• В Рикавачском озере, если верить молве, живет огненный змей, который то летает неведомо где, то возвращается и падает в воду с треском и грохотом.
• В Букумирском озере некогда обитали демоны, из-за которых подходить к нему после наступления темноты было смертельно опасно. Тем не менее как-то раз два путника были вынуждены заночевать на берегу. Один из них был домишлян (ведун) и научил второго, как следует поступить: они сунули ноги в одну штанину и калошу, как будто конечность была одна на двоих. И когда в полночь из воды вышло чудовище и направилось к ним, оно было потрясено при виде существа с двумя головами, четырьмя руками и единственной ногой. Решив, что имеет дело с другим чудовищем, хозяин озера не причинил путникам вреда, но умудрился выболтать способ, которым можно было изгнать водяных: подкопать огромный камень на берегу, разжечь костер, чтобы пламя раскалило его докрасна, а потом обрушить. Домишлян все рассказал букумирам, которые так и поступили. Демоны действительно ушли, однако их предводитель напоследок проклял местных жителей, пожелав им сгинуть, — и его слова сбылись[139]. А в озере все равно живет кто-то вредный… [140]
Балканские вилы (самовилы, самодивы, юды и так далее) — в большинстве своем красивейшие мифические существа, в отличие от многих, способные не досаждать или вредить людям, не бесплодно тосковать по человеческой жизни, а перейти из потустороннего мира в обычный по-настоящему, насовсем изменив свою природу. Сожительство или брак с вилой, рожденные ею дети — частый сюжет множества народных песен и сказок, родство с вилами — почетный факт любой семейной истории в ее устном изложении (но отметим, что вила, против воли ставшая женой смертного мужчины, его обычно покидает при первой возможности, стремясь забрать с собой потомство).
Помимо уже перечисленных названий, существуют и другие: в частности, вил могли именовать по месту обитания (планинкиня — та, что с лесистой горы, пештеркиня — та, что из пещеры или грота, водаркиня — та, что живет у воды), а еще о них могли говорить иносказательно, чтобы не призвать ненароком, ведь вилы были очаровательными, прелестными и, как правило, не злыми, но при этом гордыми и вспыльчивыми, так что сердить их лишний раз не стоило. Потому балканские жители и придумали красивые эвфемизмы вроде «медени-маслени» и «живи-здрави».
С точки зрения стихий вилы, как правило, изначально связаны с ветром: Уте Дукова указывает, что одно из широко распространенных значений слова «вила» — вихрь, в том числе такой, который поднимает снопы и деревья[141].
Вилы состоят в явном родстве с восточнославянскими русалками, но по своим характеристикам эти две разновидности демонов не совпадают: русалка в целом более мрачный и опасный персонаж, чья принадлежность к категории заложных (нечистых) покойников — очевидный факт. Вила по сравнению с ней значительно ближе к людям, невзирая на все свои особенности. Кроме того, в некоторых регионах Болгарии и Восточной Сербии есть и русалки — русалийки, русалии, — которые появляются в определенные календарные периоды (в первую очередь во время Троицкой недели), и для защиты от них необходимо соблюдать ряд бытовых запретов сакрального характера: например, нельзя шить, стирать, прясть, ткать. Русалиек объединяют с вилами и самодивами молодость и красота, но все-таки они изначально злые и постоянно ищут повод причинить людям вред, пока не истекла Троицкая неделя или какой-то другой отпущенный им период пребывания на земле.
Иллюстрация Уорвика Гобла к «Книге стихов о феях». 1920 г.
Owen, Dora; Goble, Warwick (illustr.). The Book of Fairy Poetry, 1920 / Wikimedia Commons
Вилы — как правило, молодые женщины, которые появляются (прилетают) вместе с ветром, могут превращаться в ветер, тень или птицу. Они очень красивы, хотя могут иметь некоторые внешние особенности: например, копыта вместо ног или крылья. У вил длинные распущенные волосы, чаще всего золотистые, а носят они белые одежды и в целом предпочитают белый цвет (если мы говорим о преимущественно добрых вилах; выбор черного цвета может свидетельствовать, что мифический персонаж перешел на сторону зла).
В ряде случаев вила имеет при себе лук и стрелы, что сильнее отдаляет ее от образа русалки и сближает с хорошо знакомыми нам богинями-охотницами, уже упомянутыми в разделе про лесную мать, — древнегреческой Афродитой и древнеримской Дианой. С помощью этого оружия вила насылает на своих обидчиков и недругов болезни или паралич. Например, в юнацкой песне «Марко и вила» от стрел вилы Равийойлы пострадал побратим Марко Кралевича Милош — слишком хорошо спел песню на равнине, чем вызвал зависть волшебной девы, которая незримо присутствовала поблизости и слушала его. Вила пустила ему две стрелы в горло и в сердце, и Милош бы умер, не вмешайся юнак Марко, который заставил Равийойлу дать ему лекарство и вселил в нее такой страх, что она всех сестер попросила «не стрелять юнаков», покуда Марко рядом.
Мужчина не мог быть вилой, но мог, благодаря отношениям с одной из них, обрести некоторые сверхъестественные способности, и тогда он назывался виловняк или виленяк[142], в других регионах — виловит, а не по возрасту мудрый ребенок, рожденный от него вилой, — вилче[143]. И, раз уж мы упомянули об Афродите и Диане, стоит сказать, что у этих богинь были смертные сожители: Ипполит в первом случае и Вирбий — во втором.
Появляются вилы обычно группами, и занятия, за которыми их застают герои песен, преданий и сказок, тоже групповые: хороводы, трапезы, купание и любое веселье, какое только придет на ум. Как правило, вилы привязаны к определенному месту (локусу), достаточно обширному, но все-таки ограниченному: горе, лесу, роще, дереву, цветущей поляне, реке, источнику, мельнице и так далее. Упомянутые ранее русалийки — как и восточнославянские русалки — привязаны не к месту, а к календарному периоду, что позволяет (пусть и с некоторым трудом) разделить две очень похожие категории мифических существ.
Еще одно важное различие заключается в том, что русалки, русалийки происходят от девушек, умерших преждевременной, не своей смертью, а вот происхождение вил окутано тайной[144]. Иногда говорится, что они рождаются сами, в лесу или на лугу — пробуждаются вместе с природой, а в зимнее время прячутся в потустороннем мире и засыпают.
Меня ведь чащи родили,
В зелен листочек повили.
Поутру падали росы
И меня, вилу, кормили;
Из лесу веяли ветры
И мою зыбку качали.
Вот мои няньки лесные[145].
Считается, что вилы любят необычные деревья: очень старые, с чрезмерно разросшейся, раскидистой кроной, растущие особняком, с замысловатой кривизной ствола и ветвей, причудливым рисунком коры и так далее.
Римский рельеф с изображением сатира и менады. 27 г. до н. э. — 68 г. н. э.
The Metropolitan Museum of Art
Весной и летом вилы обожают устраивать шумные трапезы с последующими танцами в укромных местах, тенистых и влажных, где пышно цветут травы, буйно раскинули колючие плети ежевика и шиповник. Возможно, где-то там таится могила некрещеного ребенка. Еще вилы любят перекрестки и межи. В том месте, где развлекались — особенно танцевали — вилы, остается выжженный круг (или, как гласят некоторые поверья, вырастает необычно темная, густая трава). Происходят вильские сборища ночью, от заката до первых петухов, и поучаствовать в них без существенного вреда для здоровья могут только скрипачи или дудочники, которых вилы иногда крадут, чтобы организовать музыкальное сопровождение для своего девичника. Всем остальным не следует приближаться ни к вильской поляне, ни к магическим следам, ведь тот, кто помешает мифическим созданиям или осквернит место их отдыха (для чего достаточно всего-навсего ступить в круг), лишится зрения, дара речи, покоя — и впоследствии умрет от тоски, — а то и попросту сойдет с ума. Павел Ровинский пересказывает черногорскую историю о всаднике, который случайно проехал там, где развлекались вилы, совершенно не желая иметь с ними ничего общего, — тем не менее его конь споткнулся и через пять-шесть дней околел, а у ездока отнялась левая половина тела. В конце концов, потратив много денег на бесполезное лечение, он от отчаяния застрелился[146].
Слободан Зечевич отмечает, рассказывая о последствиях вмешательства в развлечения вил, что подобные поверья отражают правила, касающиеся мистерий, табуированных ритуалов, в которых могли участвовать исключительно посвященные, а нарушители платили за свое любопытство — или неудачное стечение обстоятельств — в том числе жизнью. В этом же контексте автор сравнивает вил не только с древнегреческими водными нимфами (наядами), но и с менадами — жрицами Диониса[147], которые во время оргий, будучи в состоянии божественной экзальтации, были способны на убийство: в частности, именно они по преданию растерзали Орфея.
Надо отметить, что вилы и самодивы не так кровожадны, как менады в разгар вакханалии, и обычно наказывают людей только за проступки и нарушение границ. По своей основной функции они хранительницы, которым положено пробуждать и беречь жизнь, а не нести разрушение и смерть. По этой причине существует множество сюжетов о том, как юноша из мира людей и вила / самодива оказываются связаны узами любви и брака. Про богатырей-юнаков в песнях и легендах говорится, что вилы были их матерями или кормилицами, помогали советами, состязались с ними, выступали на их стороне в бою. Таким образом, вила играет роль связующего элемента, необходимого звена, через которое человек (особенно герой какого-нибудь сказания) черпает неистощимую магию родной земли. Важно, чтобы он делал это почтительно, ибо за нарушение запретов, вероломство или даже банальную глупость вилы его покарают.