Изображение Болгарии во французском манускрипте XV в. «Книга чудес света».
The J. Paul Getty Museum, Los Angeles, Ms. 124, fol. 18v, 2022.15.18v
Здухача трудно определить с первого взгляда, поскольку заметных внешних особенностей у него, как правило, нет. Он или она — просто человек, который, впрочем, может выделяться своим рассудительным и одновременно чудаковатым поведением, а также склонностью к занятиям, предполагающим немногочисленную компанию или даже одиночество (например, здухачами нередко бывали пастухи). Здухач засыпает очень быстро, почти мгновенно, и спит крепко — мертвым, беспробудным сном, — а проснувшись, обнаруживает на теле синяки и раны и к тому же чувствует страшную усталость. Если рядом окажется друг, здухач попросит его посторожить свое тело, размахивая над ним косой или серпом, чтобы прогнать демонов. Иной раз такая просьба приводит к неожиданным результатам: рассказывают, один человек стерег здухача и увидел, как к нему целеустремленно ползет ящерица. На всякий случай рубанул по ней — и после оказалось, что это возвращалась в тело душа хранителя, которому незадачливый помощник своим ударом отсек палец… [153] Еще одна опасность, грозящая здухачу во сне, заключается в том, что если кто-то перенесет его на другое место или перевернет — так, чтобы голова и ноги поменялись местами, — то вернувшаяся душа не сможет снова войти в тело. О человеке, который умирал внезапно, говорили, что он был здухачом[154].
Неочевидные особенности здухача заключались в том, что у него была легкая рука, приносящая удачу. В некоторых регионах верили, что он может становиться невидимым и предсказывать будущее. Считалось также, что змаевиты рождаются с крылышками под мышками, хотя гораздо чаще главным признаком защитника от непогоды было появление на свет в плодном пузыре. Такими же врожденными особенностями наделялись ведьмы, колдуны и потенциальные вампиры. Надо отметить, поддавшийся зову темной стороны здухач также мог превратиться в кровососа, особенно после смерти.
Здухачи бились с демонами один на один — причем иногда защитники сражались друг с другом, как и описанные во второй главе кресники, — а также объединялись в войско. В нем, как указывает Анна Плотникова, могли быть воины разного вероисповедания и происхождения, пола и возраста, а еще оно включало не только людей, но и животных-здухачей (тех, которые встречались в каждом домашнем хозяйстве: кошек, куриц, собак, коров, быков). В Черногории, например, считали, что местные здухачи бьются с прилетающими с другого берега Адриатического моря, в Восточной Герцеговине — герцеговинские с черногорскими, в Боснии — боснийские с герцеговинскими и так далее[155]. Посторонние воспринимали эти сражения уже не просто как грозы с градом, а как настоящие бури (в основном ночные), выворачивающие деревья из земли и сметающие крыши с домов — и могли только прятаться, уповая на победу местных защитников.
Пастушья деревня на высокогорном плато Велика Планина в Словении.
marcin jucha / Shutterstock
Вот что пишет об этом Павел Ровинский: «В 1884 году март месяц был особенно благоприятен для них. Моя квартирная хозяйка каждую почти ночь слышала, как они свистят в воздухе, носясь с бурею, и однажды разбудила меня послушать их. То было 16 марта перед рассветом; погода была страшная: снег мешался с дождем; порывы ветра несли эту массу в виде густого тумана; сверкала молния, грохотал гром, в воздухе происходила какая-то кутерьма и слышался то свист, то завывание. Растворив окно и высунувшись немного, я слышал эти свист и вой ветра; а хозяйка моя в каком-то благоговейном настроении говорит: “Чу! Как поют они — путници; пошли они высоко-высоко! Срећан им пут![156]”»[157]
Итак, по одну сторону выступали защитники села, люди или животные со сверхъестественными способностями, шаманы. По другую — те, кто хотел не просто лишить противников урожая, но и похитить урожайность полей (у болгар это свойство именуется тюркским словом берекет) и общее благосостояние, выпить жизненную силу общины и с помощью туч перенести ее в другое место. Непогода также могла быть божьей карой за грехи или результатом воздействия существ, которым жизненная сила и урожайность сами по себе не требовались, зато им хотелось принести людям вред. К этой категории относится всевозможная нечисть, включая собственно демонов (ал и хал), заложных покойников (самоубийц, некрещеных детей) и одержимых злыми силами (колдунов, вештиц), в зависимости от того, какие поверья бытовали в том или ином регионе. Сражение здухача с демоном или духом представляется наиболее древним, в полной мере мифическим, сакральным сценарием, тогда как сражение с себе подобным — скорее отражением повседневных магических практик. Варианты поверий, в которых фигурируют карающие святые или ангелы, очевидно, наиболее поздние из известных, возникшие уже после того, как на Балканы пришло христианство, но все равно сохранившие мифическую основу.
В Албании сверхъестественный защитник называется драгуа, а противостоящий ему хтонический демон — кулшедра (болла). С одной стороны, их битва во многом похожа на сражение персонажей, о которых шла речь до сих пор; с другой — у этого мифа имеются интересные особенности.
Драгуа всегда мужского пола, а кулшедра, как ала или хала, всегда женского. Защитник рождается в «сорочке», и у него под мышкой обнаруживаются два или четыре крылышка. Мать драгуа должна молчать о том, что ее ребенок особенный, потому что разоблаченный защитник мгновенно умирает. Упомянутую «сорочку» следовало сохранить. Так поступали не только в случае драгуа. Албанцы, как отмечает антрополог Альберт Дойя, трепетно относились к амниотической оболочке, пуповине и плаценте; последнюю закапывали, считая, что тем самым обеспечивают ребенку защиту и жизненную силу самой земли (аналогично тому, как до рождения он получал и то и другое от матери), а первые две высушивали и помещали в специальный мешочек для ношения на груди, который становился важнейшим амулетом на всю оставшуюся жизнь. Рожденный в амниотическом пузыре мог заполучить дар предвидения и исцеления, мудрость и проницательность, а еще сверхъестественную защиту от утопления, гибели в огне и от потери крови. Действительно, драгуа был почти неуязвимым воином при условии, что никто не знал о его истинном предназначении.
Кулшедра — хтонический демон женского пола, покрытое рыжей шерстью существо громадных размеров с длинным хвостом и грудями до земли, сочащимися ядовитым молоком. Иногда ее представляют в виде колоссальной змеи, которой почти хватает длины тела, чтобы обернуться вокруг всего мира. Еще у нее семь или девять голов с зубастыми пастями, чем она напоминает лернейскую гидру, с которой сражался Геракл. Для драгуа битва с кулшедрой — главный и единственный подвиг, и к тому же он повторяется снова и снова, в исполнении разных действующих лиц, каждый раз во время бури. Драгуа в своем астральном облике (телесная оболочка в это время спит или, по некоторым версиям предания, превращается в бревно) швыряется в кулшедру молниями и метеорами, бросает валуны, мельничные жернова, вырванные с корнем деревья и даже целые дома, бьет ее плугом и вилами. Иногда в конце концов ему приходится ее утопить. Интересный факт: вместо щита драгуа использует свою колыбель — и весьма успешно! Драгуа всегда побеждает, однако чудовище успевает оставить потомство, которое растет; в это же самое время где-то рождается новый защитник. Все в очередной раз начинается заново.
Альберт Дойя анализирует миф о драгуа и кулшедре и приходит к выводу, что столкновение между ними носит космический характер, поскольку оба олицетворяют могущественные силы порядка и хаоса, что полностью справедливо, например, для битвы Кресника-бога со змеем, тогда как сражение кресника-шамана и здухача со злыми духами или конкурентами подразумевает резкое уменьшение сакральности происходящего, приближение к приземленным, бытовым проблемам, локальный, а не вселенский масштаб. Но драгуа не просто обеспечивает общине плодородие и благополучную жизнь до следующей грозы. Воин с талисманом из амниотического пузыря и щитом из колыбели, выступающий против мерзкой ядовитой твари, превращается, согласно интерпретации Дойи, в очень древний — иллирийский? пеласгический? — образ, наполненный глубоким смыслом. Каждой своей победой он посрамляет даже не хаос, а неизбежность смерти, доказывая, что жизнь (в широком смысле, невзирая на судьбу индивида) продолжается[158].
Змея-хранительница
Почти повсеместно на Балканах существовали и существуют поверья, согласно которым у каждого дома есть дух-защитник в облике змеи, обычно белого цвета. Обитает такая змея под порогом или очагом — это важные, сакральные места в крестьянском доме, испокон веков связанные с культом предков и некоторыми домашними ритуалами. Домашний демон традиционно пользовался почетом и уважением и нередко считался духовным двойником домохозяина, который умирал, если кто-то убивал змею. В иных случаях существовала более размытая угроза, и умереть мог любой из членов семьи.
Таким образом, домашняя змея — один из благоволящих человеку демонов; возможно, даже самый беззлобно настроенный из всех, но не безобидный, поскольку в ответ на непочтительность мог устроить в хозяйстве падеж скота, нашествие крыс или другую беду, в зависимости от серьезности проступка. Называется это мифологическое существо в разных балканских языках по-разному: