— Как скажешь, шери…
Семейная жизнь продолжалась. Алла старалась не думать о своей двойной жизни. С одной стороны, она была хорошей женой, по крайней мере старалась. А что еще оставалось делать? С мужем была спокойной и ровной. В доме был полный порядок: уборка, покупки, готовка, стирка и все остальные домашние дела были на ее плечах. Но с другой стороны, с того памятного для нее вечера, спали они в разных комнатах. Алла находила различные предлоги: например, храп Даниэля.
— Ну что я могу поделать? — разводил он виновато руками.
А частые мигрени жены принимал как должное:
— Выпей таблетку, шери…
Что и говорить, Даниэль был хорошим мужем. Даже слишком. Ей нечего было сказать или придраться. Хотя очень хотелось.
«Я устала! — Отдохни. — Не хочу! — Хорошо», — обычный диалог супругов.
Это раздражало Аллу: «Уж лучше бы он был грубым и невнимательным!» — сердилась она. Ей хотелось хоть как-то оправдать себя. Но не удавалось.
После ужина Даниэль прошел в гостиную и, удобно устроившись в кресле, задремал. По телевизору крутили незатейливый французский сериал. Аллочка осталась на кухне, убирала со стола и смотрела программу с участием Сержа Гинзбура, с некоторых пор ставшего ее любимым артистом. «Господи, какой же он некрасивый!» — удивлялась она. Худой, обросший щетиной, взлохмаченный, с трясущимися от похмелья руками, он отталкивал своей какой-то верблюжьей внешностью, пока не начинал петь хрипловатым низким голосом. И тут что-то сдвигалось в ее сознании: незатейливая мелодия, непоставленный голос, простые и уже хорошо понимаемые слова обволакивали и проникали в душу… И это при том, что Алла, с детства воспитанная на классической музыке, не принимала, даже по молодости, никакие «буги-вуги»… И вот на тебе, пожалуйста!
«Жэ тэм… — муа нон плю… Я люблю тебя… а я — нет…»
Воспоминание о последней встрече с Борисом накрыло ее. Она с болью и грустью думала о нем и о своем чувстве к нему. Причем безответном, как в этой бесхитростной песне. «Жэ тэм… — муа нон плю…»
Завтра встреча в «Гранд-Отеле». Непонятная тревога охватила ее. Завтра! Потом к этому волнению вдруг примешалось чувство вины. Алла вспомнила о своем новом поклоннике: кажется, опять делаю глупости! Жорж!
Дело в том, что новый знакомый проявил к ней большое внимание на вечеринке в «Балалайке». Русский эмигрант. Симпатичный. Умеющий увлечь беседой, но не больше. И для чего, скажите на милость, она назначила ему свидание в пятницу? Не могла отказать настойчивому и обаятельному собеседнику? Что тут скажешь? Алла любила умных и интеллектуальных мужчин, кто бы спорил! Но дело было не в этом. Нет! Аллочка знала, причина была в другом: ей захотелось доказать Звереву… Нет! Прежде всего себе! Да, да, себе! Что — женщина! Красивая! Сильная! И кому-то — нужна!
Из гостиной послышался голос мужа. Аллочка виновато обхватила голову руками, она напрочь забыла в своих страстях о его существовании.
— Милый, прости, у меня болит голова…
— Спокойной ночи, шери!
45
Борис закончил писать, с шумом задвинул ящик стола и закрыл его на ключ. Посмотрел на часы: пора собираться. В три часа в «Гранд-отеле» деловая встреча с мадам Дюшен. Деловая? Это как сказать. С некоторых пор он часто думал о ней, причем положительно, и ему это очень не нравилось. «Ну какого черта, сопли распустил по бабе! — злился он на себя. — Все они одинаковые! Ее никто не гнал замуж за француза! Работать надо, а не страдания разводить!»
Он отбросил все сантименты и, настроившись по-боевому, прикинул план дальнейших действий. Куй железо, пока горячо… и нечего расслабляться! Пока балерина в него влюблена и можно, как говорится, из нее веревки вить, надо использовать эту ситуацию на благое дело. Даже сомневаться нечего: будет работать на него усердно и пойдет на все — по просьбе или приказу. «А куда она денется! — жестко улыбнулся он. На столе лежала папка с фотографиями. — Так-то, голубушка, не увернешься от нас».
По телефону он вызвал такси — служебная или личная машина слишком на виду. Лучше не привлекать внимания к своей скромной личности представителя государственных коммерческих структур.
Борис отсчитал деньги, оформленные у бухгалтера на разработку операции «Серпан», положил в конверт и вышел за ворота торгового представительства.
46
После утренних занятий на курсах Вера спешила в офис ассоциации «Дружба». Там в два часа ее ждала Алла Дюшен. Раз в неделю, в среду, Алла приходила на два часа и помогала разбирать бумаги и почту. К ужасу Веры, их просто заваливали корреспонденцией со всех сторон: представители клубов, компании, культурные ассоциации жаждали партнерства и взаимодействий. Рекой текли конверты с программами, предложениями, рекламными проспектами. «Очень вы нам нужны! Со своей программой не знаем, как справиться!» — сердилась Верочка.
«Как вовремя Алла Владимировна появилась! — благодарно думала она, раскладывая письма. — Как бы я одна справлялась с этой бумажной рутиной?»
Несмотря на свое отвращение к бумажной волоките, она старалась вникнуть в бюрократическую систему ассоциации: платежи и банковские операции, списки членов организации, спонсорские каналы и приход денег со стороны — в виде оплаты концертов.
«С ума сойти! А кто будет заниматься продажей сувениров и подготовкой русских буфетов в декады праздников и фестивалей? — возмутилась она, прочитав в плане программу на май. — Я? Спасибо! Для этого я рвалась в Париж!» И кто бы мог подумать о скромной на вид организации, что здесь такая кипучая деятельность? Да, что ни говори, работа оказалась совсем не той, что представлялась Вере, когда она подписывала договор. Знала бы — не подписала! В реалии романтическая подпольная деятельность оказалась обыкновенным бюрократическим кошмаром, да еще с политической подоплекой типа «СССР — всем в мире пример!», и у Веры опускались руки: «Вот тебе и атташе по культурным связям!»
Если бы не учеба на курсах, то и Париж сто лет бы ей сдался!
Так что только курсы удерживали Верочку от резких движений сорваться в Москву. И еще встреча с Элизабет Вайт. Вере показалось, что, наконец, у нее появилась подруга.
Надо сказать, жизнь ее не баловала друзьями. Это точно. Единственная школьная подруга детства, Вика Петрова, осталась в Москве. Был еще, конечно, мальчик, которого Верочка любила. Они встречались с Сашей Кулаковым тайно весь десятый класс. Он был ее первым увлечением и первым мужчиной. Потом все резко оборвалось. Родители, узнав о связи, без шума и скандала, как только Верочка сдала выпускные экзамены в школе, увезли ее на дачу. Ну а мальчику объяснили, что к чему…
После этого он больше не объявился. Саша был из простой рабочей семьи — даже и разговора быть не могло о совместном будущем. Все решили родители. У них на примете был другой мальчик. Тот самый, о котором говорили шепотом. Фамилия была слишком громкая. Но тоже ничего не получилось. Из таких девочек, дочек аппаратчиков прикремлевского круга, как Верочка — была очередь. Выбор пал не на нее.
Родители успокаивали: «Ничего, доченька! Подожди, ты молодая, надо выучиться. У тебя все впереди! Подожди…» До сих пор ждет!
Про Сашу Кулакова все забыли. Все, но не Вера. Она еще долго по ночам плакала в подушку и часто видела во сне скамейку в Измайловском парке, на которой впервые поцеловалась с ним.
И вот теперь Париж. Одна, в изоляции посольского круга. Какое счастье, что есть курсы и Лиза Вайт! Сегодня вечером они идут на концерт. В зале Плейель выступает камерный оркестр из Ленинграда, и у Веры был пригласительный билет на два лица от отделения общества «Дружба».
После занятий Вера решила пройтись по свежему воздуху. Погода чудесная! Зима была сухой и ясной. Она не спеша шла через Марсово поле и любовалась золотым куполом Дворца инвалидов, сияющим издалека под блеклым солнцем, даже глазам больно! У метро Верочка купила пакетик жареных каштанов за десять франков и с хрустом надавила холодными непослушными пальцами на горячий темно-красный панцирь: вкусно как! И почему в Москве никому в голову не придет лакомиться таким деликатесом? Как говорила одна из бабушек Веры, услышав, как нахваливают вкус древесного ореха: «Чего? Каштаны? Каштанами у нас на Украине свиней кормят!» «Видела бы бабушка, как я наслаждаюсь свинячим деликатесом!» — Верочка даже засмеялась, представив, как бабушка всплескивает руками: «Каштаны?» — и отправила в рот золотистый кусочек французского лакомства.
После прогулки в парке Верочка забежала домой, чтобы пообедать и переодеться — после работы сразу на концерт. Не успела она включить чайник, как в дверь постучали. Ну кто может быть кроме соседа:
— Петр Петрович? Входите, открыто! — крикнула Вера из кухни.
— Верушка, я на минутку…
47
На станции Аустерлиц была обычная вокзальная суета. Отъезжающие с чемоданами, сумками, пакетами спешили к поездам, а навстречу им с платформы неслись только что прибывшие пассажиры. У таблоидов расписания поездов толпились нетерпеливые встречающие, а провожающие весело галдели на платформах и махали руками вслед отходящим составам. Грузчики в синих фирменных комбинезонах толкали нагруженные до небес чемоданами и сумками тележки и громко предупредительно кричали: «Атасье-е-ен! Внимание!»
Жорж любил вокзалы с детства. Сам не знал, почему. Он хорошо помнит, как еще мальчишкой бегал на Белорусский вокзал смотреть на приходящие и отходящие поезда. И мечтал быть проводником поездов дальнего следования. Господи, о чем только в детстве не мечтал, но только не о Париже! Жорж улыбнулся: слишком разительный контраст — Белорусский вокзал послевоенной Москвы и Северный вокзал Парижа сегодняшних дней.
Он заказал кофе у барной стойки и взял с прилавка газету «Монд». Посмотрел на часы: целый час в запасе. Кондаков всегда приезжал на личные свидания и деловые встречи заранее, не любил опаздывать и спешить. Только один раз в жизни он опоздал, на ту самую роковую встречу с подсадным агентом от КГБ. Этим спасся. Может быть, лучше опаздывать? Он сел за освободившийся столик, развернул газету и присвистнул: ничего себе! У Франсуа Миттерана — рак! Не очень хорошие дела, неизвестно, кто встанет у руля страны потом… Да ну их, эти газеты, что французские, что советские — одни неприятности! Надо думать о своем, вроде веселее…