ученных от Бориса — и радость потухла. Вещь, такая красивая и желанная, вдруг показалась тяжелой, неудобной и потеряла свою прелесть в ее глазах. «Нет, я все-таки мазохистка! Плащ-то тут при чем?»
Она волновалась, приближались минуты, когда она встретится с мужчиной, который притягивал ее как магнит. Но что она могла сделать с собой? Она так долго ждала этот день. Две долгих, непостижимо долгих недели! Прекрасно понимая, что эти служебно-романтические отношения никуда не приведут, Аллочка даже думать боялась переводить их на другой уровень — чисто служебный. Не хотела терять только что, как ей казалось, приобретенное счастье. А скорее всего, несчастье. Это как посмотреть.
Она вышла из дома и, раскрыв зонт, побежала к станции метро. Был серый мокрый день. Алла свернула за угол, и дождь мокрой пеленой растворил спешащую фигурку в осеннем тумане.
36
Большой зал лингофонных занятий был заполнен студентами. Лиза внимательно приглядывалась к своей соседке по столу, в этот момент самозабвенно повторяющую звуки из наушников.
«Старательная. И очень симпатичная», — опять отметила она про себя.
Вера, почувствовав взгляд, повернулась к ней и улыбнулась, показывая пальцем на наушники, мол, слушаю… А Элизабет кивнула ей в ответ на соседа, японского студента, сидящего сзади, который мирно спал в наушниках, сдвинутых на шею. И так сладко посапывал, что они беззвучно покатились со смеху:
— Ничего себе усердный переводчик! Бон нюи, Хиури-сан!
В перерыве они обедали, непринужденно острили и смеялись, а еще, перебивая друг друга, рассказывали о себе. У них было много общего: обе — иностранки в чужой стране, вдали от дома и семьи, говорили на одном им понятном русском языке в этой многонациональной группе. Обе были молоды, без серьезных сердечных привязанностей. У них были все основания, чтобы подружиться.
Вера, когда они уже направлялись после перерыва в класс, как бы между прочим обронила:
— Лизочка, к твоему сведению, в концертном зале центра «Ля Виллетт» сегодня вечером играет камерный оркестр из Москвы. Я сопровождаю музыкантов.
Лиза, подхватив Веру под руку, просительно заглянула ей в глаза:
— Ой, здорово! Можно и мне с тобой? Если, конечно, это не трудно?..
Кивая ей в знак согласия, Верочка потянула ее в класс:
— Конечно, конечно, Лизочка, будет концерт Рахманинова… Идем, идем… Занятия уже начались!
Они договорились встретиться в шесть часов у метро «Порт де Ля Виллетт».
37
Скорый международный поезд, идущий из Парижа в курортный испанский город Сен-Себастьян и делающий остановку в Биаррице, отправился с Лионского вокзала. За окном проплывали уютные пригородные станции. Женя, уложив дорожную сумку на верхнюю полку, села на свободное место у окна. Вагон был для некурящих. «Как не повезло! — и она, вздохнув, что не забронировала заранее билет в вагоне для курящих, убрала пачку сигарет в сумочку. — Вот мука, четыре часа терпеть!»
Потом не выдержала: «Надо сходить в бар. Там можно курить».
Честно говоря, она была встревожена событиями, которые касались ее близкой подруги. Это ее расстроило и выбило из привычной колеи, и ей было необходимо покурить. Она снова раскрыла сумку и, автоматически выбив из пачки длинную тонкую сигарету с ментолом, вдохнула приятный для нее запах мяты. Сигарета всегда успокаивала ее, даже когда она просто держала ее в руках. А взволновала Женю последняя встреча с Ларой. Та, по секрету: «Никому, тс-с-с, — шепнула ей, оглянувшись в сторону кухни: — Знаешь только ты!» — и поведала ей о своем решении вернуться в Москву.
«Нет, все-таки она сумасшедшая! Ну что ж, вольному воля. Сибирь большая — всем места хватит…»
Чтобы отстраниться от мыслей, она стала смотреть в окно, где уже мелькали поля вперемежку с деревенскими домиками. Но мирный пейзаж не отвлек ее от беспокойства за подругу. «Нет, это невозможно! Совсем больная на голову!»
Евгения встала и направилась в сторону вагона-бара. Поезд набирал скорость. Вагоны раскачивались в разные стороны, и она едва держалась на ногах.
И кто бы мог подумать! Ларка выходит замуж за этого «балалаечника» и они вместе возвращаются в Москву!
Евгения возмущенно щелкнула зажигалкой и с наслаждением затянулась ароматным, успокаивающим дымом: «Ха-ха, “перестройка”, а потом будет перестрелка! Идиоты!»
Впереди замаячила дверь вагона-ресторана, из которой клубился сигаретный дым, и она нырнула головой в бар, забитый до отказа страждущими выпить и закурить пассажирами. «Ну вот, не одна я такая!» — успокоилась она.
Когда Евгения подошла к бару, то сразу же обратила внимание на высокого мужчину, курившего у стойки. Их глаза встретились. Он внимательно и холодно посмотрел на нее и равнодушно отвернулся.
«Какой неприятный тип», — екнуло у нее в душе. И она, уняв жгучее беспокойство, вдруг охватившее ее от этого взгляда, заказала себе кофе и коньяк. Потом, заметив, что враждебный человек удалился, совсем успокоилась и села на высокий круглый стул у окна. Закурила еще одну сигарету, нарушив правило курить с интервалом в два часа, и задумалась.
За прозрачным стеклом окна продолжали мелькать аккуратно убранные поля и маленькие, словно срисованные с картинки, игрушечные деревни. Женя любовалась пейзажами французской провинции, и ей припомнились запущенные и неухоженные колхозные поля и дороги российской глубинки. Нет. Ностальгии она не испытывала. Она бесконечно любила Францию, и ей показалась абсолютным безумием даже сама мысль о возвращении в Советский Союз. Никогда! Ни за что!
«Это ее “балалаечник” окрутил, — Евгения опять расстроенно вздохнула. — Влюбилась, дуреха!»
Господи, она любила Лариску как сестру, и перспектива потерять близкую подругу пугала ее и огорчала. Нет, в следующий приезд надо серьезно поговорить с ней. Попугать. Обрисовать дальнейшую картину жизни в Москве. «Там даже мыло по талонам!» — снова вскипела она. Вот только на прошлой неделе она передала своим родным с подвернувшейся оказией сумку: мыло, чай, кофе.
«И этого она хочет со своим Алешечкой?! Ну не дура ли? Столько всего перетерпеть и вдруг вернуться!» — Женя отвернулась от окна и поняла, что кофе и сигареты не успокоили ее, а еще больше взвинтили навязчивые мысли, которые отдавались в висках нестерпимой головной болью.
Вернувшись на свое место, Евгения, удобно устроившись в кресле, откинула голову назад. Она закрыла глаза и попыталась заснуть: в конце концов, это не мое дело! Человек имеет право на свою жизнь и принимать решения без посторонних указаний!
Но тут же вскинулась: «А я — не посторонняя!»
— Простите, здесь свободно? — неожиданно услышала она низкий мужской голос на французском, с заметным акцентом. Женя открыла глаза и вздрогнула. Не может быть! Ее словно пробило насквозь ужасом — я так и знала! Перед ней стоял человек, неприятно поразивший ее в баре.
— Конечно, пожалуйста… — она поспешно убрала сумочку с соседнего сиденья и, на всякий случай, обернулась назад, словно искала помощи, если что… Сзади на сиденьях никого не было. «Мамочка, беда!» — пронеслось у нее в голове.
— Извините, что вас побеспокоил, — вдруг по-русски произнес ужасный тип и сел рядом, отгородив ее широкой спиной от прохода вагона и, как показалось ей, от всего мира.
— Здравствуйте, товарищ Щеглова! — И тут же поправился с издевкой: — Пардон, мадам Бержар…
38
Прошло два месяца.
Католическое Рождество и Новый год пролетели ярким фейерверком, непрерывными выходными, подарками, застольями, многолюдьем в торговых центрах, в ресторанах и на улицах.
В «Балалайке», как положено, отгуляв Новый год и отметив православное Рождество, готовились к празднованию русского Старого Нового года. Было уже традицией каждый год 13 января собираться большой компанией, чтобы выпить, закусить и от души повеселиться по-русски: с песнями, танцами, шутками.
Ну где им, французам, понять, что русской душе нужно раздолье во всем: в еде, в алкоголе, в выплеске эмоций танцами и песнями.
Лариса сидела за конторкой и принимала по телефону заказы на праздничные столики. Свободных мест уже почти не осталось, а телефон звонил и звонил.
— Простите, остались места у кухни… — Записав последний стол на двух человек, она задумалась: «Придется занять часть подсобного помещения». Лара осмотрела проход и громко крикнула рабочим с кухни:
— Ребята! Хватит чаевничать, идите сюда! — и дала распоряжение освободить подсобку от коробок с вином и водкой. В голосе проскальзывали командирские нотки, как-никак ее назначили с Нового года работать администратором.
— Мальчики, миленькие, давайте работать в темпе. Скоро обед, клиенты пойдут! Витенька, ну что, ты уже с утра набрался?
— Ничего не набрался! Это еще со вчерашнего! — пробурчал в ответ молодой парень с помятым, словно только после сна лицом.
— Ладно, ладно, без обид, ребятки! Надо работать! — И она сама энергично взялась за дело.
— Миш, эти ящики отнеси в подвал…
— Виктор, хватит дурака валять, помоги Мишелю…
Алла стояла в дверях, не решаясь беспокоить занятых работой Ларису и двух молодых ребят. Лара, увидев Аллочку, бросила перебирать бутылки и белозубо улыбнулась:
— О, кто к нам пожаловал! Алла Владимировна, проходите! — И она вышла к ней навстречу, вытирая руки о салфетку.
— Здравствуй, Аллочка! Алексей! — крикнула она, повернувшись в сторону кухни. — Посмотри, кто к нам пришел!
Аллочка, смущенная вниманием, тихо сказала:
— Извините, может быть, я не вовремя? Я просто хотела узнать, есть ли места на Старый Новый год? Мы хотели прийти с мужем.
— Ну конечно, Алла, о чем речь! Для вас всегда найдем местечко!
И Лариса деловито прошла к конторке, чтобы записать номер заказа.
— Так, сколько вас? Двое? Прекрасно! Осталось в запасе, для своих, несколько самых хороших столиков. — И она показала Алле стол в центре зала, недалеко от оркестра и площадки для танцев: — Вот здесь будет все хорошо видно и слышно!