Мужчины переглянулись.
— Спасибо. С удовольствием! — сказал один из них, с противными старомодными усиками, и вальяжно откинулся на спинку стула.
Лара вернулась в подсобку, прошла на кухню и только здесь почувствовала, что ей плохо. Ее нервы сдали. Все случившееся за последнее время: исчезновение Женьки, молчание Кондакова — выбило ее из колеи. И еще эти!
Алеша заглянул к ней на кухню:
— Лар, видела субчиков?
Лариса кивнула и приложила палец к губам — вокруг сновали официанты и работники кухни.
— Потом, дорогой. Потом. — И надев на лицо дежурную улыбку для клиентов, она вышла в зал. — Пожалуйста, холодная водочка, господа!
7
За окном было совсем темно. Вдалеке мерцали огоньки отдаленных селений да проплывали мимо освещенные платформы пригородных станций. Жорж сидел на откидном сиденье в самом конце вагона, полностью погрузившись в свои мысли и, казалось, ничего не видя и не слыша. Мысли и чувства обрушились на него как смерч или вихрь, и у него не было сил бороться с этой стихией. Да и желания сопротивляться этим чувствам не было. Скорее наоборот, ему хотелось подчиниться этим переживаниям и ощущениям полностью. Невозможно было объяснить, почему эта удивительная женщина вызывала в нем столько теплых и сентиментальных эмоций. «Милая моя…»
Электричка медленно подплыла к станции. Он спрыгнул на платформу и, увидев большие электронные часы, удивился, что уже перевалило за полночь. Давненько уже так поздно не возвращался он домой!
Жорж, размахивая руками и подпрыгивая, как мальчишка, предался воспоминаниям прошедшего вечера.
После короткой встречи в кафе «Трокадеро» они перенесли свидание в брассери на вокзале Аустерлиц. Немного посидели там, для видимости выпили пива и отправились в небольшой алжирский ресторанчик под названием «Тажин». Этот ресторан славился самым лучшим кускусом в Париже. Кондаков любил этот ресторан, малоизвестный широкой публике, особенно французской, и часто использовал его для приватных встреч. Для этого было несколько причин: во-первых, клиенты — в основном арабы, и было легко заметить случайно забредшего европейца. А во-вторых, хозяин ресторана — алжирец Кераб, был свой, что называется, в доску парень. Он сам лично обслуживал Жоржа и любил поболтать с ним о том о сем, сетуя частенько на французов:
— Мы для них — Salles Entrangeres! (грязные иммигранты), — жаловался он ему, считая, что его клиент — поляк. Кондаков посмеивался и, не подавая виду, соглашался: ты прав, дружище, так оно и есть!
Встретившись в брассери на вокзале, Алла и Жорж, словно тайные любовники, прячущиеся от посторонних глаз, по отдельности вошли в ресторан. Сначала зашла Аллочка и следом, с интервалом в десять минут, Кондаков. Первое, что сделал Жорж в эти десять минут: осмотрел все машины, припаркованные возле ресторана. Парижские автомобильные номерные знаки — 75, показывали, что нет посторонних: загородных или дипломатических. Это успокаивало, но не настолько, чтобы совсем расслабиться. Напротив ресторана находился банк «BNP», тоже хорошо: каждый проходящий мимо, а тем более стоящий прохожий, прекрасно просматривался из окна «Тажина». Жорж заказал столик заранее.
«Нет, по-моему, сегодня ужин должен пройти спокойно. Даже если что, то не сегодня…» — подумал осторожный Кондаков и вошел в галдящий бар при ресторане.
Алла улыбнулась, когда Жорж сел напротив и взял ее за руку: «Ну теперь, здравствуй, милая моя…» — и поцеловал ее руку. Ей сразу стало хорошо и спокойно, и все проблемы как бы отодвинулись: волнения, беспокойные мысли, а что будет завтра… переживания о прошлом, которого, казалось, и не было. Все словно улетучилось под потолок, завешанный резными многоцветными восточными фонарями, в которых мигали и трепыхались свечи. Она опять улыбнулась и порозовела лицом: какая разница, что будет завтра, если сегодня так хорошо!
Ужин был экзотически чудесный. На закуску взяли острейшую чакчуку — арабскую яичницу, замешанную на шалфее, так что Аллочка до слез закашлялась — адская смесь специй и перца обожгла ей язык и губы.
— Ну ничего себе яичница! Жорж, предупреждать надо!
Кондаков от души посмеялся над раскрасневшейся от жгучих специй Аллой. Ну а когда принесли на большом фарфоровом подносе горячий кускус из баранины и курицы, приправленный ароматными травами и тающими во рту овощами на пару — ахнули от красоты гастрономического натюрморта. А о вкусе и говорить нечего — пальчики оближешь! Но справится с таким количеством еды, конечно, не смогли. Свадьбу можно накормить!
Кераб посмеивался:
— Это вам не французские «мини-пля»!
«Это уж точно», — сыто закивали они в ответ.
Закончили «праздник живота» восточными сладостями, от которых, правда, рот и пальцы слипались. Да, теперь понятно, почему у арабов такой темперамент!
Их столик находился у самого окна, на узком подоконнике которого стоял металлический светильник-башенка с резными разноцветными витражными окошечками. Внутри башенки горела свеча и освещала часть стола и кусочек улицы. Они сидели, как тогда, в кафе «Трокадеро», отрешенно сцепившись пальцами рук, глаза в глаза. Кераб принес две маленьких чашечки кофе и, поднимая вверх густые черные брови домиком, улыбаясь, сказал:
— Этот кофе приготовила специально для вас Аиша, — и он кивнул головой в сторону бара.
Молодая женщина в восточной одежде — рабочая форма официанток, помахала им рукой.
— Кофе — необычный! Гадальный! Наговоренный на любовь и счастье! Правда, правда! — и поставил перед скептически улыбающимся Жоржем чашку и вторую перед Аллой. — Когда выпьете, переверните на блюдце, и Аиша вам скажет будущее…
Кофе был крепким и очень сладким. Жидкости в чашке было буквально на глоток, но от этого глотка внутренности обожгло бодрящей изысканной влагой.
— Уф… это как чакчука! — задохнулась от кофе Аллочка и перевернула чашку вверх дном.
— Ты веришь в гадания? — улыбаясь, спросил Жорж.
Алла серьезно на него взглянула, задумалась на секунду и медленно проговорила:
— Сегодня — да! — И, протянув руку в сторону Жоржа, перевернула его чашку. — А ты? Ты веришь? Кондаков продолжал улыбаться и молчал.
— Нет, Жорж, может быть, конечно, это все чепуха… Но интересно. Давай погадаем? Жорж, пожалуйста! — Кондаков согласно закивал головой и помахал рукой в сторону бара: — Аиша!
Молодая стройная женщина, улыбаясь, медленно подошла к ним:
— Добрый вечер, месье-дам! — и, полыхнув на них черными глазищами, взяла в руки обе чашки. Алла и Жорж переговорщически переглянулись и внимательно уставились на предсказательницу. Аиша молчала, а затем испытующе посмотрела сначала на Жоржа, потом перевела взор на Аллочку. Алла напряглась, что-то подсказывало ей: молчание — плохой знак.
Наконец Аиша в замешательстве проговорила:
— Я не буду ничего вам рассказывать. Простите, это может быть сплошная ерунда! — И она широко улыбнулась: — Я надеюсь, вас не устроит, если скажу неправду?
— Нет! — в два голоса воскликнули Алла и Жорж. — Только скажите, мы будем вместе? — они ожидающе смотрели на женщину.
— Кофе сегодня ужасный! Помол слишком мелкий, не для гадания! Следующий раз! Хорошо?
— Ну, может быть… — начала Алла.
— Нет, нет, считайте, что кофе вы не пили. И денег я с вас не возьму! — Аиша забрала посуду и, быстро зайдя за барную стойку, тихо сказала хозяину по-арабски: — Что-то у них недоброе произойдет… нехорошее.
Кераб в ответ засмеялся:
— Ага, наверное, вторые половинки застанут их на месте преступления, где-нибудь в кровати! Сразу видно, что любовники без стажа…
Аиша возмущенно замахала руками:
— Ничего смешного, трагедия, я тебе говорю. А ты мой глаз знаешь, к цыганке ходить не надо!
Тут Кераб рассердился:
— Иди работай, гадалка, и не каркай беду! — И, улыбаясь, вышел в зал и дружески подмигнул Жоржу.
— И что это могло бы значить? Почему гадалка отказалась говорить? — спросила Алла, глядя прямо Жоржу в глаза.
— Да ерунда! — рассмеялся Жорж, но глаза его оставались серьезными. Он взял ее руку и прижал к своей щеке: — Я хочу, чтобы мы были вместе… всегда! Ты будешь со мной, что бы ни случилось?
Аллочка молчала и лишь гладила его колючий подбородок. Потом тихо, одними губами, произнесла:
— Да.
После ресторана он проводил Аллу домой на такси. Выйдя из машины, она неожиданно вернулась и, приоткрыв дверцу салона, нагнулась и поцеловала Жоржа в губы. Очень быстро, как будто боялась задержаться и не уйти. Он попытался выйти за ней следом, но Алла посмотрела ему в глаза и прошептала:
— Не надо, пожалуйста! — Потом еще раз приблизилась губами к его щеке: — Мне очень трудно сейчас возвращаться… — она махнула рукой в сторону дома — туда… — И, захлопнув дверь машины, не оборачиваясь, ушла. Жорж закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья: милая моя… Волна нежности опять накатила на него.
И вот после такого прекрасного счастливого вечера он брел к себе в «берлогу», так называл свой дом Жорж, один. Приступ отчаяния от одиночества снова охватили его.
Уже открывая дверь дома, он услышал телефонный звонок. «Да кто же это может быть?» — вспомнил он об утреннем оборвавшемся звонке и, не снимая мокрых после дождя ботинок, прошел через прихожую в гостиную.
— Я вас слушаю, — ответил он по-французски и, услышав знакомый голос, перешел на русский: — Подожди, успокойся. Женя, говоришь? А что она делает в Париже? В каком отеле?
Не снимая мокрого плаща, он с телефонной трубкой сел в кресло. Звонила Лариса.
— Лара, не тараторь! Не волнуйся! Мне надо подумать… Скажи Алексею, завтра утром я жду его на нашем месте в одиннадцать. Он знает — где…
Жорж положил трубку. Его безмятежное состояние души растворилось в думах и тревогах о завтрашнем дне.
— Значит, Евгения в Париже? Просила помощи у Лары и Алеши. Интересно!
Жорж встал с кресла, разделся и понял, что спать и этой ночью ему не придется. Он поднялся в кабинет. Написал два рапорта. Один о встрече с Аллой в ресторане «Тажин», второй, подробный, во всех деталях, — про Евгению Бержар. Не откладывая в долгий ящик, обе бумаги отправил факсом шефу (вдруг что-нибудь случится ночью). Он посмотрел на темные окна, и впервые за много лет ему стало не по себе. Переодевшись в халат, Жорж положил пистолет в карман ночной пижамы. Прислушиваясь к звукам за окном, он долго ворочался и наконец, под утро, забылся чутким и тревожным сном.