Балерина — страница 18 из 51

Согласитесь, не самый оригинальный способ познакомиться с женщиной! Любую другую такая откровенность только бы отпугнула, а Евгению тронула до глубины души. Ей понравилось, что новый знакомый не лжет, не лукавит…

Отношения развивались стремительно. Через несколько дней Евгения с Леонидом стали любовниками. Женя и Леня — сладкая парочка, называли их все, глядя, как они не сводят глаз друг с друга. А еще через пару месяцев он вдруг исчез.

Спустя какое-то время французские газеты затрубили заголовками: «Резидент КГБ выбрал свободу!», «Провал советской разведки!», «В сердце Парижа — рука Москвы!». Замирая от ужаса, Женя узнала на одной из фотографий своего Леню. Ничего себе дипломат!

А на следующий день ее навестили люди ОТТУДА. Сутки допрашивали. Евгения от страха едва понимала — о чем. Потом велели собираться домой, в Москву. Нужно было срочно что-то решать. И она решила, почти не сомневаясь, остаться во Франции.

В потаенных мыслях Евгения давно не хотела возвращаться в Советский Союз. Ну а теперь, когда узнала, что Гуревский — шпион, поняла, что надо быть последней дурой, чтобы вернуться в Москву по своей воле. Однозначно жить спокойно на «Родине» ей не дадут. Да и, в конце концов, уговаривала она себя в тот тяжелый момент, ведь она же не была сотрудником КГБ в прямом смысле слова… информатором — да! Впрочем, все, кто выезжал за границу, были информаторами — это не было большим грехом. Евгения знала, что не представляет ценности для КГБ, скажем, в плане утечки секретной информации. Никакой информации у нее не было. А посему, решила она для себя, связываться с ней не будут. Ну, а как невозвращенка — так это после сталинского режима уже было небольшим преступлением для советского человека. Сотни людей, вырвавшись по различным причинам — деловым или личным — не возвращались из-за границы.

Дальнейшее показало, что она правильно все рассчитала. Никому она была не нужна. Через два года Гуревский объявился в другом обличии и с новым именем, но было слишком поздно говорить о любви. Отношения перешли в деловые, и они остались друзьями. Женя нуждалась в деньгах и поэтому за вознаграждение собирала нужную информацию для него в русской среде. А после того, как Евгения вышла замуж за Шарля Бержара — бизнесмена, имеющего свое дело, — и переехала к нему в Аквитанию, с Леонидом они окончательно расстались. В Биаррице у них с Шарлем был большой хороший дом, росла дочь Надин. В общем, она была по-своему счастлива. Правда, до полного счастья ей не хватало общения со своими русскими друзьями, которые все остались в Париже. Вот и приходилось выкручивать свободные деньки от семьи и наезжать в столицу.

Поэтому сейчас, забыв обо всем на свете и не обращая внимания на работников ресторана, которые начали подтягиваться на службу, подружки сидели за убранным столом и не могли наговориться. Им было что рассказать друг другу. Столько общего, связавшего их, казалось, навеки, столько общих знакомых и друзей еще с тех дальних времен. К тому же одногодки, обе москвички, они искренне любили друг друга.

— А ты была права, дорогуша, у меня роман! — зарделась от смущения Лариска.

— Ну я же говорила! По глазам вижу, что по уши влюблена! Рассказывай — кто?

— Алеша Артемов. Жень, ты меня поймешь, когда я тебя с ним познакомлю! Классный парень! Музыкант в ансамбле ресторана. — Потупив глаза, Лара вздохнула: — Уже полгода!

— Ну ты, подруга, даешь! — Евгения, явно разочарованная, возмутилась: — С ума сошла! А как же планы на обеспеченную старость с французским пенсионером?

Лариса, лукаво улыбаясь, возмущенно замахала руками:

— Никогда я таких планов не строила! Это ты меня все совращаешь со своим соседом! Кстати, как он там? Еще не женился?

— Да нет, все тебя ждет!

И они залились безудержным смехом.

В зале включили свет, и работники кухни, громко переговариваясь, загремели посудой. Обычная обеденная ресторанная суета прервала задушевный разговор подружек.

— Лара! — послышалось из глубины ресторана…

— Все, мадам Бержар, мне надо работать! — Лариса встала из-за стола.

— Иду, иду! — крикнула она в сторону кухни. И подруги, понимая, что им не дадут спокойно пообщаться, договорились встретиться завтра утром, если Женя успеет управиться со своими делами. Она уезжала после обеда с Лионского вокзала домой.

— Все, кисонька моя, если завтра не успею, приеду перед Новым годом.

Подруги обнялись.

— Ну давай, Женька, беги по своим делам. И если будет время, загляни в «Самаритен», там большие скидки на смену сезона.

— Здорово! Обязательно забегу!

29

«Как быстро темнеет, неужели только семь часов?» — поразилась Верочка, выглянув в окно. Шел мелкий нудный дождь. Она села за кухонный стол и начала смотреть на струйки дождя, бежавшие по стеклу. И так печально и грустно стало у нее на душе, что она чуть не заплакала. Хандра напала на нее ни с того ни с сего. «Наверное, погода…» — отвернулась Верочка от темного и неуютного окна.

Вера ждала Петренко, чтобы доложить о проделанной работе. А информации было — кот наплакал! Хотя с какой стороны посмотреть. За неделю знакомства с Элизабет Вайт она много о ней узнала. Что та родилась в Вашингтоне. Родители — русские послевоенные эмигранты, угнанные немцами с Украины в концлагерь. Окончила университет и преподает языки в лингвистической частной школе. Послана на курсы от своего факультета. На самом деле не так уж и мало получается. Кроме этого, все перерывы, вместо того чтобы отдыхать, ходила за ней по пятам — обедали в кафе и много разговаривали. Это хорошо. Но вот беда, они ни разу не встретились вне класса. Вера обреченно вздохнула — после уроков Элизабет исчезала так быстро, что не всегда успевала с ней даже попрощаться, ее как ветром сдувало. Попытки проследить, куда мисс Вайт направляется после школы, не удались. Шустрая такая американочка оказалась, никогда не подумаешь! Один раз она даже рискнула подождать ее у центрального входа, зная, что Лиза, как та называла себя, задержалась в классе. Но Лиза Вайт из здания не вышла. Как сквозь землю провалилась! «Неуловимая ты моя!» — разозлилась тогда Верочка. И после этого случая стала еще внимательнее присматриваться к ней.

Вчера, когда они в перерыве пили кофе, она как бы между прочим предложила вместе прогуляться по Парижу:

— Лиза, представляешь, возле музея Родена, в парке, открытая выставка современной скульптуры, много экспонатов из Нью-Йорка! Пойдем посмотрим?

Элизабет извинилась:

— Прости, не могу, у меня дела после уроков!

— Не можешь, так не можешь. Ничего страшного! — и Вера, чтобы не вызвать подозрения, что интересуется ее жизнью, перевела разговор на другую тему.

Верочка понимала, что не справляется с заданием, и очень расстраивалась. Простушка-хохотушка, американская простофиля, как поначалу думала она о ней, на самом деле была хитрой и опытной соперницей. Близко к себе не подпускала никак. «Неважные мои дела…» — опять с тоской подумала Вера.

Она прошла в комнату, включила телевизор и только удобно устроилась, чтобы посмотреть вечерние новости, как раздался стук в дверь.

— Входите, Петр Петрович! Открыто! — крикнула она в дверь и встала.

— Ну, добрый вечер, Верушка! — Петренко, излучая доброжелательство, поцеловал ее в щеку.

Ровно через час сосед удалился. Недопитая чашка с чаем стояла на журнальном столике. Вера в приподнятом настроении убирала со стола. Ну вот, зря волновалась! Петр Петрович остался доволен ее работой и даже похвалил за важную информацию о русской семье Элизабет, за правильные действия, что села с ней рядом «случайно», и за предприимчивость (пригласила вместе прогуляться).

«Молодец, Верушка!» Он внимательно слушал, иногда посмеивался в кулак. На том месте, когда Вера рассказала, как ждала американку у входа, крякнул: эх, молодо-зелено, надо знать, где черный вход и запасной выход! Верочка удивилась, об этом она не подумала: хорошо, узнаю! Еще Петрович посоветовал для сближения с недоступной подругой пригласить ее на концерт классической музыки и, улыбнувшись с хитринкой, добавил:

— Она не откажется, вот увидишь!

Уже в дверях Петренко внимательно посмотрел на Веру:

— Верушка, завтра загляни в посольскую бухгалтерию и получи деньги на расходы. — И, увидев удивление в ее глазах, улыбнулся: — Оформлены как командировочные — двести пятьдесят франков в день.

— Командировка? Куда?

Он похлопал ее по плечу:

— Командировка в душу. Чай, кофе, билеты, подарки. Дружбу надо заслужить! — И уже на лестничной площадке как будто невзначай добавил: — Живет твоя подруга на улице Вожирар, дом 4! — И помахав на прощанье рукой, он открыл дверь в свою квартиру.

Убирая посуду, Вера припоминала весь разговор: «Черный вход — это хорошо, завтра же выясню! Пригласить на концерт? Тоже можно. Улица Вожирар, дом 4. Это, кажется, на Монпарнасе? Интересно, и что им надо от этой простушки?» Верочка задумалась и, вспомнив о командировочных, опять удивилась: «И денег не жалеют на сближение с переводчицей Элизабет Вайт! Видно, важная птица! Просто так не будут платить, это точно!» Она набросала план на неделю и взяла еженедельник «Искусство. Театр. Кино».

— Так, значит, девушка интересуется классической музыкой! Посмотрим, что там у нас в концертном зале филармонии?

30

Был обычный октябрьский серый день. Жорж выглянул в окно и, вспомнив, как в прошлый раз попал под проливной дождь, подумал, что надо бы взять зонтик. Зонт был длинный, с тростью, и очень неудобный. «А ну его!» — махнул он рукой и вышел из дома. Железнодорожная станция была в десяти минутах ходьбы. Чистенькая, веселая станция с цветником перед входом и газетным киоском, выходящим в кафе и в зал ожидания. Кондаков любил ездить в Париж на скоростной электричке — двадцать минут, всего лишь! Не то что на машине: сплошные пробки.

Жорж, как всегда, перед посадкой в поезд купил свежую газету «Монд» и выпил кофе в баре. Войдя в поезд, он сел с газетой у окна и, казалось, углубился в чтение. Но это только казалось. На самом деле он думал о своих делах, присматриваясь и прислушиваясь к происходящему вокруг.