Мысли о том, что она является преступницей и что измена Родине — тяжкое преступление, влекущее суровое наказание, не очень мучили ее. Патриотом Родины она явно не была. Именно той Родины, где за высоким политическим забором изоляции от всего нормального мира мучились в неволе миллионы людей, лишенные права на свободу слова, возможности путешествовать за границу и даже в родной стране жить там, где они хотят. Пожив совсем недолго в нормальном свободном обществе, она в одно мгновение ока стала антисоветчицей. И кто бы мог подумать! Ее больше мучило чувство вины перед родителями, которых она очень любила. Особенно отца. Она знала, что они ее не простят! И это было самое страшное. Вера глотнула горячий шоколад и попыталась отбросить угнетавшие ее мысли, понимая их бесполезность: дело сделано!
Она стала думать об Антуане. Милый, хороший мальчик. Вера улыбнулась. Мальчик? Он старше ее на десять лет. Но она почему-то чувствовала себя мудрее и старше. Антуан был очень непосредственный, добрый, немного легкомысленный, в смысле взглядов на жизнь, но милый и трогательный.
Задумавшись о нем, Верочка не увидела, как Антуан, незаметно пробравшись между близко поставленными столиками, молча сел напротив и заглянул ей в лицо. Вера вздрогнула от неожиданности.
— Добрый вечер, мадемуазель! — он перегнулся через столик и поцеловал ее.
— Господи! Антуан, как ты меня испугал! — Верочка дружески стукнула его по руке. — Я с детства не люблю сюрпризов! — Они рассмеялись и взялись за руки. — Ну привет, дорогой! — осветила его сияньем глаз Вера.
Потом они пили кофе, уплетали свежие плюшки с изюмом и болтали ни о чем.
— Представляешь, Вера, я узнал, что Тургенев всю жизнь любил замужнюю Полину Виардо! — Антуан ходил на курсы русского языка, и ему не терпелось блеснуть новыми познаниями. — А Достоевский был азартным картежным игроком. Продул в Баден-Бадене все свое состояние! А я-то думал, он — обличитель пороков человеческих!
Верочка снисходительно смотрела на него и, улыбаясь, оправдывалась за грехи своих известных соотечественников:
— Антуаша, ведь, классики — тоже живые люди были…
— Еще скажи, как мы! — Антуан взъерошил короткие волосы — не без недостатков… Булочки любили кушать! — И они снова рассмеялись.
Довольно прищурив глаза, Антуан достал пакетик из спортивного кожаного рюкзака, с которым не расставался никогда.
— Это тебе, дорогая! — и он удовлетворенно улыбнулся.
— Ой, Антуаша, это пленки? Спасибо, милый! — Верочка поцеловала его в щеку и немного задержала свои губы на его лице. Затем она признательно посмотрела ему в глаза: — Спасибо. Ты оказал мне огромную услугу!
Антуан небрежно махнул рукой.
— Если надо еще, не стесняйся. Всегда рад помочь тебе. Ну, ты знаешь сама…
— Знаю, милый, спасибо, — и Вера убрала пакетик в портфель как ни в чем не бывало, а на самом деле покрылась холодным потом от волнения: все, труба! Но она беззаботно улыбнулась и переменила тему разговора.
Говорили о весне, о своей предстоящей поездке вместе в Бретань, где жили родители Антуана.
— Вот увидишь, тебе очень понравится, — он взволнованно взял ее за руку. — Там настоящая Франция! Вот увидишь!
Они вышли из кафе на темную улицу, долго целовались в скверике на авеню Фош, и когда дошли до метро «Порт Дофин», наконец, расстались.
— Иди, Антуаша, уже поздно! — буквально отрывала от себя Вера разгоряченного возлюбленного.
— Вера! Жэ тэм!
Они договорились встретиться завтра вечером на том же месте в кафе. Антуан сел в машину, громко просигналил в тишине и рванул в туннель периферийной окружной дороги. А Вера, забыв об опасности, шла домой, переполненная новым щемящим чувством к Антуану. Она даже и не подумала, что надо спрятать пленки, или о том, как передать их Лизе. Верочка шла и мечтала: «Вот отдам пленки Элизабет и скажу ей, что на этом моя миссия закончена. Финита ля комедия. Никаких американцев! Никаких — КГБ! Моя миссия — Антуан! Выйду замуж! Буду жить нормальной жизнью свободного человека». От этих мыслей она улыбнулась и, как маленькая девочка, чуть ли не в припрыжку побежала домой. Вера даже не представляла, что ее ждет за оградой посольства.
33
Лариса не отходила от телефона — ждала звонка от Алеши. Из зала доносился приглушенный звук позвякивания посуды. Дело шло к концу обеда. Посетителей было мало, слава Богу, иначе, с ума можно сойти — радовалась Лара такому раскладу. Сил никаких не было, чтобы улыбаться и делать беззаботный вид, она скорчила гримасу: чего желаете господа?.. О Господи, как мне все надоело! Тревожные навязчивые мысли не давали расслабиться и сосредоточиться на клиентах. Пришлось попросить Мишу Борщевского, услужливого и внимательного работника с кухни, помочь ей, сославшись на сильную головную боль.
— Миш, не могу, голова раскалывается… Посмотри за этой парой… они последние. Я их уже рассчитала. — Она благодарно и вымученно улыбнулась Михаилу: — Спасибо, дорогой, за мной не станет!
Лара прошла в подсобку и села за стол, положив голову на сплетенные руки. Что-то странное происходило вокруг, и она пыталась понять — что?
После приезда Жени Бержар в Париж и ее последующего исчезновения все вокруг закружилось непонятным мистическим колесом. До сих пор так никто и не понял, и не узнал, что на самом деле случилось с Женькой — полиция подтвердила ее мужу, что открытка написана ее рукой, и не объявила розыск пропавшей — каковой она теперь не являлась. Намекнули Шарлю: мол, разбирайтесь сами. Семейные конфликты не входят в компетенцию сыскной полиции. Мало ли супругов разбегаются в разные стороны, и если всех разыскивать с полицией — больше делать нечего!
Шарль сначала безумно переживал, потом смирился и сосредоточил свою любовь и внимание на дочери.
Он смирился, но не Лариса. Что-то тут было не так! Слишком хорошо она знала свою подругу. Не могла она бросить дочь, тем более вот так, вдруг! Нет! Они с Алешей даже подумали, что кагэбэшники тайно переправили ее в Советский Союз. С них станется! А открытку заставили написать под угрозой жизни дочери, например.
Лара даже подозревала худшее. Зачем им связываться с ней и отправлять в СССР, когда можно просто убрать. Как говорится: «Нет тела — нет дела». Скорее всего, так и есть!
Но это не все! Ладно — Евгения. Понятно. Работала на КГБ — это месть и расплата. Логично. Но сейчас еще пропал и Кондаков! Это уже слишком! Исчез без следа. Чья теперь очередь? Лариса содрогнулась, боясь даже думать об этом. И Алешка не звонит, как обещал. Вчера он должен был встретиться с Жоржем. Лариса подняла голову и прислушалась: нет… — ей показалось, что звонит телефон. Вот наказание ждать. Предчувствие беды охватило ее. Ладно — она, но даже спокойный и выдержанный Алексей начал дергаться. Жорж Кондаков не звонил, а его телефон не отвечал даже ночью. У них был договор — контрольная встреча: на тот случай, если что-то случится. Еще был предусмотрен и запасной вариант: если и контрольная встреча срывалась, по каким-либо причинам, нужно было явиться на следующий день, в полдень, в библиотеку Центра Помпиду. Вот на эту контрольную встречу и пошел сегодня Алеша, не дождавшись Жоржа вчера. Ушел в одиннадцать утра. И пропал. Было четыре часа. Алексей не звонил.
Последние посетители наконец ушли. Миша Борщевский заглянул в подсобку:
— Леха еще не звонил? Он мне обещал последние русские видики принести.
— Нет, не звонил. Я сама с ума схожу. Куда пропал? — Лариса, не в силах больше спокойно сидеть, встала и пошла за Михаилом, направляющимся к выходу. Он поцеловал ее в щеку:
— Ну, ладно, тогда, Лар, я побегу? А то мне сегодня в вечер работать… — Потом внимательно посмотрел, на ней лица не было. — Да не волнуйся ты так, скоро объявится. — И он погладил ее по плечу: — Держись, не раскисай!
Лариса печально кивнула:
— Хорошо, Мишель, иди, а я дождусь Алешу.
Она закрыла за Борщевским дверь и не знала, что теперь и думать.
34
Раздался звук хлопнувшей в вечерней тишине двери.
— Пришла! Стерва! — Петренко подождал минут десять-пятнадцать, надо сказать, стоило это ему больших трудов. Он едва сдерживал себя, но понимал, что необходимо выждать время и дать возможность ей переодеться и расслабиться, чтобы застать врасплох. Неожиданность — лучшая форма атаки. Перед зеркалом словно натянул на лицо маску доброжелательности — ох, тоже нелегко это ему далось. В зеркале отражалась натянутая улыбка и гневный взгляд. Самое главное, не вызвать подозрения. Так, с натянутой полуулыбкой, он вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь, которая тут же приоткрылась:
— Ой, Петр Петрович? — Вера неуверенно пригласила явно нежданного гостя. Было видно, она растерялась. — Извините, я только-только вошла.
Петрович спокойно и доброжелательно, даже сам удивился своему актерству, ответил:
— Знаю, Верушка, я слышал, как ты открывала дверь. Я ждал тебя.
Вера с тревогой, которую тут же отметил Петрович, посмотрела на него:
— Вы меня ждали? Что-нибудь случилось?
— Нет, нет, не волнуйся, ничего страшного не случилось! Просто мне надо срочно — завтра рано утром — представить твой отчет о последних контактах с Элизабет Вайт. Начальство требует. Ты уж извини, а?
Увидев, что Вера просветлела лицом и облегченно вздохнула, добавил:
— В девять утра собрание и обсуждение дальнейших планов. — Петренко явно вошел в роль, он как можно мягче, с просительными интонациями в голосе попросил: — Пожалуйста, Верушка, если тебе не трудно, напиши ответ сейчас. Тебе часа хватит?
Вера пожала плечами, было видно, что ей все это не нравится:
— Не знаю, — и она недовольно прикусила губы. — Думаю — да.
— Вот и хорошо, — обрадовался Петр Петрович. — Можно, я загляну к тебе, — он посмотрел на часы, — в одиннадцать? А то мне надо будет над ним еще поработать…
Вера молча кивнула, чертыхаясь в душе: «Надоели со своими отчетами!»
Она закрыла за Петровичем дверь и опять ругнулась: