позже. Где сейчас эти документы?
– У нее.
– Она их уничтожила, – вмешался Йон. – Документов больше нет.
– Что ж, что бы там ни было в этих документах, видно, они были действительно опасны, – заключил Монтойя. – Сиприано, давайте двигать комод.
Агент молча стал у одного бока комода, детектив стал у другого, и, крепко ухватившись, они отодвинули его от стены.
– Ага! – воскликнул детектив, изучая заднюю стенку. – Видите вот это небольшое пятно. Это кровь, которую не смогли отмыть, потому что она впиталась в дерево.
– Но это нам ничего же не доказывает, – сказал агент Сиприано.
– Нет, это я пытался доказать вам, что даже за четыре года следы преступления полностью не исчезают. Хотя все-таки кое-что нам это доказывает, – призадумался детектив. – Это доказывает, что дон Хоакин говорит правду и тело нашли действительно здесь. Кто расследовал это дело?
– Так никто, – ответил дон Хоакин. – Все считали это несчастным случаем.
– Понятно, – кинул Монтойя. – Теперь к часам, – он поднял с комода глыбу деревянных часов и внимательно её осмотрел. Как он и предполагал – часы ему много что рассказали. Детектив повернул их одним из углов к агенту Сиприано, и тот ахнул от удивления. – Видите, угол с вмятиной, которая пропиталась кровью? Часы и правда орудие убийства. Надеюсь, сеньор Гарсиа не будет возражать, если мы заберем их?
– Нет, конечно, берите все, что потребуется, – ответил Йон. Он никак не мог понять, правда ли все это или жестокий сон. Неужели это преступление с братом Адель совершила донья Канделария? И могла ли она совершить вчерашнее преступление? Просто не верилось, что эта надменная старушка – пусть обманщица и интриганка – могла кого-то убить. Но если все-таки эти преступления совершила именно она, то кто совершил остальные?
Неужели главных убийц несколько и каждый ведет свою игру?
***
Йон сидел в кабинете, курил и пытался осмыслить все, что случилось за утро. Пытался принять нового себя и свыкнуться с тем, что это место теперь его. Пытался понять, правда ли донья Канделария убила двоих или эти преступления хочет повесть на нее дон Хоакин. Но его мысли были прерваны доньей Беатрис и Альбой. Они громко вошли в кабинет, поздравили Йона с новой должностью и были явно очень счастливы видеть его в красивом костюме за этим столом. Но Йон моментально стер всю их радость, рассказав о доне Хоакине и донье Канделарии.
– Не могу поверить! – воскликнула Альба, тяжело опустившись на стул и закрыв лицо руками. – В последние дни отец стал так отвратительно поступать! Не понимаю, что с ним стало!
– Когда он запер меня в своей комнате, я заметила, что он вёл себя не как подлый мерзавец – то есть не как обычно – он вёл себя гораздо хуже. Как безумный ублюдок.
– Перестаньте! – воскликнула Альба, оскорбившись. – Вы говорите о моем отце, и я вас прекрасно слышу!
– Извини. Но ты знаешь, что отца твоего я на дух не переношу. Однако сейчас я хочу сказать, что, быть может, он сходит с ума? – предположила донья Беатрис. – Раньше он не был таким, но теперь смахивает на самого настоящего безумца!
– Если это так, то ему нужна помощь! – сказала девушка. – Я надеюсь, что доктор еще не уехал и сможет его осмотреть.
– Боюсь, тут нужен другой доктор, – заметила донья Беатрис.
– А где сейчас бабушка? – спросила Альба.
– Агенты увели ее в участок. Детектив тоже туда ушел совсем недавно вместе с часами и пистолетом, – ответил Йон.