Когда шли по узким коридорам полицейского участка, весь мир словно вертелся, а время сжалось до одного мгновения. Казалось, что путь до кабинета детектива занимал долгие годы, когда на самом деле прошло лишь пять минут.
Альба, проходя в кабинет, первым делом увидела каменный стол, даже не закрытый ширмой. На этом столе громоздилось тело, накрытое небольшой простыней, из-под которой торчали синие ноги, мало походившие на настоящие, человеческие. Казалось, что это ноги большой восковой куклы, которую выкрали из какого-нибудь музея для того, чтобы лишний раз напугать. И хоть такая шутка была бы весьма жестокой, она была бы все же лучше, нежели правда, о которой детектив незамедлительно решил напомнить:
– Прошу вас, сеньоры, сюда. – Он подошел к столу и коснулся простыни длинными пальцами, но убирать ее пока не решился. – Сразу скажу, что тело было завалено камнями. В связи с этим оно сильно деформировалось, поэтому то, что вы увидите, повергнет вас в ужас. Заключение судебного врача у нас уже есть, если вы захотите ознакомиться с ним, я смогу вам его предоставить.
– Убирайте же простыню, – потребовала донья Беатрис, взяв на всякий случай Альбу за руку.
Детектив кивнул и медленно убрал простыню с верхней части туловища.
В ушах зазвенело. Страх залил все существо и обездвижил конечности. Альба едва смогла устоять на ногах, ее поддержали донья Беатрис и внезапно появившийся агент Сиприано. То, что лежало на столе, едва походило на человеческое тело. Руки были сломаны в нескольких местах, из-за чего торчали запачканные землей кости. Вместо лица было лишь кровавое месиво, так что понять, кто этот несчастный, было невозможно. На груди, испещренной царапинами, зияла рана от пули, но эта рана явно не была для него смертельной. Наверняка он был еще жив, когда его заваливали камнями… Несчастный! Тот, кто сотворил это с ним, настоящий монстр, не заслуживающий жизни на этой земле!
– При нем мы практически ничего не обнаружили, кроме вот этого. – В одной руке Монтойя держал тазик, в котором лежали перстень и портсигар, а в другой – лохмотья одежды.
Альба перевела взгляд с обезображенного лица трупа на одежду, выпачканную в крови и земле. Это был некогда дорогой костюм так невозможно похожий на тот, в котором в тот день ходил Йон…
Донья Беатрис же подобралась к тазику и дрожащими пальцами подцепила перстень с черным камнем. Как следует его рассмотрев, она побледнела и перекрестилась, едва найдя силы сказать:
– Это принадлежало Хавьеру, а после я передала это Йону…
– Нет… – всхлипнула Альба. – Нет-нет-нет!
Она подобралась к телу, еще раз взглянула на обезображенное лицо и укрыла его простыней, так нежно и так любовно, словно укладывала его спать.
– Он сделал мне предложение, – сказала Альба сквозь слезы. А потом вдруг улыбнулась, но улыбка эта была какая-то нездоровая, безумная. Девушка взяла его за руку, сжала его пальцы в своих и снова заговорила: – Я согласна, Йон… Нужно подумать над датой свадьбы и продумать маршрут свадебного путешествия. Мы обязательно поедем в Париж… Мы ведь хотели увидеть тот фильм, о котором я тебе говорила, помнишь? А потом поедем в Индию. Я страшно хочу в Индию! Как тебе такая идея? Почему ты не отвечаешь?.. Ты же обещал! – она отчаянно затрясла его руку, но внезапно ее лицо снова переменилось, словно она только сейчас осознала, где находится. – Почему ты такой холодный… Почему он такой холодный?! – она обратилась к Монтойе, но тот стоял, словно пригвожденный к месту, и не смел шевелиться. Эти перемены в эмоциях Альбы его так напугали, что он застыл истуканом, не зная, как себя вести.
Альба выпустила ледяную руку и попятилась назад, полная страха и ужаса. А после упала на каменный пол и закричала, громко, душераздирающе, зверино. Агент Сиприано попытался ее поднять, но она отталкивала его, плакала, смотрела на тело, которое еще минуту назад накрыла простыней, и снова плакала. Ее горе было настолько велико, что его не описать никакими земными словами. Она лишилась того, кого любила больше всего на свете. И не было больше ничего, что могло бы придать смысла этой проклятой жизни. Не было никакой высшей силы, которая могла бы помочь и которой стоило молиться. Видимо, самая сильная сила, правящая этим горемычным миром, – это смерть.
***
Небо заволокли тёмные тучи. Кладбище утопало в густом влажном тумане. Могильные плиты были засыпаны венками и живыми цветами, которые словно в насмешку пестрели всеми цветами радуги и источали сладкий аромат. Некоторые скульптуры в полумраке выглядели зловеще и напоминали причудливых существ, застывших в холодном камне навсегда.
Рядом с памятником дону Хавьеру появился ещё один, с немыслимой табличкой:
Йон Гарсиа Ривас
1885 – 1907
Гроб, черный и блестящий, как тот камень со злополучного перстня, закапывали землей. Альба, с ног до головы обернутая в траур, жалась к Ивану. Она была в черной широкополой шляпе с вуалью, поэтому практически не видела того, что происходило вокруг. Однако очень хорошо слышала и вздрагивала каждый раз, когда комки земли глухими ударами бились о крышку гроба.
Вся семья Гарсиа – точнее то, что от неё осталось, – и их друзья стояли черным облаком около памятника, но отчего-то Альбе было неприятно их присутствие. Они не знали Йона так, как его знала она и как его знал Иван, они никогда не желали принимать его в семье и отдавать ему то, что должно было быть у него по праву. Тогда какого же черта они тут стоят и скорбят, словно любили его так же, как его любила она?
Альба была зла на всех. Но больше всего она злилась на себя. Она никак не могла простить себе свое поведение и свою просьбу подумать. Она должна была ответить сразу же. Но не ответила. И теперь Йон уже никогда не узнает, что она любит его точно так же, как он любил ее…
После похорон Альба с Иваном сидели в номере на полу около шкафа, прижавшись друг к другу, как два замерших воробья. Они рыдали, вспоминали моменты из детства, рыдали снова и заливали своё горе крепким коньяком. Ничто не могло исправить то, что произошло, и ничто теперь не будет так, как было прежде.
– Последний наш с ним разговор был ссорой, – говорил Иван. – Он хотел мне помочь, пришел мириться, но я прогнал его. Это я во всем виноват… Почему Бог так жёсток?! Почему же он так больно объясняет главное? Если бы я мог, я бы сейчас все изменил. Но это невозможно! Невозможно!
Альба уткнулась в его плечо, глотая горькие слезы. Она бы тоже изменила тот день, но это невозможно!
Так они сидели, с несоизмеримым горем и огромным чувством вины на душе, и проклинали Бога, судьбу и самих себя.
***
После обеда, когда хозяева отеля вернулись с похорон, одна горничная втайне от всех отправилась в участок в Камтадеру. Ей нужно было незамедлительно сообщить детективу кое-что важное, пока еще было время предотвратить новые смерти.
– Детектив, – сказала она, неуверенно проходя в кабинет.
Монтойя сидел за столом в окружении стопок с документами, словно пытался за ними спрятаться от мира, и устало потирал глаза. Он тоже присутствовал на похоронах и вернулся с них полностью опустошенным и обессилевшим. Более того, во всем случившимся Монтойя считал виноватым только себя. Он тот, кого люди зовут детективом, а, следовательно, на нем лежит какая-никакая ответственность, которую он не соизволил осознать раньше. Было очевидно, что убийца попытается завершить то, что было начато в вечер бала. Так значит, нужно было что-то предпринять, чтобы обезопасить сеньора Йона. Но что было сделано? В том-то и дело, что не было сделано ничего!
– Детектив, – позвала горничная чуть настойчивее.
Монтойя наконец поднял глаза и обратил на нее внимание. Перед ним стояла уже знакомая ему девушка по имени Кармен, которую ему доводилось пару раз допрашивать.
– Что вы хотели, сеньорита? – устало спросил он.
– Я хотела вам кое-что рассказать. В тот вечер, когда пропал сеньор Йон, я видела нечто странное. Сеньор Иван возвращался поздно вечером в отель, но прежде, чем зайти в здание, он спрятал что-то под лестницей. Я не разглядела, что это было, но сам Иван выглядел очень странно, на нем буквально не было лица, а взгляд был такой сумасшедший, словно за ним кто-то гнался. Потом он столкнулся в кухне с сеньоритой Альбой и поговорил с ней. Сказал, что проиграл все свои деньги в таверне, а после пошел якобы спать. Но я-то видела, что он зачем-то пошел в сторону комнат обслуги. Сомневаюсь, что он решил поспать в одной из них и вспомнить былое.
– Что вы хотите этим сказать? Что сеньор Иван мог убить сеньора Йона? – чуть оживился Монтойя.
– Я не берусь ничего утверждать, детектив. Просто я обязана была поделиться с вами своими наблюдениями.
– Отчего же вы не поделились ими раньше?
– Я не придала этому большого значения. Но сегодня утром до меня неожиданно дошло, что поведение Ивана и трагедия с сеньором Йоном могли быть как-то связаны.
– Хорошо, сеньорита, – вздохнул детектив, поднимаясь на ноги. – Я проверю. Покажете мне то место, про которое вы говорите?
– Конечно, детектив.
Монтойя собрался, вызвал своего помощника Сиприано и они вместе отправились в отель. Кармен привела их к входу для прислуги и указала на то место, где, по ее словам, сеньор Иван спрятал что-то подозрительное. Монтойя вытащил из внутреннего кармана свой платок, обмотал им руку и пошарил под лестницей. К своему удивлению он натолкнулся на что-то тяжелое, и эта находка моментально была извлечена наружу.
Это был пистолет.
– Ого, – тихо сказал Сиприано. – Это из него застрелили дона Йона?
– Не знаю, – задумчиво сказал детектив. – Но мы с вами это должны немедленно выяснить.
***
Монтойя и Сиприано примчались в участок и стали искать отпечатки пальцев на оружии. Таковых не оказалось, впрочем, детектив этого и ожидал. Тогда он проверил, действительно ли из этого оружия был застрелен сеньор Йон, и пришел в настоящий ужас, смешанный с ликованием, когда получил положительный ответ. В его руках было то самое орудие убийства, которое он искал долгие недели. С помощью него было совершено, по меньшей мере, три преступления – ранение сеньора Лукаса на берегу, ранение сеньора Йона во время бала и недавняя жестокая расправа над ним же в лесу. Но какому безумцу могло принадлежать это дьявольское орудие?