Флориде? Свела на неделю, а развела на жизнь… «Все, все, все!» — Лиза резко встала. Все!
Включила свет и телевизор, переоделась в любимый халат и прошла на кухню, автоматически выглянув в окно, единственное в квартире, выходящее на проезжую улицу, два других выходили во двор. Выглянула и отпрянула. На углу дома человек в длинном пальто покупал жареные каштаны.
40
Было уже поздно. Борис Александрович сидел в своем кабинете и разбирал бумаги. Он поднял голову и посмотрел в окно. Дождь. Достал сигарету, затянулся и подумал: «Надо завязывать с писаниной, даже толком не обедал — кофе, кофе, кофе…»
Борис встал из-за стола и потянул затекшие ноги и снова опустился в кресло. Надо еще подготовить отчет о своей деятельности за прошедший месяц.
Он улетал в Москву на три дня на следующей неделе. Зверев переложил бумаги, прикидывая, что за час справится. Прежде всего подчеркнул в деловом календаре день встречи с Аллой Дюшен, удовлетворенно отметив: молодец, балеринка! Она прекрасно справлялась со своей ролью и уже вошла в доверие людей из «Балалайки». Надо будет выписать премиальные за успешную работу. Это даст ей мотивацию хорошо работать в новом году. Впрочем, он давно заметил, что Аллу деньги мало интересовали. Она никогда ничего не просила и даже отказывалась от вознаграждений, де, слишком много! Видели такое? Неужели играет роль бессребреницы? Другая бы на ее месте уж точно не растерялась отхватить кусок от конспиративного пирога…
Борис вспомнил последнюю встречу в отеле и улыбнулся. Он вдруг опять почувствовал, что скучает по этой нежной, искренней и явно влюбленной в него женщине. «Гор, мой властелин!» — послышался ему голос Аллочки. Борис взъерошил руками ежик непослушных волос и, недовольный своим сентиментальным настроением, снова переключился на деловые документы.
На большом листе бумаги он нарисовал круг, от которого лучиками исходили стрелки. В центре круга было начертано крупными буквами: «Балалайка». К каждой стрелке он приписал под вопросом: Лариса Квин, Алексей Артемов, Виктор Стежков. И ниже дописал: «Разобраться, какую роль играет Лариса Квин в группе “Репатрианты”». И опять поставил жирный вопросительный знак.
Он на минуту откинулся в кресле и закрыл глаза. Потом встряхнулся, прогоняя сон, походил по комнате и снова закурил, чтобы заглушить голод. Надвигалось время ужина. Зверев решил закончить с работой и, поспешно придвинув кресло ближе к столу, написал крупными буквами «Дружба». Тоже надо разобраться. Ксения Анатольевна закончила свою деятельность в декабре, и на ее место поступила молодая неопытная секретарь-атташе по культурным связям Борткевич Вера Андреевна. Петренко убедил его, что лучше кандидатуры не найти, мол, из нее веревки можно вить… Что ж, посмотрим… Ведь вокруг этой ассоциации вьется немало лиц, так называемых членов организации, интересных для Зверева. Надо разобраться с этими «членами»! Но самое главное, это сближение Веры с Элизабет Вайт. Справится ли Вера Борткевич с опытной американской разведчицей? То, что эта «юнесовская курсистка» была цэрэушная «кротиха», он не сомневался. Непременно надо внедрить в это содружество Аллу Дюшен. Тогда у него будет независимая от Петренко, который работал на другой отдел, информация. За Аллу Борис не сомневался, она была у него на «крючке»!
Борис Александрович закончил свои деловые записи, посмотрел на часы — ничего себе, скоро девять!
Он достал из ящика стола небольшие темные усы и ловко, привычным жестом, даже не глядя в зеркало, наклеил на лицо. Уже перед зеркалом поправил «усики», гелем «прилизал» торчащие волосы, повесил спортивную куртку на стул и надел дорогой пиджак. Эти незатейливые манипуляции над внешностью моментально преобразили его до неузнаваемости. Он улыбнулся, и забасил голосом Высоцкого: «Да это же просто другой человек, а я тот же самый…»
Перед самым выходом позвонил в ресторан «Балалайка» и заказал столик. Надо прощупать обстановку на месте событий, а заодно и поужинать.
41
Аккордеон выводил незатейливую мелодию, которая, казалось, накрывала обвораживающей сентиментальной грустью и, в то же время с каким-то цыганским надрывом заводила и пробирала до слез. Жорж Кондаков посмотрел на музыканта, склонившегося над превышающим его в размерах инструментом, совсем мальчишка-подросток. Внешне похож на румына или болгарина, а скорей всего цыганенок, подумал он и бросил ему в коробку двадцать франков. Видимо, это были для мальчишки очень большие деньги, потому что он тут же прекратил играть, поставил аккордеон на землю и, схватив бумажные деньги из картонки, засунул их во внутренний карман обшарпанного пиджака. Потом глянул лукавым благодарным взглядом на Жоржа и, растянув инструмент, жахнул во всю мощь стареньких мехов: «Ка-а-а-а-али-и-и-и-и-и-инка — ма-а-а-али-и-и-инка…»
Кондаков вздрогнул от неожиданности, и ему даже показалось, что парень видит его насквозь: «Вот хитрая бестия!»
Чтобы не привлекать к себе внимание, Жорж отвернулся к стене и сделал вид, что он здесь ни при чем и никакой музыки не заказывал.
Кондаков сидел на террасе кафе и, несмотря на непогоду, был в темных очках. Так ему было спокойнее. Он привык к ним с того самого дня, когда впервые вышел на улицу после пластической операции. Очки стали для него вторым лицом, и он снимал их только, когда был дома.
В настоящий момент Жорж поджидал Алексея Артемова и прикидывал схему их разговора. По каким-то внутренним причинам — интуиция? — может быть! — Кондаков делал на него большую ставку: обаятельный, общительный Алешка притягивал и располагал к себе людей мгновенно. С его помощью в группу уже было привлечено несколько человек, которые сейчас проходили проверку и испытательный срок. Трое из них работали в ресторане «Балалайка». А тут еще появилась новая кандидатура — Алла Дюшен. Как сказали ему, очень красивая, замужем за французом, душевно одинокая. Характеристика, данная Ларисой Квин и Алешей, вполне устраивала Кондакова. Сегодня Алексей принесет ее биографические данные и фотографию, сделанную во время одного из застолий в ресторане. Он, конечно, проверит по своим каналам, не тянется ли за ней какой-нибудь след в разведочно-агентурной сети.
«Кали-и-инка — мали-и-и-и-инка…» Жорж, улыбнувшись про себя, не подавал виду, а французы захлопали. Им явно нравилось.
К счастью, моросящий дождь вспугнул уличного музыканта. Он сыграл на прощание пиафского «легионера», видимо, рассчитывая на чувства истинных французов, прошелся, как и полагается в таких случаях, с видавшего вида кепкой, собрал однофранковую дань и, весело звеня монетами, с достоинством удалился. Жорж облегченно вздохнул. Такие необдуманные жесты не прощаются профессиональным разведчикам, первая заповедь которых — не выделяться и не высовываться в толпе. Эта заповедь была им нарушена впервые за много лет. Расслабляться нельзя. «Тоже мне старый сентиментальный меломан-болван!» — усмехнулся Кондаков на себя. Дождь припустил сильнее, и он перебрался с террасы кафе в зал, который был забит до отказа. По телевизору шла прямая трансляция футбольного матча из Мадрида. Жорж поморщился: вот некстати! Шумные болельщики гудели, как растревоженный улей: испанцы забили французам гол.
— Простите, здесь свободно? — сквозь ресторанный гам громко крикнул Алеша по-французски и, не дожидаясь ответа, сел на свободный стул.
Жорж Кондаков кивнул головой и безразлично отвернулся к телевизору, прикинувшись, что с ним не знаком.
— Гарсон! Кофе, пожалуйста, и стакан воды! — опять прокричал сквозь шум Алеша и положил журнал на столик. И тут же сделал вид, что смотрит с увлечением футбол.
— Мерси! — выпил кофе одним глотком, запив его холодной водой:
— Вперед! Алле! — взмахнул он руками во всеобщем крике. Затем, не отрываясь от экрана, положил мелочь за кофе и медленно прошел к выходу.
Жорж окинул быстрым взглядом зал, внимание которого было всецело сосредоточенно на экране — давай, давай… го-о-о-о-о-о-ол!!! — взял в руки журнал, всем видом показывая, что небрежно просматривает страницы.
Январский сырой ветер ворвался под навес террасы и в открытые двери кафе. Все засуетились. Матч закончился, и французские болельщики начали шумно праздновать победу. Кондаков решил, что самое время незаметно покинуть звеневшее от шума заведение. Прихватив с собой журнал, в котором был конверт с фотографией балерины, он вышел на улицу: «Ну, сколько раз зарекался, надо купить зонт!» — чертыхнулся Жорж на холодную водяную пыль, пахнувшую ему в лицо. Пересекая площадь Сен-Мишель у фонтана, он увидел свободное такси.
«Нет, в такую погоду надо сидеть дома и греться у камина, а не рассиживаться в уличных кафе», — опять раздраженно подумал Жорж.
— Вокзал Аустерлиц, пожалуйста, — сказал он таксисту и, сняв мокрые очки и шляпу, откинулся на спинку сиденья.
42
В ресторане «Балалайка» была несусветная суета. Столы сдвигали и раздвигали, считали стулья — их явно не хватало. Лариса командовала парадом. Ответственная за праздничный вечер, она дала указание рабочим принести длинные доски из подсобного помещения и сделать временные лавки.
— В этом году что-то невообразимое — столько народу, — сказала Лара хозяйке ресторана.
— Вот и хорошо, погуляем! — улыбнулась ей в ответ худенькая симпатичная женщина, закутанная в теплую вязаную шаль.
— Да уж, погуляем! — засмеялась Лара. — Где это видано, на Новый год полно свободных мест было, а на Старый — вот, раздвигаемся? Ну и дела!
Хозяйка, Людмила Ивановна, озабоченно поглядывая в сторону кухни, сказала Ларисе:
— Ты уж тут пригляди за всеми, Ларочка, вся надежда на тебя. Я пошла на кухню, проверю, как там справляются, — и она заспешила в сторону раздаточного окна. До открытия ресторана оставалось около двух часов.
— Господи, а у нас даже столы не готовы! — спохватилась Лара и, подгоняя официантов и работников кухни, принялась сама накрывать столы праздничными салфетками.