Потирая ладонью лоб — голова у него разламывалась от боли, — Вадим отвернулся от окна. Вдруг он увидел свое отражение в никелированной лопасти настольного электрического вентилятора. На него смотрело вытянутое, точно побывавшее в тисках, его собственное лицо.
Кусая губы, Вадим дотянулся рукой до косяка двери и с такой силой нажал на кнопку электрического звонка, что палец хрустнул в суставе.
Немного погодя в каюту вошла дежурная тетя Феня — маленькая женщина в берете с блестящей кокардой, в черной шинели, плотно облегавшей ее полное тело. На груди шинель у нее не сходилась, и в разрез выглядывала красная фланелевая кофта с белыми горошинами, такими же круглыми, как и сама тетя Феня.
Вадим указал на массивный вентилятор, занимавший чуть ли не добрую половину столика, и попросил убрать его из каюты.
Дежурная поджала губы и не тронулась с места.
Вадиму вдруг захотелось провалиться сквозь землю. Ну, зачем, зачем он беспокоил эту женщину, относившуюся к нему и без того сдержанно и даже сурово? Не глядя на тетю Феню, он повторил просьбу.
— А я все распрекрасно поняла, не из глупых, — сожалея о напрасно потраченном времени, заговорила тетя Феня, искоса глядя в осунувшееся помятое лицо пассажира — совсем еще мальчишеское, виноватое. — Не вы первый, не вы последний… Один требует — убери, потому как в этом пропеллере теперь нет никакой необходимости, другой требует — убери, а я всем одно: «Не могу». Не могу, — помкапитана не разрешает. Вентилятор, говорит, есть предмет культурного обслуживания пассажиров. Кончится навигация, тогда и уберем. А пока, говорит, каждый предмет должен на своем месте…
Махнув рукой, Вадим поспешно отвернулся к окну. Он не слышал, как тетя Феня, уходя, прикрыла за собой дверь.
Все те же скучные однообразные волны неслись навстречу пароходу. Казалось, будто волнам не терпелось показать свою удаль: кто кого обгонит? Но как они ни старались, в упоении погони урча и брызгая пеной, у них ничего не получалось: ни одна волна не настигала другой.
Пароход шел вдоль тускло-желтых песков, все еще не просохших после вчерашнего ливня. За песчаной косой, сквозь дымчатую мглу непогожего дня, смутно проглядывали очертания лугового берега — такого же на удивление скучного, без единого деревца, как и эти пески.
Вадим насторожился. За окном послышались чьи-то быстрые шаги. Они раздавались ближе и ближе. Он привстал, облокотился о столик.
Перед окном легко и стремительно прошла девушка, придерживая рукой шляпу. Шла она навстречу ветру, и полы черного плаща мешали ей: они то путались в ногах, то разлетались по сторонам. Казалось, эта хрупкая, худенькая девушка ничего не боялась: ни ветра, ни простуды, в то время как другие пассажиры отсиживались в теплых каютах.
Вадим сорвал с вешалки пальто и, как всегда бывает, когда торопишься, долго не попадал руками в рукава. Наконец он надел его, метнулся к двери и замер на месте, будто наткнувшись на невидимое препятствие.
— Не пойду, — сказал он себе и тяжело привалился спиной к косяку…
Эта «таинственная незнакомка» — так Вадим прозвал девушку в черном плаще — села на пароход в Саратове три дня назад, под вечер. Ее провожала пожилая, в старомодном пальто, заплаканная женщина — не то мать, не то бабка. Старуха долго не отпускала от себя девушку, поводя по ее угловатому плечу рукой, а она все порывалась освободиться из объятий и преувеличенно громко смеялась.
«Недурна собой, — подумал Вадим, стоя на палубе. — Как бы с ней познакомиться?»
Но лишь пароход отвалил от пристани, как новая пассажирка отправилась в свою каюту и, к досаде Вадима, ни разу в этот вечер не вышла.
Наутро, едва Вадим проснулся, ему сразу вспомнилась девушка в черном плаще.
Чутко прислушиваясь к монотонному шуму дождя над головой, он подумал: «Интере-есно, какое у нее сейчас настроение? Или все еще спит?.. Нынче во что бы то ни стало надо завязать с ней дипломатические отношения».
А когда через полчаса, кое-как приневолив себя встать с постели, он подошел в измятых гармошкой трусах к окну и посмотрел заспанными глазами на палубу, как тотчас отпрянул и снова плюхнулся на койку. Девушка в черном плаще — такая легкая на помине! — стояла напротив его окна и глядела на рябую от дождя, чуть курившуюся парком, Волгу.
«Зачем она здесь стоит?» — спросил себя Вадим. В груди у него сладостно заныло, и ему захотелось взглянуть на нее еще. Но когда он, затая дыханье, на цыпочках приблизился к окну и осторожненько посмотрел за шторку — ее уже не было.
Днем он увидел ее еще раз — в окне каюты… К чему только он все это перебирает в памяти?
Еще он видел, как она сидела у себя в каюте с раскрытой книгой на коленях, задумчиво глядя куда-то в одну точку. Вадим заметил, как у девушки шевелятся губы и она делает руками какие-то жесты, разговаривая с кем-то невидимым… В самом деле — настоящая таинственная незнакомка!
Потом она опять вышла на балкон и, словно не замечая косо хлеставшего по палубе дождя, долго стояла у борта, глядя на проплывавшие мимо заштрихованные тонкими водяными черточками берега.
Что она находила во всем этом хорошего?.. Однажды Вадим, преодолевая смущение и робость, казалось, давно уже забытые им, решился подойти поближе к одиноко стоявшей девушке, но она тотчас удалилась, лишь только он стал приближаться к ней. За все эти три дня она ни разу не зашла в ресторан, где все пассажиры собирались за обедом, не сказала никому ни одного слова…
Закурив папиросу, Вадим шагнул к висевшему на стене зеркалу и, чуть сощурившись — у него это всегда получалось красиво, — стал вспоминать девчонок из механического техникума.
«Многие из них куда интереснее были, чем эта, — думал сердито Вадим, дымя папиросой. — Между прочим, в ней совершенно нет ничего такого… особенного. И зачем она только задается?»
Вадим смял окурок и бросил его на пол. «А ну ее… — оборвал он себя, стараясь изо всей силы ожесточить свое сердце против пассажирки в черном плаще. — Вот возьму в обед и опять напьюсь с «профессором», как вчера… А чем же еще заниматься?»
Вдруг он поймал себя на мысли, что девушка в черном плаще, имени которой он даже не знал, но которая — странное дело — все чаще и чаще стала приходить ему на ум, может сойти на следующей пристани и он уже никогда, никогда ее не встретит… Не помня себя, Вадим схватил кепку и бросился вон из каюты, забыв даже запереть дверь. Он чуть ли не рысцой обежал весь балкон с носа до кормы, но девушки и след простыл.
В начале четвертого Вадим решил пообедать. В просторный ресторан, с высокими — от пола до потолка — окнами, он вошел, как ему казалось, уверенной походкой завсегдатая. Ухо сразу уловило тонкий перезвон хрустальных подвесок старой люстры, висевшей над большим круглым столом.
«Никого еще нет», — с облегчением подумал Вадим и тут же понял, что ошибся.
Слева в углу на кожаном диване расположился уютно, по-домашнему, грузный мужчина в золотых очках. Его лицо с крупным грушевидным носом все замаслилось от улыбки при появлении Вадима.
— Часовых дел мастеру… грядущей эпохи! — крикнул он, кивая головой. — Прошу к моему шалашу!
Вадим поморщился и сел за стол напротив «профессора»: так прозвал этого человека геолог-нефтяник, любивший над всеми пошутить. Геолог уже давно сошел на какой-то маленькой пристани, а удачное прозвище, придуманное им, так и осталось за владельцем золотых очков. Кем был на самом деле «профессор» — никто как следует не знал. Говорили, будто он работает в каком-то тресте, название которого трудно было выговорить.
Вадим глянул на графинчик с прозрачной, словно ключевая водица, жидкостью, стоявший перед «профессором», и отвел в сторону взгляд.
«Профессор» молча наполнил водкой две рюмки, пододвинул к Вадиму тарелку с колбасой, нарезанной тонкими, как пятаки, кругляшами.
— Вадим, а вы по-прежнему один? — сочувственно, вздыхая, спросил он юношу. — Что же это вы, батенька, упускаете такую возможность?
Вадим не нашелся, что ответить. Щеки его медленно порозовели, и на них отчетливее стал заметен нежный пушок.
— Бросьте огорчаться, может быть, еще не все потеряно! — «профессор» уперся животом в край стола и сложил перед собой руки. — Главное — быть настойчивым и не унывать. Никогда, ни при каких…
В ресторан кто-то входил, и он замолчал.
В дверях столпились молодые парни с обветренными, кирпично-бурыми от летнего загара лицами. Вероятно, это были новые пассажиры, недавно севшие на пароход.
— Где, ребята, пристроимся? — простуженным голосом спросил высокий плечистый парень в кожаной куртке.
Он вошел в ресторан первым, но, оглядевшись вокруг, вдруг оробел и теперь топтался на одном месте.
— Давайте за этот, за главный стол усядемся! — Из-за спины великана вышел костлявый, тщедушного вида, мужчина лет сорока, с лицом открытым и добрым, и решительно зашагал к большому, парадно накрытому столу.
Весело переговариваясь, парни двинулись вслед за своим вожаком, уже чувствуя себя здесь полноправными хозяевами.
Вадим поглядел на веселых ребят, громко обсуждавших, что им заказать на обед, потом взял двумя пальцами свою рюмку и, помешкав, отставил ее в сторону.
У «профессора» от удивления надломились и полезли на лоб темные жгутики бровей.
— Что-то не хочется… Я после пообедаю, — сказал Вадим, не поднимая глаз на собеседника, и проворно встал.
Возвращаться в каюту не было никакого желания, и он побрел по коридору куда глаза глядят. В коридоре второго класса тетя Феня протирала суконкой дверные ручки, и, чтобы не встречаться с ней, Вадим свернул в сторону и прямо так — в костюме и с непокрытой головой — вышел на балкон.
Тем же медленным шагом он дошел до носа парохода, разглядывая палубу, местами облупившуюся от шпаклевки. Вдруг он споткнулся и замер на месте.
У самого борта стояла она. Девушка была в знакомом Вадиму плаще, но, как и он, без головного убора.
Надо было или пройти мимо, или вернуться назад, но у Вадима одеревенели ноги.