Доктрина, которую обычно называют фракийским орфизмом, зародилась около второй половины II тысячелетия до н. э. и опирается на идею равновесного взаимодействия между небом и землей — либо между солярным и хтоническим началами, то есть между Великой матерью и Небесным отцом в его основных ипостасях, апполонической и дионисийской, которые были рассмотрены в первой главе. Священный брак этих двух начал породил божество живой природы, которое регулярно нисходило в подземный мир, а потом возрождалось. Позднее из этого образа возник новый — царь-жрец, которому было предписано поддерживать баланс[209], совершать обряды, приносить жертвы и так далее. Все во имя умиротворения обеих божественных сущностей, поскольку лишь так можно обеспечить своему народу благополучие и процветание, а также победу порядка над хаосом в более широком, мировом смысле. Бог, полубог, божество в человеческом облике или человек, обретший божественный статус (антроподемон), а также, как было указано, царь-жрец — посредник между миром людей и миром высших существ, пророк и, согласно мнению некоторых авторов, маг… Да, все перечисленные роли достались Орфею, чье имя и носит это религиозно-философское течение.
Согласно более «приземленным» версиям мифа, он был сыном Аполлона и музы Каллиопы или сыном фракийского царя Эагра, внуком Харопса. «Сыном Бендиды» он стал позже, когда возвысился благодаря своему учению.
Этимология имени «Орфей» допускает разные толкования. Согласно предложенному А. Фолом, оно происходит от обрядового цвета ὄρφνῐνος, «орфнинос» (смешения красного, черного и белого, обозначающих соответственно «священный брак», «утробу-могилу» и «новое рождение в загробной жизни»)[210]. Другие авторы возводят имя к праиндоевропейскому корню *h₃órbhos со значением «сирота, слуга, раб».
На многочисленных материальных памятниках эпохи — в основном амфорах и других сосудах — Орфей предстает играющим перед слушателями, в которых по одежде и другим атрибутам можно опознать фракийцев. Но лишь современному зрителю кажется, что он просто музицирует, а публика ему внимает. Орфей проповедует свое учение (напомним, что фракийцы были бесписьменным народом, поэтому в их случае устная традиция имела особую важность), и таким образом все прочие персонажи сцен превращаются в тех, кого он пытается обратить или уже обратил. Еще один очень распространенный сюжет — гибель Орфея от рук бассарид. И, наконец, третий важный мотив — изображение головы певца, поэта и пророка, которая, как уже отмечалось, даже после смерти продолжала наставлять тех, кто был готов ее слушать.
Гибель Орфея. Гравюра Иоганна Вильгельма Баура. XVII в.
The Metropolitan Museum of Art
Итак, кем же был Орфей? Не романтичным поэтом и музыкантом, бесстрашно спустившимся в преисподнюю вслед за любимой женщиной, — все эти роли он получил позднее, — а пророком, магом, царем-жрецом и проповедником, главой культа, разделившим судьбу божества, которому поклонялся.
Теперь давайте разберемся, что это был за культ.
Фракийский орфизм — религия и философия, связанная с личностью мифического поэта, певца и пророка, названная в его честь и распространившаяся по всей Греции, а также за ее пределами, повлиявшая на множество умов сквозь века и тысячелетия. Чтобы лучше понять ее суть, придется вновь обратиться к фигуре Диониса — Вакха, Бахуса, Загрея, Сабазия и т. д. — который в массовой культуре и массовом сознании воспринимается, как правило, в ипостаси бога вина, виноделия и безудержного веселья вследствие обильных возлияний.
Действительно, в орфизме употребляется вино — как же без него, если это течение выросло из ритуалов в честь бога плодородия? Как отмечают разные авторы, в какой-то момент фракийцы открыли способ изготовления вина и испытали опьянение, которое сочли божественным, мистическим экстазом. Возможно, тогда и начали появляться в культе плодородия — весьма жестоком и кровавом, основанном на жертвоприношениях во имя очередного обновления живой природы, — оттенки высокого мистицизма, которым суждено было развиться в философскую доктрину.
Археологические свидетельства демонстрируют, что в VI–V веках до н. э. орфизм уже существовал. Например, найденный в Греции в 1962 году свиток — так называемый папирус из Дервени, старейшая из сохранившихся европейских рукописей, — содержит комментарий к орфическому стихотворению о происхождении богов, которое использовалось в мистериальном культе. Папирус датируется примерно 340 годом н. э., само стихотворение — V веком до н. э.
Центральный миф орфизма связан с гибелью Диониса Загрея от рук титанов. Как уже упоминалось ранее, Загрей был сыном Зевса и Персефоны. Титаны обманом выманили его из дома по наущению ревнивой Геры; когда младенец понял грозящую ему смертельную опасность, он начал менять обличья и в конце концов превратился в быка. В этой форме его разорвали на части, зажарили и съели. Кровавые жертвоприношения в рамках дионисийского культа фактически повторяли случившееся с Загреем: участники обряда уподоблялись титанам и, съедая фрагменты тела жертвенного животного, поглощали частицу божества. Уцелело только сердце Загрея, благодаря которому он смог возродиться, но как именно — зависит от версий мифа (сердце съел сам Зевс или дал его Семеле, от которой появился на свет новый Дионис; или же его вложили в гипсовую статую, а она впоследствии ожила). Титаны были обращены в пепел ударом молнии разгневанного громовержца, и из этого пепла, содержащего в себе частицы Загрея, возникли первые люди.
Дионис Загрей. Фрагмент изображения с фракийского кувшина. IV в. до н. э.
Отрисовка Веры Пошивай
Таким образом, в представлении орфиков у человечества двойственная природа: оно унаследовало свой материальный аспект (тело) от титанов, которые были земными существами, а духовный (божественную искру) — от Загрея, сына Зевса. Они считали, что духовную часть можно развить, участвуя в очистительных церемониях и ведя чистую, аскетичную жизнь. Не слишком-то согласуется с идеей необузданных вакхических оргий, верно? Что ж, если архаичный культ Диониса был немыслим без вина, то в реформированной орфической обрядности оно сохранило свои божественно-возвышающие свойства, однако превратилось в символ. Фокус сильно сместился в сторону духовного «опьянения», экзальтации. Как отмечает Бертран Рассел, «культ Вакха породил так называемый энтузиазм, этимологически означающий вселение бога в поклоняющегося ему человека, который верит в свое единство с богом»[211]. Иными словами, ритуальное оргиастическое безумие постепенно отошло на второй план, уступив место мистическому знанию.
Орфики стремились к духовной чистоте, поскольку благодаря ей они могли вырваться из колеса перерождений — да, орфизм предполагал веру в переселение душ и в этом смысле был удивительно, необъяснимо похож на некоторые постулаты индуизма. По-настоящему чистая душа покидала колесо перерождений и сливалась с богом — Вакхом, Дионисом, Загреем, — становясь его частью. Относительно того, как душе вести себя в загробном мире, существовали специальные наставления, дошедшие до нашего времени в том числе благодаря удивительной археологической находке — золотой Петелийской табличке III–II веков до н. э. — с выгравированным текстом, смысл которого сводится к необходимости испить холодной воды из озера Памяти. Для этого надо было почтительно обратиться к стражам водоема, сказав: «Я дитя Земли и звездного Неба, но спустился с Небес; вы и сами об этом знаете». Следовало также помнить, что нельзя пить воду из другого источника, расположенного слева от чертогов Аида, подле кипариса (как нетрудно догадаться, это Лета — источник забвения). Таким образом, орфики почитали богиню памяти Мнемозину, чья роль была особенно важна в контексте посмертного существования: «Чаще всего [определение памяти в искусстве] происходит через изображение музыкальных инструментов — так, выражением памяти является песня, ибо ее нужно запомнить… Сам Орфей — пример утери памяти. Он не выполнил наказ Персефоны не оборачиваться назад, пока выводил свою жену Эвридику из подземного царства»[212]. Лишь та душа, которая в точности выполнит все наставления, могла рассчитывать на спасение и истинное бессмертие.
Таким образом, архаичный, кровавый, экстатический культ Диониса преобразился в аскетичную орфическую доктрину, чьи идеалы, в свою очередь, отразились в пифагорейском учении, а оно повлияло на учение Платона и через него — на множество других философских школ. Надо отметить, орфизм и дионисийство в изначальной форме не зародились во Фракии, а пришли туда извне. Авторы по-разному определяют, откуда именно и каким маршрутом, ведь чем дальше во времени от нас отстоят некие события и процессы, тем сложнее с уверенностью определить их подоплеку. Так или иначе, в античную Грецию орфическая религиозная мысль проникла именно из Фракии, и в популяризации образа Орфея — пусть как барда, а не пророка — также сыграли решающую роль именно древние греки.
Для орфика жизнь в этом мире является страданием и скукой. Мы привязаны к колесу, которое, вращаясь, образует бесконечные циклы рождения и смерти. Наша истинная жизнь — на звездах, но мы прикованы к земле. Только путем очищения, самоотречения и аскетической жизни можем мы избежать этого круговорота и достигнуть наконец экстаза единения с Богом. Это вовсе не взгляд тех людей, для которых жизнь легка и приятна[213].