— Вот достали!
Села за журнальный столик в кресло:
— Так и напишу. Ничего не знаю, ничего не слышу, ничего не вижу, ничего никому не скажу!
Не задумываясь о последствиях, Вера написала о вчерашней встрече с Лизой. Постаралась очень подробно, зафиксировав каждый шаг — если следили, то это будет подтверждено соответствующими контротчетами агентов наблюдения. «И договорились встретиться в субботу, чтобы пойти в Музей человека на американскую выставку “Экспонаты с затонувшего “Титаника”». — И, с удовлетворением, что так ловко состряпала отчет, она поставила дату и размашисто расписалась. Посмотрела на тикающий будильник — десять тридцать. Быстро я управилась. Даже успею поужинать и посмотреть новости!
Когда раздался звонок, она взяла бумагу и, не намеренная больше долго разговаривать с Петренко, открыла дверь:
— Вот, Петр Петрович, написала! — и протянула отчет ему через порог.
Сосед рассыпался в благодарностях:
— Спасибо, Верочка, очень выручила! Не буду тебе больше мешать. Спасибо, дорогуша!
— Спокойной ночи, Петр Петрович! — довольно выдохнув, мол, наконец-то, Вера закрыла дверь.
Петренко на ходу с нетерпением бегло проглядел написанное и грязно выругался:
— Вот сучка! Будет тебе сейчас спокойной ночи! — И он, войдя к себе, тут же позвонил Рожкову: — Федор, ты был прав! Бери с собой ребят!
Ничего не подозревающая Вера была в ванной, когда опять раздался звонок.
— Нет, мне когда-нибудь дадут жить спокойно? — она возмущенно накинула халат и открыла дверь: — Ну что еще, Петр Петрович?.. — и осеклась на полуслове. За порогом стояла группа людей. Вера отпрянула, собираясь захлопнуть дверь, но несколько человек, не спрашивая ее ни о чем, вошли в квартиру. Она побледнела и все поняла.
— Борткевич Вера Андреевна, именем советского правительства вы задержаны по подозрению в измене Родине.
35
Зверев посмотрел на стол, черт ногу сломает: деловые документы, скомканные клочки бумаги, разбросанные фотокопии, письма, надорванные конверты, карандаши и ручки валялись повсюду. Но этот бедлам не смущал Бориса Александровича. Ведь столько всего случилось за последние дни, что ему было не до порядка, а служащая, убирающая в его кабинете, в выходные дни не приходила. Был воскресный день. Он беспрерывно говорил по телефону с шефом, который там, в Москве, даже не представлял (всего по телефону не объяснишь), как все здесь закрутилось, и конца было не видно.
Два бывших агента-предателя — Леонид Гуревский и Евгения Щеглова, они же Кондаков и Бержар — были уничтожены. Зверев удовлетворенно хмыкнул: моих рук дело! Они давно это заслужили, но расплата их настигла только сейчас. Сейчас, когда казалось, живи себе спокойно, радуйся жизни в тиши и благоденствии… ан нет! Бумеранг, заброшенный десять лет назад, настиг их, уверенных в том, что о них забыли и что они никому не нужны, в самый неожиданный момент. Стоило только удивляться их недальновидности: наивными их нельзя было назвать. Смешно, конечно, зная, в какой организации они работали, и представляя все последствия жестокого наказания для всех отступников и предателей, чтобы так расслабляться. Забыли, что ли, с кем связались?
Борис Александрович, между звонками, писал подробный отчет начальству. А что, пусть знают — все это проделано под его руководством и непосредственном участии.
Евгения Щеглова была захвачена в поезде Париж — Сан-Себастьян, следующем в Испанию. Ей сделали укол, и она, проспав всю дорогу, в Биаррице, конечно, не вышла. Ну, а в Испании, представьте себе, в маленьком отеле она взяла да и повесилась! Вернее, ее… правильно, конечно, не без помощи! Борис Александрович, мысленно, развел руками: се ля ви, как говорят французы. И опять ухмыльнулся — предателей он не любил!
Ну вот, перед тем, как она, вернее, ее… мадам Бержар написала письмо мужу и дочери, что жива и здорова! Так и написала, а куда деваться-то под пистолетом! В отеле вместе с телом бывшей советской гражданки остался советский заграничный паспорт, с испанской туристической визой, на имя Анны Николаевны Орловой и записка, якобы бывшему мужу в Москву. В письме отчаянное признание, что жизни своей без него не представляет, но простить его измену не может. А посему уходит в мир иной добровольно. Вот такая трагедия! Тело несчастной и документы испанские власти передали в посольство СССР, как и полагалось по закону, а дело закрыли. Так она исчезла навсегда — бесследно.
Мадам Бержар, она же — Евгения Щеглова, так никогда и не узнала, что попалась в руки сотрудников КГБ по наводке настоятеля русской церкви в Биаррице — отца Николая.
— Молодцы! Хорошо сработали! — Борис в очередной раз положил телефонную трубку и, довольный собой, удобно устроился в кресле перед столом, продолжая строчить отчет.
Ну, так вот, Гуревский, то бишь Кондаков, был хладнокровно сброшен под поезд сотрудником разведки. Как вы правильно понимаете, несчастный случай. В два часа дня, после обеда, на маленькой станции никого не было. Этим и воспользовался агент наружного наблюдения, который ждал его там с утра, намеревавшийся проследить его путь домой. Свидетелей происшествия не было. Несколько пассажиров, находившихся в это время в электричке, показали, что платформа была пустой. Водитель поезда затормозить не успел, заметив упавшего под состав человека. Когда остановились, было поздно.
Борис опять самодовольно прищурился: его человек! Профессионал! Ничего не скажешь! Тот прятался в тени, с другой стороны навесного моста, и, воспользовавшись благоприятной ситуацией, молниеносно вынырнул на секунду — толкнул и опять нырнул за перекрытие. Потом под шумок, когда народ сбежался, растворился в толпе, никем не замеченный.
Классический трюк! Ничего не скажешь!
Но это еще не все. Ко всему, помимо удачи в операции «Серпан», раскрутили дело американского направления с Элизабет Вайт.
Тоже еще та штучка! Чуть не засветила старейших парижских резидентов (еще с послевоенного времени!) Волковых. Но, к счастью, «наши» вовремя перехватили фотопленки, отснятые незадачливым и ничего не подозревающим французом Антуаном Мушаном. Ухажер хренов нашелся! Переводчица Вера Борткевич арестована и предстанет перед судом в Москве.
«Молодая дура!» — даже с сожалением подумал Зверев. Он хорошо знал ее отца — Андрея Владимировича. И чего не хватало молодой избалованной девице, что полезла в такие дела? Зверев представил, какие последствия ждут журналиста-международника: потеря всего — дочери, карьеры, выездов за границу — и презрение окружающих.
«Бедолага!» — только и мог сказать Борис Александрович.
А эта Вайт осталась с носом! Зверев хладнокровно щелкнул пальцами. Ей перекрыли кислород со всех сторон, и теперь она вынуждена будет вернуться в Вашингтон ни с чем. «Так-то, будете знать наших — как посылать перезрелых девиц на съедение в логово врага. Ха-ха!»
Настроение его поднялось еще больше, и он, бросивший в очередной раз курить, достал припрятанную про запас пачку сигарет и с удовольствием затянулся.
Ну, и еще, конечно, в его мыслях присутствовала она — Алла Владимировна Дюшен.
«О-ля-ля! Дорогая моя! — Борис, как мальчишка, у которого отняли ненужную, но забавную и интересную игрушку, не мог этого простить: ни себе, ни ей! — Быстро, однако же, переметнулась!»
Он представил ее с этим, в отеле — и его передернуло. «Тварь продажная! — опять подумал он. — Ну, теперь не открутишься! Будешь расплачиваться по полной программе. Ладно, с ней я лично разберусь чуть позже», — отмахнулся от этих мыслей Зверев.
Сейчас надо закруглять операцию «Серпан — Репатрианты» — разобраться с группой, которую тот готовил к переброске в СССР.
Борис Александрович еще раз посмотрел на список предполагаемых «репатриантов»: Артемов Алексей. Квин Лариса. Кудасов Игорь — Зверев вычеркнул последнее имя: уехал на постоянное жительство в США.
Другие имена были предполагаемыми. Они всплывали лишь при упоминании «Гуревский — “Балалайка”».
Что ж, займемся теперь вплотную «Балалайкой»! Времени будет достаточно, — усмехнулся довольный Борис Александрович и размашисто написал: «Важно! 1. Алла Дюшен. 2. Ресторан “Балалайка”. Артемов — Квин».
36
Алексей знал, что за ним «хвост». Вернее, «хвосты». Их было двое. Он долго запутывал следы от преследователей, то спускаясь в метро, то выскакивая через две-три остановки, заходя по пути в магазины, то кидался ловить такси. Проклятые таксисты, не останавливаясь, проносились мимо. Не везет, что ни говори! Наконец, выбившись из сил, махнул рукой: а ну их, на самом деле, что будет, то будет! — и зашел в первое попавшееся кафе. Безучастно сел за маленький столик у окна и заказал кофе. Внутри живота, собранный в комок, страх отпустил и сменился теплой волной безразличия. Он выдохся. Честно говоря, неопытный в таких делах, Алеша Артемов запаниковал. Запаникуешь тут! Впервые за год его деятельности в группе «Репатрианты» он остался без помощи и подсказки своего незаменимого руководителя и друга-наставника — Жоржа Кондакова. Алексей теперь был уверен: что-то случилось! Жорж пропал. Он логически подвел исчезновение своего шефа под странную историю бегства в никуда Жени Бержар. Эти два более чем странных факта вызвали в его сознании безотчетный страх и тоскливую безысходность. Он машинально пил кофе, не чувствуя вкуса и запаха.
Его голова буквально раскалывалась от пульсирующих расплывчатых мыслей: «Что делать теперь? Может быть, махнуть куда-нибудь подальше от всего, пока не взяли за одно место? А Лариса? — Он безнадежно уставился в окно ничего не видящими глазами и коротко вздохнул: — Сгоряча ничего делать не буду!»
Еще вчера, когда он не дождался Жоржа в кафе на станции, понял, что дела его плохи. А сегодня утром на контрольной «стрелке», в библиотеке Центра Жоржа Помпиду, прождав больше часа, он заметил, что за ним следят. Сначала он увидел одного и не поверил глазам, это был один из двух русских клиентов, которые сидели вечером за бутылкой водки до закрытия ресторана. Ошибиться он не мог: память его была феноменальной не только на ноты, но и на лица. Ага, а вот и второй субчик! «Так!» — все понял он. Или они случайно зашли в библиотеку почитать советские бесплатные газеты, что ли? Конечно, поверил, ждите! Чтобы до конца убедиться, Алеша поднялся по эскалатору на смотровую площадку огромного уродливого здания, откуда было видно все. И убедился, что прав: один из преследователей остался внизу, у входа в центр, а другой поднялся следом за ним. Что было странным для Алексея — так это то, что «топтуны» даже не скрывались. Как будто они хотели, чтобы Алеша увидел их и понял — кто они. Так и случилось. Он понял и испугался.