— Я знаю, это немного, но если у нас все получится, будет намного больше.
Вера смотрела на нее непонимающими глазами: доллары? За что? И испуганно оттолкнула ее руки.
— Ты с ума сошла, Лиза, я не возьму деньги! Я еще ничего не решила!
Она возмущенно встала и начала одеваться. В комнате повисла тишина, прерываемая звуками громыхавшего за стеной лифта.
Не ожидая такой реакции, Элизабет сконфуженно убрала деньги.
— Да, да, конечно, Вера, ты совершенно права… — Лиза непринужденно засмеялась и дотронулась до Вериного плеча: — Верочка, прости меня, пожалуйста, что втянула тебя в мои проблемы! Это все не важно! Забудь! Я понимаю тебя и не обижаюсь, честное слово! — И она снова беспечно махнула рукой. — Выкручусь как-нибудь сама!
Вера, почувствовав себя неловко за резкость, смущенно улыбнулась:
— Лизочка, милая, я тебя очень люблю! Но мне надо хорошо подумать. Честное слово, я хотела бы тебе помочь… но… — она покраснела и, взволнованно прижимая руки к груди, попыталась объяснить подруге, что, де, она не против помочь. Но… Верочку смутили деньги. Ужас какой, американские доллары! Нет! Если она и поможет ей, то это сделает не за деньги.
Уже в дверях Вера остановилась, поцеловала Лизу в щеку и сказала:
— Давай встретимся завтра после уроков и все обсудим? Мне надо подумать.
Элизабет, искренне улыбаясь, замахала руками:
— Вер, не волнуйся ты! Все это не важно! Клянусь тебе! Не думай ни о чем!
55
Часы показывали без пяти одиннадцать. Алеша опустил защитную шторку — солнце било через стекло прямо в глаза. Контраст яркого солнечного дня вчерашней непогоде был ошеломляющим. «Да, день обещает быть сухим и погожим», — подумал он и приоткрыл окно. Возле гостиницы никого не было. Подождав несколько минут, ровно в одиннадцать он развернул машину и припарковался напротив гостиницы через дорогу.
По прошествии двадцати минут он начал беспокоиться. Женя не выходила. К двенадцати часам он, припоминая ее вчерашнюю истерику и слезы, все больше и больше начал склоняться к тому, что с ней что-то случилось. Через полчаса, не зная, что и думать, поехал в ресторан.
— Что так быстро? — спросила Лариса, но встретившись с ним глазами, все поняла и замолчала. Затем, не сказав ни слова, — вокруг суетились работники кухни и официанты — она подошла к телефону и набрала номер. Алексей прислушался и понял, что она звонит в Биарриц. Говорила недолго.
— Спасибо, — ответила Лара по-французски и повесила трубку. Она вышла в зал и принялась накрывать столы, поглядывая в сторону Алексея. — Алеша, принеси, пожалуйста, ножи!
Когда он подошел, тихо сказала:
— Я поняла, что вы не встретились, и позвонила в Биарриц. Представляешь, Шарль сказал, что Женя в Париже на два дня. Завтра вернется домой?! И куда же она делась? Неужели трудно позвонить, чтобы мы не волновались? — Многозначительно подняв брови, Лара ушла на кухню.
— Что-то тут не так! — Алексей, не сказав ни слова, вышел из ресторана. В кабине телефона-автомата он набрал номер Кондакова. Никто не отвечал.
56
Алла сидела в гостиной, смотрела в окно и находилась в полной отрешенности. Прошло три дня с того ужасного вечера в «Гранд-отеле». Неужели три дня? Ей казалось — вечность. Чувствовала: все, что произошло с ней, было началом опасной игры, в которую она, на свою голову, ввязалась. Сама затеяла! И чего добилась? И как из этого теперь выпутываться? Она всматривалась в серую завесу непогоды за окном и все больше впадала в хандру, пытаясь успокоить себя, что, де, вот непременно завтра — да, да, завтра! — она все расскажет мужу и пойдет в полицию или куда там положено идти в таких случаях и выложит французам все начистоту, а там будь что будет! Она вновь и вновь предавалась этим никчемным фантазиям, прекрасно осознавая, что этому не бывать.
«Как не хочется никуда идти!» — она встала с кресла и подошла к окну. Мелкий мокрый снег, словно россыпью спрея из гигантского флакона, сеял холодной пылью на серый и продуваемый всеми ветрами насквозь Париж.
— И зачем, скажите мне, пожалуйста, я договорилась встретиться с этим Жоржем! Тоже мне, кавалер, в каких-то дурацких очках… Не пойду! — решила она.
Послонявшись по квартире без дела, посмотрела на часы — находиться одной не было сил — и начала медленно собираться. Без удовольствия она уложила волосы, нехотя перебрала гардероб. Выбрала серый твидовый костюм и светлую шелковую блузку. Безразлично оделась. Подкрасила глаза и губы. Посмотрев на себя в большое зеркало в коридоре, отвернулась: выглядела ужасно. Бессонные ночи, тревожные мысли, раздражение на назойливого мужа, решившего, что его жена нуждается в поддержке и внимании, — такое горе, умер друг…
— Подруга! — поправляла его она. — Умерла подруга в Ленинграде, понимаешь? Мне плохо!
— Понимаю, шери! — И он во всю, как мог, проявлял свое внимание, совершенно, не вникая, что «скорбящей» супруге нужно одно, чтобы он оставил ее в покое.
Затянувшись широким ремнем плаща, уже в дверях поймала себя на мысли: «Может, не ходить? Только этого Жоржа мне не хватало для полного счастья!» Но что-то толкнуло ее: иди! Постояла минуту на пороге и хлопнула дверью.
На улице кружил мокрый снег. Порыв сильного ветра налетел и вывернул изящный зонт наизнанку. «Хозяин собаку не выгонит на улицу!» — подумала она и, прикрываясь согнутым пополам зонтиком, добежала до метро. Посмотрев мельком на часы, поняла, что опаздывает. Но решила не спешить. Если опоздает — не судьба!
Станция «Трокадеро» кишела мокрыми, спешащими в разные стороны пассажирами и напоминала растревоженный муравейник после сильного ливня. Уже поднимаясь по ступенькам вверх, спохватилась: зонт забыла в вагоне — и обреченно махнула рукой — ищи теперь!
Как назло, мокрый снег припустил сильнее и накрыл ее с головы до ног, лепя колючими хлопьями прямо в лицо. Алла подняла воротник плаща и, прикрываясь сумочкой, добежала до кафе. Хорошо, что было совсем рядом.
— Проходите, мадам! — знакомый официант любезно улыбался.
— Вы, как обычно, у окна? — спросил он и показал в сторону большого зала.
— Спасибо, вы очень любезны, но я пришла на встречу с другом… — и она оглядела зал и террасу.
— Ну надо же! — удивилась, приподняв брови. — Очень интересно!
За столиком у окна, где она обычно сидела за чашкой чая, расположился ее новый знакомый — без очков! — отметила Алла — уже неплохо для начала!
Жорж, увидев ее, радостно поднялся навстречу.
— Алла Владимировна, здравствуйте! — и он протянул ей руку.
— Здравствуйте! — смущенно ответила Аллочка. И, встретившись с ним глазами, замерла… На нее смотрели взволнованные, смеющиеся и добрые глаза.
57
Зверев вышел из таможенной зоны в аэропорту «Шереметьево-2» и, выглянув в окно, понял, что надеть легкое французское демисезонное пальто было необдуманным шагом: после мокрых — ноль по Цельсию в Париже — в Москве было минус двадцать восемь! Резкая климатическая перемена шоком напомнила о себе трескучим морозом и снежной поземкой.
Встречавший его коллега, в зимнем пальто с меховым воротником и в шапке-ушанке, засмеялся:
— Да, Борис Александрович, быстро вы забыли о крещенских морозах!
Зверев, прищуриваясь от яркого солнца и снега, сказал:
— За три дня не замерзну. А сейчас Федоров задаст мне жару, сразу согреюсь!
Непосредственный начальник Бориса — Семен Алексеевич Федоров, ждал его с отчетом о проделанной за полгода работе и с конфиденциальной информацией по операции «Серпан».
Борис держал в запасе прекрасную новость: Гуревский у них в руках! Он раскрыл его: это — Жорж Кондаков. Зверев злорадно похмыкивал: вот вам всем, получайте! И не надо со мной разговаривать как с мальчишкой каким! — Федоров вчера позволил говорить с ним по телефону недовольным тоном. Он отчитал его, мол, никаких сдвигов за полгода, не зная, что Борис Александрович успел опередить всех. Федоров не учел, что Зверев был настоящим профессионалом и работал четко, взяв в свои руки контроль над операцией «Серпан». Он, втайне от всех, вышел на бывшую подругу Гуревского — Евгению Бержар. Формула «шерше ля фам» сработала безоговорочно. Зверев прихватил «товарища Щеглову» в Париже два дня назад в гостинице «Пасси».
— Да, удачно все сложилось и вовремя! — удовлетворенно выдохнул на свежий морозный воздух Борис Александрович, и пар, прихваченный холодом, капельками влаги облепил ресницы и брови: холодно, черт возьми!
А с мадам Бержар действительно хорошо получилось. Зверев был настоящим профи в делах с нервными дамочками. Он знал, что делал: психологическая атака — раз, физическая угроза — два. Ну, конечно, пришлось припугнуть, не без этого, и надавить на самые больные места: маленькая дочь и семья в Москве — мать и сестра.
Что ни говори, а повезло ему! Ведь в ту ночь, когда Лариса Квин и Алексей Артемов привезли Евгению Бержар в гостиницу, они сделали лучшее, что могли для Зверева: оставили ее одну. Привези они ее к себе домой — он ничего не смог бы сделать. А она, возможно, сумела бы опередить его и предупредить Кондакова через своих друзей, что тот в опасности. И лови ветра в поле! Тогда весь труд, вложенный Борисом в эту операцию, потерпел бы крах. Если бы да кабы… Зверев хлопнул дверью служебной машины: «А я взял и опередил всех!»
В ту дождливую темную ночь, убедившись, что Евгения Бержар в гостинице одна и друзья уехали, Зверев проник к ней в номер без труда. Она сама открыла дверь, когда Борис Александрович постучал, видимо, подумала, что это работник отеля. Телефона в комнате дешевого отеля не было. Через час он вышел из гостиницы. В руках у него была нужная информация: Гуревский — Жорж Кондаков!
58
— Алла Владимировна, я уже был уверен, что вы не придете, — он мягко улыбнулся.
— Извините, Жорж, я забыла зонт в метро, пришлось вернуться.
Кондаков засмеялся, глядя на ее мокрые от снега и дождя волосы: