— Спасибо, месье Вернин. Просто сегодня наша последняя встреча. Я закрываю все дела, увольняюсь из посольства и уезжаю с Лоттой на воды.
— Я искренне рад за вас. Вы принесли то, о чём мы говорили вчера.
— Да. — Вейхарн достал из-за пазухи конверт.
— Позвольте полюбопытствовать? — попросил Вернин.
Вейхарн передал ему пакет. Вернин быстро и ловко проверил его содержимое, прикрывая тыльной стороной руки сложенные вдвое листки бумаги. «Кажется, это действительно то, что мне надо», — удовлетворённым голосом произнёс бельгиец.
— А вы, месье, сомневались во мне? — улыбнулся Вейхарн.
— Упаси Боже! — ответил Вернин. Тогда Вейхарн подвинул ногой свой открытый портфель под столом по направлению к Вернину. В следующий момент объёмный пакет скользнул внутрь, а Вернин встал со словами: «Прощайте, господин Вейхарн, вынужден откланяться. Можете не пересчитывать. Всё как вы просили — до последнего франка». На выходе агент немецкой разведки на мгновение задержался возле одного столика, за которым в одиночестве сидел угрюмый мужчина с колючими «рыбьими» глазами, и дважды подмигнул ему.
Буквально через пять минут после ухода Де Вернина, Вейхарн засобирался. Ему не терпелось заглянуть в портфель. Он сидел как на иголках. В голове его роились тысячи абсурдных мыслей: а что, если Вернин обманул его и денег меньше? Как догнать его? И как предъявить свои требования? «Нет-нет», — успокаивал Юлиус себя, — месье Вернин всегда был пунктуален в плане расчётов». И всё же, не вытерпев, попросил официанта проводить его в уборную. Там, запёршись, при мутном свете газового рожка лихорадочно пересчитал все купюры. «Мой Бог! Пресвятая Дева Мария! Вся сумма!» — Юлиус был на седьмом небе от счастья. Расстегнув воротничок манишки, экзальтированно поцеловал маленький крестик с распятием, висевший на шее. Ему, добропорядочному и ревностному католику, даже не приходила в голову простая мысль, что он злоупотребляет доверием своих русских коллег. Поступает низко и подло. Выйдя из уборной, Вейхарн позволил себе заказать ещё одну рюмочку ликёра и выпил её за здоровье месье Де Вернина.
На улице было совсем пустынно. Ни одного прохожего. С неба крупными хлопьями неожиданно повалил снег. Юлиус в эйфории торопливо шёл домой. Мысли его были полностью поглощены будущим: в его голове роились радужные планы, как вместе с Лоттой наконец-то уедет из опостылевшего города в горы, поближе к чистому альпийскому воздуху, как купит там давно приглянувшийся ему кабачок, с хозяином которого предприимчивый венец уже составил купчую. Оставшуюся часть средств определённо надо положить в один из надёжных банков под процент. Денег на всё, в том числе и на безбедную Старость, должно хватить. Навстречу ему шёл какой-то человек, но Вейхарн не придал этому значения: мало ли припозднившихся гуляк в этот час?
Расстояние между ними стремительно сокращалось. Франтовато одетый господин шёл прямо на него, небрежно помахивая тросточкой со свинцовым набалдашником. Когда они сблизились вплотную, господин учтиво снял с головы котелок. «Разве мы знакомы?» — с удивлением подумал Вейхарн. В следующий момент стилет, встроенный в окончание трости, вонзился между его рёбрами, а господин вежливо приобнял свою жертву как будто это был его изрядно подвыпивший приятель, и посадил на ближайшую скамейку. Вейхарн конвульсивно дёрнулся, по его губам скатилась кровь, и застыл с остекленевшим взором. Господин, достав из своего кармана платок, вытер его лицо, затем, оглянувшись по сторонам и увидев, что поблизости никого нет, поднял упавшую шляпу и глубоко надел её на голову Юлиуса. Затем мужчина проворно обшарил карманы трупа. Из левого им был бережно извлечён конверт с купюрами. Убийца тщательно пересчитал их, следом вытащил из кармана сюртука дорогие серебряные часы на чёрном шнурке, а из жилетки тугое портмоне. Все эти предметы перекочевали в бездонные карманы его пальто. Франт издевательски поклонился трупу, прижав ладонь к своему сердцу, и спокойно пошёл дальше. Вскоре снег замёл его следы.
Утром полицейский, обходя свой участок, обнаружит уже окоченевшее тело Вейхарна. Через сутки в венских газетах в рубрике «происшествия» появится краткая информация, что «служащий российского посольства г-н Ю.В. трагически погиб во время нападения на него банды уличных грабителей».
ЦЕПЬ ЗАМКНУЛАСЬ
Когда полицейский обнаружил труп Вейхарна, Вернин выехал из своего отеля. Огромный вокзал Южной дороги — «Зюд Айзенбан» был почти пуст. Подойдя к кассе, Вернин увидел моложавого человека неопределённого возраста, одетого в пальто из тонкого сукна с бобровым воротником и щегольской норковой шапкой. Они приветливо поздоровались. Это был отпрыск древнего и знатного прусского рода князь Отто Гохберг. Изгнанный с позором из армии и презираемый в светском обществе как карточный шулер и мошенник, Отто стал одним из полезнейших агентов Штибера.
— Передайте любезному дядюшке, что его просьба выполнена. Остаток — 10 тысяч франков — я перешлю почтой в Берлин по указанному мне адресу. Другую половину, по договорённости со Штибером, за вычетом небольших накладных расходов, в том числе по устранению Вейхарна, Де Вернин положил себе в карман. Бельгиец передал пакет с шифрами Гохбергу и пожелал ему удачной дороги. У билетной кассы очереди почти не было. Кассир, выдав Гохбергу билет прямого сообщения до Бухареста, любезно предложил ему взять дополнительный билет для получения места в спальном вагоне. Гохберг отказался, так как на практике знал, что пассажиров спальных вагонов таможня и пограничники досматривают особенно тщательно. Предпочитая оставаться исключительно одному, ещё садясь в вагон, он сунул кондуктору какую-то монету и услышал в ответ: «danke, empfehle mich» («спасибо, премного благодарен»).
Надобно заметить, что все вагоны в Австрии в тот период состояли из отдельных купе с входом сбоку; для обогревания на пол купе ставились грелки; кондуктора на ходу поезда обходили вагоны по наружным приступкам и, когда нужно, открывали двери купе, обдавая пассажиров холодом. Обед подавался в купе в виде подноса с гнёздами, в которых стояла посуда с яствами и питьём. Заперев купе, Гохберг перочинным ножом поддел крышку сигарной коробки. Выложив сигары, Отто поместил на самое дно пакет с шифрами, а затем сверху рядами небрежно выложил почти 90 сигар. Коробка была размещена им на самом видном месте, специально открытой. После таких трудов великосветский мошенник и по совместительству шпион закурил сигару, любуясь своей работой. Проводник, проходя мимо купе, услышал, как оттуда доносится ария Фигаро из оперы Россини «Севильский цирюльник»...
Через сутки поезд прибыл на румынскую границу в Сучаву. Чернявый таможенник, заглянувший в купе, повертев в руках документы Гохберга, обратил внимание на коробку:
— А сигары у вас есть?
— Да, как вы видите, ещё остались, — вежливо улыбнулся Гохберг.
— Мы должны их конфисковать, так как ввоз в Румынию запрещён. Впрочем, если вы заплатите пошлину и штраф, то можете взять. Штраф — 20 франков.
Чертыхаясь и проклиная про себя эту продажную нацию дешёвых цыган, которые почему-то присвоили себе право именоваться потомками римских легионеров и говорят на ломаной латыни, Гохберг извлёк из бумажника несколько купюр. Только тогда инцидент с таможенником был исчерпан. Через несколько часов немец уже был в Бухаресте. Этот южный город встретил его холодом, резким ветром, снегом и метелью — Гохберг не пожалел, что взял по совету Штибера тёплое пальто и меховую шапку. Он остановился в гостинице «Отель Бульвар», чьим хозяином был также немец, Поль Зейдель. На первом этаже был ресторан, где по вечерам собирались постояльцы, а иногда депутаты румынского парламента для неофициального обсуждения вопросов. Вечером в нём Отто Гохберг встретился со своим земляком, корреспондентом Берлинского телеграфа бароном Краутом.
Ещё через сутки русский разведчик полковник генерального штаба Пётр Паренсов донёс начальнику штаба русской армии Непокойчицкому, что, по его сведениям, некто Краут, давно подозреваемый как немецкий агент и шпион, и Михайловский, его лакей, из поляков, были замечены на пристани в Журже. Как сообщал Паренсов, Михайловский передал еврею Эпштейну, живущему в Рущуке, известному турецкому агенту, пакет. С этим пакетом Эпштейн был тайно переправлен на правый берег Дуная. Казачьему разъезду не удалось своевременно обнаружить место переправы Эпштейна. Брошенная лодка позже была найдена в камышах в плавнях. Скорее всего, как полагал Паренсов, следы его следует искать по направлению Адрианополя и Галлиполи, куда отступает турецкая армия. Непокойчицкий был взбешён. По распоряжению Артура Адамовича Краут и Михайловский были арестованы и высланы в Сибирь.
Но было уже поздно — цепь замкнулась.
ПСЫ ВОЙНЫ ИЛИ ДЖИНГО
We don't want to fight but by Jingo if we do,
We've got the ships, we’ve got the men, we ve got the money, too.
We've fought the Bear before, and while we re Britons true,
The Russians shall not have Constantinople.
— Вы здесь, потому что пришли послушать меня, а не этих олухов из парламента! — популярный комик Гилберт Гастингс Макдермотт стоял на подмостках лондонского мюзик-холла один и гремел своим феноменальным голосом, перекрывавшим шум толпы: — Это потому что они всегда вам врут, а только я, «Великий Макдермотт», говорю вам правду! Вы здесь, потому что здесь я. Я люблю вас, лондонцы!
Разноцветное конфетти летело на сцену, публика ревела в восторге, гремели аплодисменты, слышались возгласы изумления и восхищения, дамские истеричные повизгивания.
Зимою 1878 года песенка «Псы войны», которую исполнял комик, стала самой популярной в Британии.
— Браво! Браво, Джи Эйч! — летело со всех сторон. Отвечая на бурю овации, «Великий Макдермотт», сняв свой цилиндр, галантно раскланялся и с последним поклоном бросил в тёмный зал гвоздику из своей петлицы. Затем артист сделал несколько уморительных жестов в сторону дирижёра: