[115], — пишет Борис Путилов. И в самом деле, применительно к Балканам этот образ на протяжении веков менялся неоднократно, становясь из грозного, но достаточно аморфного куда более конкретным и даже обретая имя, будь то Арапин или Муса Кеседжия. Змей может выглядеть именно так, как мы себе его представляем в первую очередь (то есть как дракон), но не реже появляется в человеческом облике, пусть даже с тремя головами или тремя сердцами.
Со змеями сражаются как отдельно взятые герои конкретных сказок, так и эпические юнаки вроде упомянутого в предыдущей главе Марко Кралевича. Среди юнацких песен можно выделить три основные категории сюжетов об этих существах.
• В первой змей предстает хозяином озера, источника или колодца и, когда добрый молодец хочет испить воды, пытается взять с него плату (исход такой стычки, как правило, довольно предсказуем).
• Вторая категория универсальна и отлично знакома всем, кто прочитал достаточно сказочных и мифологических сборников, связанных с разными народами, начиная с мифов Древней Греции: змей вторгается в жизнь людей и творит зло, требует жертвовать ему красивых девиц, уничтожает посевы, преграждает доступ к воде. Всем только и остается что ждать прихода доблестного воина (юнака), который и случается в конце концов. Воин может прийти один или со спутниками, заручиться помощью волшебных существ или иметь при себе волшебные предметы — в любом случае, в отличие от предыдущей группы сюжетов, он заранее продумывает свое участие в битве.
• И наконец, третья группа сюжетов связана со сватовством и нападением на свадебную процессию. В более поздних версиях таких эпических песен, как отмечает Борис Путилов, происходит подмена змея на злого родственника, не менее злого чужеземца или какого-то другого персонажа, который предстает человеком (в большей или меньшей степени), если не знать о его мифологической родословной.
Условным змеем, в частности, становится Арапин (позднее к его имени был добавлен эпитет «черный», который говорит скорее о черноте души и сердца, чем об этнической принадлежности). В целом в зависимости от конкретного сюжета Арапин может быть сарацином, турком или абстрактным, гротескным, клишированным разбойником, который облагает данью крестьян и требует, чтобы ему приводили женщин.
Как увидел тот Арапин черный,
Что в Солуне больше нет юнака,
Чтобы вышел с ним на поединок,
Обложил солунцев тяжкой данью:
С каждого двора берет по ярке,
Да по печи подового хлеба,
Красного вина берет по бочке,
И ракии жженой по бочонку,
Да по двадцать золотых дукатов,
Да к тому еще по красной девке,
По девице или молодице… [116]
Так или иначе, если в случае столкновения юнака с хозяином источника у того есть шанс одержать верх, поскольку с силами природы не всякий богатырь совладает, у змея-разбойника его нет, и он всегда в подобных сюжетах проигрывает битву.
Бродячий чернокнижник грабанцияш дияк
Схоластическая традиция Средневековья предполагала, что по-настоящему образованный служитель церкви должен был закончить двенадцать школ: четыре грамматические, две гуманистические, две философские и четыре теологические[117]. Народное мифическое сознание добавило к ним несуществующую тринадцатую (черную) школу, чьи выпускники были в полном смысле слова чародеями: они умели призывать и отгонять грозы с градом, исцеляли от болезней, с которыми не получалось справиться традиционными методами, а еще ездили (точнее, летали) верхом на драконах. Такой чернокнижник в некоторых регионах Хорватии и Словении был известен как грабанцияш дияк (grabancijaš dijak), чрношколец, черный школяр (črnoškolec) и так далее.
Слово «дияк» интуитивно понятно — оно происходит от греческого διάκονος, diakonos — «служитель», как и русское «дьяк». А вот что означает слово «грабанцияш»? Ватрослав Ягич и исследователи, опирающиеся на его работу об этом фольклорном мотиве, опубликованную в 1877 году[118], сходятся во мнении, что это дополненное суффиксом — aš (обозначающим лицо, занимающееся какой-то деятельностью), заимствованное из итальянского и искаженное gramanzia, то есть «колдовство»[119].
Легенды о грабанцияше основаны на предпосылке, что в глубинах определенных озер и болот, на дне колодцев, а также под старыми крепостями и церквями обитают зловредные драконы (один такой — позой (pozoj) — жил не где-нибудь, а под Загребом!) и только этот чародей способен их оттуда изгнать. Отвечая на зов людей, измученных соседством с монстром, он приходит, читает заклинания или молитвы из некоей книги, а когда дракон является, обуздывает его и улетает в жаркие страны, где пользуются спросом драконье мясо (если положить кусочек под язык, можно чудесным образом охладиться) и прочная шкура. Но что же это за заклинания? У грабанцияша были припасены чародейские формулы двух видов: вызывающие сильнейшую бурю и провоцирующие землетрясения. Как нетрудно заметить, способ изгнания чудовища вполне мог оказаться по своим последствиям куда хуже самого чудовища, поэтому прибегать к услугам грабанцияша не очень-то спешили.
Колдун и его ученик. Рисунок Джованни Баттисты Тьеполо. Ок. 1745 г.
Finnish National Gallery / Jenni Nurminen
Книга грабанцияша была одним из его основных атрибутов, наряду с черной одеждой (потрепанной, сильно поношенной мантией или плащом) и некоторыми другими, варьирующимися предметами вроде посоха или шляпы. Книгу эту он получал в тринадцатой школе от своего учителя — согласно ряду интерпретаций, дьявола. Здесь кроется интересный, в какой-то степени завораживающий парадокс этой легенды: дьявол обучал юношей бороться с драконами, которые в средневековых бестиариях, как правило, его и символизировали… Впрочем, уже заметно, что эти чародеи не были добрыми.
Говоря о школе, следует упомянуть и об испытании для выпускников. Их помещали на огромное колесо с двумя спицами, которое раскручивали, и первый, кто падал с колеса, становился грабанцияшем[120]. Покинув школу, он отправлялся странствовать, имея при себе очень скудные пожитки (в основном перечисленные выше атрибуты: книгу, мантию, посох), справляясь за счет попрошайничества. Узнаваемый внешний вид и грозная слава собратьев были достаточными основаниями для успеха в этом деле, ведь все знали, что если обидеть грабанцияша, то он в отместку нашлет на поля град. Чернокнижник просил у людей молоко от черной коровы, яйца и хлеб, из которого почему-то ел только мякиш.
Маги, очень похожие на южнославянских грабанцияшей, известны в Венгрии и Румынии: в первом случае они называются примерно так же (garabantzás deák; гарабанцаш деак), а во втором — соломонарами или шоломонарами (solomonari, șolomonari), как принято считать, в честь мудрейшего царя и признанного волшебника Соломона. Представляется вероятным (хотя это и не доказано), что легенда проникла в Румынию посредством венгерского влияния, в период существования Австро-Венгерской империи, частью которой когда-то были Хорватия и Словения. Венгерское национальное меньшинство даже сейчас сохраняет в Румынии самобытность и особый статус. В каждом региональном варианте легенды упоминалось, что такой чародей обязательно должен был отучиться в особой школе — и, что немаловажно, выжить, — хотя иногда включались дополнительные условия, связанные с обстоятельствами зачатия и рождения будущего «черного школяра» или его необычной внешностью. Эти обстоятельства и особенности довольно типичны для народной мифологии самых разных регионов: так, зачатие или появление на свет в запретное время, в большой праздник, рождение в амниотическом пузыре, с зубами, шестью пальцами, хвостом или какими-то другими физическими аномалиями, были верными признаками, что судьба у ребенка окажется, самое меньшее, небанальной, хотя и необязательно посвященной злодеяниям.
Так или иначе, для грабанцияша ключевой момент — обучение чародейству, этим он отличается от множества похожих персонажей, существующих в балканском мифопространстве и его окрестностях. Еще одно характерное свойство черного школяра — его материальное присутствие. Он все делает сам, пребывая в реальном мире и оставаясь в человеческом облике, в то время как здухачи, кресники, талтоши и прочие европейские шаманы либо засыпают и посылают в свободный полет своего астрального двойника, вторую душу — в исследовательской терминологии это называется «психонавигация»[121], — либо превращаются в зверей, птиц и даже насекомых.
Грабанцияш выделяется на общем фоне, потому что он, во-первых, ученый чародей, а не колдун, получивший свой сверхъестественный дар от какой-то высшей силы. Гипотетически именно странствующие школяры, чей облик, речи и образ мыслей привлекали внимание и вызывали страх, могли повлиять на становление образа этого мифического персонажа, хотя нельзя отрицать и его тесную связь с более древними, архаичными героями и демонами.
Во-вторых, своим внешним видом грабанцияш напоминает еще и священнослужителя. Судите сами: черный наряд (ряса), книга с молитвами, похожими на заклинания, или заклинаниями, похожими на молитвы; столкновение с драконом как аллегория столкновения с дьявольскими силами и последующей победы над ними — все эти элементы довольно красноречивы. По крайней мере, так считают некоторые исследователи балканского фольклора. В частности, профессор Лиляна Маркс пишет: «Мы также можем заметить, что грабанцияш — мифический персонаж, который дальше всех отошел от схожих мифических персонажей и полностью адаптировался к христианству»