8
Супермаркет шумел, как растревоженный улей. Народу было тьма. В это время, вечером, даже тележек на всех не хватало. Верочка взяла красную пластмассовую корзинку, бросила в нее вязаную шапочку и перчатки.
«Душно тут как!» Она посмотрела на очередь, в основном из усталых француженок средних лет, которые толкали нагруженные доверху тележки с продуктами на среднестатистическую семью, и порадовалась тому факту, что живет одна. Она быстро наполнила корзинку ассортиментом всех одиночек: яйца, хлеб, молоко, сосиски. На завтраки вполне достаточно! Готовить Вера не любила.
С кислым выражением лица встала в очередь. И как всю жизнь люди убивают драгоценное время на «бытовуху»? Ужас! Оплачивая товар в кассе, посмотрелась в зеркальное полотно у выхода: шапку лучше не носить, и для чего утром время тратила на прическу? — начала было поправлять волосы и застыла на мгновенье. Ей показалось в отражении, мелькнувшем за спиной, что-то знакомое. Кто это? И не поверила своим глазам: Не может быть! Автоматически взяла сдачу:
— Спасибо!
Нет, наверное, показалось!
Боясь повернуть голову, она сложила покупки в пакет и пошла к выходу. Потом резко повернулась, надеясь разглядеть видение, отразившееся в зеркале, но никого не увидела. Человек исчез. Это был тот самый коротышка, что следил за Лизой. Вера сразу его узнала. Она остановилась в недоумении и, не зная, что предпринять, задержалась у выхода. Может быть, все-таки ошиблась? Тот был в пальто. А на этом человеке была «дутая» синяя куртка.
Вера вышла из супермаркета. «Надо проверить, если за мной тоже следят…» — встревоженно подумала она и, не оглядываясь по сторонам, зашла в кафе на углу авеню Бюжо, откуда хорошо просматривался стык трех улиц. Заняв позицию у окна, заказала кофе. Человек в пуховике исчез. «Странно. Очень странно, — беспокойно вглядывалась в окно Вера. — Ну кому я нужна? Лиза — понятно, заокеанская птица! Неужели это французы? Если это КГБ, тем более странно. Я сама как бы имею к ним отношение… Ерунда какая-то!»
Она еще долго сидела, не зная, что предпринять. «И зачем пью кофе на ночь? Надо было сок…» — и отодвинула вторую чашку с эспрессо.
За окном смеркалось. Вера тянула время уже за чашкой травяного чая, напряженно вглядываясь в опустевшие улицы. Ничего подозрительного.
«Делать нечего, надо идти домой!»
Она медленно вышла из кафе и направилась в сторону посольства. Стало совсем темно. Ей припомнилась вчерашняя встреча с Элизабет: так здорово провели время! После занятий они ходили в кино, посмотрели новый американский фильм «Человек дождя» с Дастином Хоффманом и смеялись в темноте зала, мол, ловко устроились: с экрана неслась речь на английском, титры были на французском, а переговаривались девушки между собой по-русски. Не практика, а мечта для лингвиста! После сеанса ужинали в китайском ресторанчике «Чанг вог» у метро «Бельвиль» — там имперские пирожки — класс!
Под эти мысли она почти дошла до посольства и оглянулась: блеклые фонари освещали пустынный бульвар Ланн. Одинокие прохожие вдали пробегали в сторону метро «Дофин». Ни души. Ладно. Можно вспоминать дальше. Ну так вот, в этом китайском ресторане Вера призналась подруге, что хотела бы жить на Западе и боится возвращения в Москву. Вместо ожидаемой радостной поддержки, дескать, молодец, давай! — Лиза понимающе посмотрела на нее, но комментировать не стала, лишь деликатно сказала:
— Я тебя хорошо понимаю, Вера! — и заговорила на другую тему.
Было непонятно: то ли ее действительно это не интересовало, то ли она специально ушла от разговора, чтобы потом предложить что-то конкретное. Кто ее знает? Но Вера почувствовала, что Лиза приняла информацию положительно. При прощании, она по-дружески поцеловала ее, сказав:
— Верочка, ты — молодец! — и очень крепко сжала руку подруги.
Что ж посмотрим, что она предложит. А если нет? Поживем, увидим.
Когда Вера стала переходить дорогу к посольству, еще раз незаметно обернулась. Перспектива от метро до университета «Дофин» просматривалась прекрасно. За ней никто не следовал. Совсем успокоившись, зашла на территорию посольства, но все же решила доложить о своих подозрениях Петровичу. Кто их знает, что за этим стоит? Может, сам «соседушка» наводит тень на плетень?
Показав пропуск на проходной, Вера прошла к своему подъезду. В надвигающейся темноте в окне соседа горел свет. Она поставила пакет с продуктами у своих дверей и позвонила в квартиру Петренко.
9
Утро мерцало серым и мокрым рассветом в окна дома и было угнетающе депрессивным. Как, впрочем, и настроение Кондакова. Жорж по своей натуре — ранняя пташка — не позволял себе поваляться подольше даже после бессонной ночи. Он лежал с открытыми глазами и чертыхался на себя. Не спалось, хоть убей! Что делать, пришлось встать. Ну не мог он спать после семи утра. Ранний завтрак всегда был одним и тем же вот уже много лет: кофе из кофеварки и тосты с маслом. Усмехнулся этому факту, по своей натуре был гурманом в еде.
Едва дождавшись девяти утра, поспешил на электричку на девять двадцать.
Прежде чем встретиться с Алексеем Артемовым, он решил зайти в офис своего отдела и поговорить с Пеншковским. Тревожное предчувствие не оставляло его после того, как он узнал, что Евгения Бержар была в Париже, а потом пропала. Как в воду канула. Исчезла она из гостиницы, куда ее привезли Алексей и Лариса. Домой в Биарриц она не вернулась.
Пройдя длинными лабиринтами коридоров, Кондаков постучал в кабинет своего шефа и открыл дверь. Жан, зарытый с головой в бумагах, поднял совершенно лысую голову от стола и, увидев Кондакова, радостно воскликнул по-русски:
— Привет, товарищ! — и рассмеялся своему, как он думал, приколу.
На что Кондаков парировал на польском:
— Добжий день, пан Пеншковский!
Разговор был неофициально-дружеским. Старший по рангу и возрасту Жан с симпатией относился к работящему и интеллигентному коллеге. Ну и, видимо, общие славянские корни сказались.
Внимательно выслушав последнюю одиссею товарища, он изумленно, чуть по-женски, всплеснул руками:
— Жорж, дружище, ну ты — идиот! — Он даже встал из-за стола и в волнении начал кружить по кабинету. — Ни одна женщина, — он посмотрел на него с нескрываемым удивлением и разочарованием, — ни одна! — даже жена и любовница, не должны знать профессиональных секретов и тайн!
Кондаков, как провинившийся мальчишка, сидел с опущенной головой и даже не пытался оправдываться. Он знал, что Пеншковский абсолютно прав — он действительно идиот.
Немного успокоившись, Жан дружески похлопал по плечу совсем расстроившегося товарища.
— Ну, ну, Жорж. Давай вместе выкручиваться из создавшейся ситуации.
Кондаков поднял голову и серьезно сказал:
— Не волнуйся, Жан, сам вляпался, сам и буду выкручиваться!
Он решительно придвинул кресло к столу и взял лист бумаги.
— Слушай, что я думаю… Во-первых, опасности в целом для отдела и для операции «Репатрианты» нет. Никто об этом не знает, даже сами «репатрианты»! Они друг друга и в лицо-то никогда не видели. Каждый в отдельности думает, что он выполняет миссию и не больше! То, что я — Кондаков-Гуревский, ничего, кроме имени, не значит для них. Если это провал, то касается только меня и моей жизни. Понимаешь?
Пеншковский с интересом слушал его, усевшись на подоконник.
Жорж воодушевленно продолжал:
— Дальше. То, что я — Гуревский, было известно Евгении Бержар много лет. Алла Дюшен узнала об этом позавчера.
Кондаков взял на столе лист бумаги и начертил свое имя. От него провел стрелки: Бержар — Дюшен…
— В тот вечер, когда я сказал Алле Дюшен, что я — Гуревский, — он вздохнул и развел руками, ну, что, мол, тут поделаешь, это уже случилось, — Бержар была в гостинице, где, видимо, ее и прихватили.
Пеншковский все с нарастающим интересом слушал его. Он соскочил с подоконника и снова сел в кресло напротив Жоржа:
— Так, так, интересно мыслишь…
Кондаков бегло взглянул на Жана, придвинул лист ближе к нему и написал внизу, подчеркнув жирной линией: КГБ. И бросив ручку на стол, медленно проговорил:
— Я в этом не сомневаюсь! Моя задача: узнать, что случилось с Евгенией Бержар. Где она? Что сказала агенту КГБ, если это имело место? И от этого уже и плясать.
Жан Пеншковский согласно кивнул головой, задумчиво откинулся на спинку кресла и укоризненно сказал:
— Не было у бабы заботы, купила порося… А? Ну, давай расхлебывай!
Проводив его до двери, он дружески похлопал его по плечу:
— Ну, ты знаешь, Жорж, если нужна помощь — я в твоем распоряжении. — И уже в дверях добавил: — И осторожней со своей балериной. Знаем мы этих красивых!
Жорж на мгновенье смутился и сказал нерешительно:
— Сам не знаю, что на меня нашло. Я в ней почему-то уверен! Она не такая, как все… — покрутил головой. — Если не прав, винить никого не буду. Сам виноват!
Пеншковский, потирая рукой блестящую лысину, рассмеялся в ответ:
— Господи Боже мой, что делает с умными людьми любовь? Делает их дураками!
Кондаков тоже засмеялся, мол, что тут скажешь, если оно так и есть, и, махнув рукой, вышел в коридор. Он опаздывал на встречу с Алексеем в одиннадцать часов. Было уже без двадцати.
10
Впервые за эту зиму в Париже выпал настоящий снег. Не снежный дождь, мокрый и липкий, который и до земли-то не долетал, а белый, пушистый, хлопьями сыпавший с неба. Еще вчера были серые дома и грязный асфальт, и вот, за одно мгновение ночи, Париж превратился в светлый, праздничный и притихший город. Элизабет выглянула в окно и ахнула, залюбовавшись редким снежным явлением уже уходящей зимы.
«Как хорошо бы погулять, где-нибудь по паркам Фонтенбло! — подумала она. Но вспомнив о своей ситуации полулегальной жизни, вздохнула: — Не очень-то разгуляешься». Вчера она опять заметила «топтуна». Это был уже третий: безликий, среднего роста, в кепи — «боб».