– На предыдущем шаге, ты ведь помнишь, главная наша задача – показать ребенку нормальность его чувств (именно чувств, а не поведения!). А здесь главное – назвать чувства, тогда они становятся как бы локализованными. И чем четче ты сможешь это сделать, тем лучше. Хорошо, если это будет не одно чувство – злость или обида, а ты сможешь уловить весь спектр, например: «Ты злишься, что я не поддержала тебя, и тебе становится обидно, что самый близкий человек тоже иногда не понимает тебя до конца».
Осталась последняя ступенька. Правда, первые четыре уже расплылись у меня в голове – что и когда говорить…
– И последний шаг – это помочь с этими чувствами справиться. Тут годятся любые методы и ухищрения, не приносящие вред людям, их имуществу и самому ребенку. Маленькие дети колотят подушки, кусают полотенца, топочут ногами или могут покричать в ванной комнате. Детям постарше можно предложить порисовать или выписать все эмоции на бумаге. Выписывание, кстати, и со взрослыми работает.
– Оля, но не будет ли это комедией: ребенок кричит, распинается, ведет себя отвратительно, а мама бегает вокруг и обозначает его чувства, вместо того чтобы прикрикнуть на него и остановить скандал?
– Ты уже задавала этот вопрос, – улыбнулась Ольга, – и, я вижу, он тебя сильно волнует. Давай ты начнешь практиковаться дома, когда никто не видит, чтобы мысль о комедии не посещала тебя хотя бы поначалу. Это во-первых. Во-вторых, посмотри на наши первые шаги. Что там?
– Понять ребенка… – с трудом вспомнила я.
– Понимание чувств ребенка невозможно, если ты не справишься со своими. Они просто затянут глаза пеленой, пока ты их не осознаешь. Поэтому не стоит лезть к ребенку, что-то ему называть, обозначать, помогать справиться, пока ты не разобралась в себе. В общем, пока ты этого не сделала, ни о какой суете вокруг ребенка и речи быть не может.
– Допустим, я дошла до пятого шага. Как я могу понять, что все сделала правильно? Ребенок успокоится?
– Нет, конечно, он может продолжать плакать. Важно не торопиться и не бежать по лесенке вверх. Лучше спокойно идти. И – да, мы делаем это не для того, чтобы ребенок успокоился. Помнишь нашу первую ступеньку? Она называется «Ура! Негативные эмоции!». Все это имеет отложенный во времени долгосрочный результат – развитие эмоционального интеллекта, умение понимать свои чувства и чувства других людей. И в эти моменты ребенок может заплакать еще сильнее. Особенно если ты правильно называешь его чувства. Он начинает проживать их с новой силой.
– А сколько по времени может занять проделывание этих пяти шагов? Ведь не всегда есть возможность часами сидеть и обозначать чувства.
– Очень по-разному. Бывает, хватает трех минут, а бывает, что и полчаса-час. Если чувствуешь, что времени мало, остановись на каком-то шаге. Потом можно в спокойной обстановке, вечером, пройтись до самого верха вместе с ребенком.
В этот момент мы услышали, как в детской комнате разрыдалась Алина, и поспешили на помощь. Девочка изо всех сил тянула из рук Дениса куклу. И так же сильно кричала сквозь слезы: «Ма-а-а-я-я-я!» Тут я увидела на деле, как работают все пять шагов.
Денис выпустил куклу, противно закричал: «Жадина! Я тебе больше грузовик не дам!» – и разрыдался.
Алина, довольная победой, понесла куклу в свой кукольный домик.
Я почувствовала, как во мне вздымаются все эмоции и очень хочется дать Денису какую-нибудь игрушку или сказать: «Ну перестань плакать, вот еще одна кукла». В общем, быстро успокоить ребенка. Плачущий ребенок – это, наверное, одна из самых неприятных ситуаций для любого взрослого. А уж если этот ребенок – твой, то все усложняется еще больше.
Выдохнув, Ольга присела к Денису, обняла его и произнесла всего одну фразу:
– Я понимаю, ты просто хотел поиграть.
– Да, а она не играла с ней. А потом сразу накинулась и давай забирать, даже стул разломала! – подтвердил Денис, уткнувшись в мамино плечо.
– Конечно, обидно, когда не просят, а вот так отбирают, даже если эта игрушка – не твоя, – сказала Ольга.
Денис ничего не ответил, только разрыдался еще больше.
– Давай восстановим твой стул и стол для кукол, – предложила Ольга.
– Нет, – отказался уже почти успокоившийся Денис, – лучше я построю домик, но вот тут, чтобы Алина не добралась. Вот для этой куклы.
Денис подобрал с пола куклу, которую мне хотелось предложить ему в качестве альтернативы в самом начале, но я от этого воздержалась. Сейчас я вспомнила, сколько раз в самый разгар таких стычек предлагала альтернативы, и почти всегда и Гоша, и Макс их отвергали, пытаясь доказать, что это не годится. А оказывается, они просто хотели сделать акцент на своих чувствах, показать их. Вот уж поистине для человека главное – быть понятым, а не иметь что-то. Затем Денис проворно залез между кроватью и стеной, загородил проход коробкой и начал строить.
На все это ушло несколько минут. И я подумала, что, какими бы эти пять шагов ни казались долгими, это всего лишь дело привычки. Можно кричать и доказывать что-то детям, а можно решать спор вот так.
Потом я подошла к Максу и Даше. Они сидели около балкона и играли в настольную игру «Монополия». Даша проигрывала, а Макс ее поддразнивал, говоря что-то вроде: «Я всех умнее и богаче». Пока я наблюдала, Даша обанкротилась и игра закончилась. Меня удивила реакция девочки. Она спокойно, без злости, упреков и оправданий, сказала: «Молодец! Поздравляю! Спасибо, что поиграл!» Было заметно, что ей тоже хотелось выиграть. Когда такое случалось с Максом и Гошей, они не умели справляться со своими чувствами – просто отдавались сиюминутным эмоциям и начинали ругаться и кричать друг на друга.
Уже было поздно, и мы поспешили домой, где нас ждали Игорь и Гоша.
Пока мы с Максом шли до дома, держась за руки, я решила, что пора попробовать метод Ольги. Правда, тут приходилось лезть с расспросами, а не реагировать на эмоции. Пока я размышляла, Макс вдруг прервал молчание:
– Мам, прости, что я сегодня так разревелся в школе.
Надо было действовать, и, мысленно сказав себе: «Ура, он сам заговорил об этом!», я начала вспоминать лесенку и стараться ей следовать.
– Я тебя понимаю, это очень неприятная ситуация.
– Да, я им одно, а они так зло на меня смотрят и говорят совсем другое! Я же объясняю, что отдал этот дурацкий планшет после уроков! Понимаешь, я его покрутил и все-таки вспомнил, что папа делал: он удалял игру, потом перезагружал планшет и заново ее устанавливал. И тогда можно снова играть и проходить уровни. И у меня получилось. Я ему отдал планшет! А он врет, и все тут!
– То есть ты его точно отдавал?
– Ну конечно!
– Макс, а кто-то видел, как ты отдавал планшет?
– Да нет же! Это в раздевалке было. Мы там одни были, ребята уже почти все ушли, а я доделывал все с планшетом. Ух, ненавижу теперь этого Борьку!
– Макс, ну а баба Дуня, Евдокия Даниловна, тоже ушла? Она ведь там почти всегда!
– Евдокия Даниловна была! – вдруг радостно завопил Макс. – Точно, мама! Она ведь даже нас прогонять потом стала и говорит: «Раньше дети книгами менялись, а теперь эти “кирпичи” друг другу суют!»
На следующее утро мы вместе с Максом пришли в школу рано утром. Евдокия Даниловна действительно все помнила. Я позвала Анастасию Дмитриевну, а она, выслушав Евдокию Даниловну, вызвала Борю. При словах вахтерши «Да, вот этот и был! Он потом еще планшет другому мальчишке отдал. Такому большому. В девятом али в десятом учится. Я и говорю: суют друг другу “кирпичи” какие-то вместо книг». Боря начал кричать, что мы «все подстроили», что мы воры и «вообще нельзя верить этой старой бабке», чем, конечно, сильно обидел Евдокию Даниловну. Так что та тоже не могла стерпеть и начала браниться:
– Ты бы молчал, молокосос! Каждый день то сигареты носишь в школу, то деньги у тебя по карманам. Я за столько лет вас, хулиганов, за версту вижу!
После уроков пришли родители Бори, а еще разыскали высокого старшеклассника. Макса тоже попросили остаться, но подождать в коридоре. Через пятнадцать минут вышла Анастасия Дмитриевна и сказала:
– Максим, ты уж извини, что я про тебя плохо подумала. Я очень хотела, чтобы родители и Боря извинились. Ведь они сильно оскорбили и тебя, и твою маму. Но они наотрез отказались – такие люди. Поэтому я за себя и за них прошу прощения.
Это мне Максим рассказал вечером, когда мы, собравшись всей семьей, обсуждали прошедший день. Каждый из нас почувствовал такое воодушевление и душевную близость, что было решено сделать это семейной традицией: каждый вечер собираться и давать всем по паре минут на рассказ о том, как у кого прошел день.
А когда дети легли спать, я долго рассказывала Игорю про пять шагов, которые надо выполнить при бурной негативной эмоциональной реакции ребенка.
– Слушай, но если я действительно его не понимаю? Вот помнишь, на днях на прогулке: ну забрал у тебя этот хулиган машинку, но чего реветь-то? Я откровенно не понимаю этого! Выходит, я дальше первой ступеньки не пойду?
Я задумалась. Мне было понятно, что обидно, когда у тебя что-то забирают. Но, оказывается, не всем это так же понятно на уровне чувств и эмоций.
– Я не знаю, Игорь, но, мне кажется, это называется эмпатией, или высоким эмоциональным интеллектом. Умение понять чувства другого. И вообще, ты уверен, что не понимаешь чувства? Ведь ты сам говоришь, что тебе непонятно его поведение – то, что он «стоит и ревет». Это ведь уже реакция.
– Да… действительно, – вдруг задумался муж. – Чувство обиды – понятно. Когда ты с утра забираешь мои тапочки и полотенце, тоже ведь обидно! – засмеялся Игорь.
– Вот! А поведение мы ему можем помочь изменить уже на пятом шаге. Для этого надо понять, успокоиться, назвать чувства самому ребенку. И только потом помогать с ними справиться, если только он этого уже не сделает сам или не придумает как.
– Логично, – согласился Игорь. – Я, пожалуй, в рамках эксперимента попробую. Кстати, недавно звонил Валерка. Опять жаловался, что весь его бизнес прогорел, и попросил денег в долг. Я отказал, конечно, а он давай опять ругаться и, знаешь, говорит: «Ты весь в папочку, он мне ни разу не помог, и ты такой же! Брат, называется!» До сих пор он на отца злится и не может его простить. Я подумал, что меньше всего хочу таких же отношений с Гошей и Максом в старости…