The Walters Art Museum
С точки зрения идей, как отмечает Иванов, все эти народные предания и легенды представляют собой единое целое и поддерживают одну основную религиозно-философскую точку зрения: два творческих начала, Бог и дьявол, участвуют в создании и судьбе мира и человечества, находясь между собой то в дружеских, то во враждебных отношениях, при превосходстве доброго начала — Бога. Другими словами, в таких легендах выражен умеренный дуализм, то есть злое начало играет не равную, а подчиненную роль относительно доброго[219].
Еще раз отметим, что армянское павликианство и болгарское богомильство — не только религиозно-философские доктрины, но и антиклерикальные, антигосударственные движения, бросающие вызов церкви и официальным властям. У народа, как отмечают многие авторы, имелись все основания для недовольства, все поводы для стремления к лучшей жизни и преображения церкви, находившейся в состоянии морального упадка, в соответствии с христианскими идеалами. Но даже краткий пересказ канонов богомильского вероучения демонстрирует, что при некотором внешнем сходстве с христианской традицией оно опиралось на слишком непохожие — явно гностического толка — идеи и принципы, чуждые христианству с самой ранней эпохи его существования. Богомильство, несмотря на свое массовое распространение, не могло соперничать с церковью и было обречено на провал. Тем не менее его постулаты повлияли на европейскую философскую мысль — и, хотя зародилось вероучение в Армении, именно Балканы продлили его существование на века.
Глава 8. Пьющие балканскую кровь
В современной массовой культуре образ вампира — один из самых популярных, и даже читатель, которого не интересует хоррор, сможет привести несколько примеров литературных, кинематографических и прочих кровопийц, поскольку их имена на слуху. Первым в этом списке с большой вероятностью будет трансильванский аристократ граф Дракула, приобретший мировую популярность благодаря Брэму Стокеру и его многочисленным последователям. Именно благодаря Дракуле у нас имеются довольно четкие представления о внешности и образе жизни вампиров, и, как правило, именно этот воображаемый образ обыгрывают или деконструируют авторы новых произведений на старую тему.
На самом деле вампиры известны повсюду и очень давно, просто в разных культурах и традициях их называют по-разному, и еще иногда они пьют не кровь своих жертв, а нематериальную жизненную силу — и наоборот, некоторые монстры время от времени кровь пьют, хотя в остальном на вампиров непохожи. Это, конечно, усложняет классификацию. Даже в том, что касается всплеска интереса к вампирской мифологии в западном мире, опубликованный в 1897 году роман Стокера не создал прецедента и не был чем-то абсолютно уникальным (но это нисколько не умаляет его литературной важности), ведь первый значимый «очаг вампиризма» возник примерно на сто восемьдесят лет раньше, и не в вымышленной, литературной Трансильвании, а на страницах газет, где писали о реальных событиях, имевших место на Балканах.
21 июля 1718 года между Австрией и Венецией с одной стороны и Османской империей — с другой был заключен Пожаревацкий (Пассаровицкий) мирный договор, согласно которому последняя уступала первой некоторые территории, включая Северную Сербию. Это был, конечно, всего лишь очередной этап на трудном пути Сербии к независимости от давнего врага и захватчика: Османская империя в 1739 году вернула себе потерянные земли. Но именно тогда Западная Европа впервые обратила внимание на причудливые обычаи, бытовавшие среди сербских крестьян. В частности, из-за мрачной и загадочной истории со скончавшимся в 1725 году Петаром Благоевичем, который вошел в историю как первый человек, чей «вампиризм» документально подтвержден.
Путь через Балканские горы. Иллюстрация Луиджи Майера из книги 1810 г. «Виды владений Османской империи в Европе, Азии и на островах Средиземноморья».
The New York Public Library
Благоевич был крестьянином и жил в сербской деревне Кисилёво. В 1725 году он умер в возрасте шестидесяти с лишним лет и был похоронен, а далее случилось странное: за восемь дней умерли девять его односельчан, причем каждый примерно за сутки до смерти был относительно здоров. Пошли слухи, что в происходящем виноват недавно преставившийся Благоевич, который якобы приходил — будучи уже мертвым — к девяти бедолагам, среди которых оказался и его собственный сын.
Мы знаем о событиях в Кисилёво благодаря отчету австрийского чиновника Эрнста Фромбальда, которому пришлось одобрить и вместе со священником засвидетельствовать то, каким образом местные жители решили бороться с вампиром. Выкопанный из могилы труп Благоевича оказался не тронут разложением, во рту у него была свежая кровь, и она обильно хлынула наружу, когда его проткнули колом. Выдержки из официального отчета Фромбальда позже были опубликованы в газете Wiennerisches Diarium (ныне Wiener Zeitung), переведены на другие языки — и Европа, узнав о существовании балканских упырей, сделалась ими одержима.
Неплохо также документирован австрийскими властями случай вампиризма, связанный с сербским гайдуком Арнаутом[220] Павлом, который вернулся в родное село Медведжя с территории, находящейся под властью Османской империи, и там в 1726 году умер — упал с телеги и сломал шею. По свидетельству односельчан, он рассказывал, что однажды подвергся нападению вампира и, чтобы самому не превратиться в нечисть, прибегнул к верному средству: поел земли с вампирской могилы и вымазался в вампирской крови. Так или иначе, на протяжении считаных недель после смерти Арнаута Павла четыре человека пожаловались, что он к ним является, и все они вскоре отправились на тот свет. Через сорок дней после похорон гайдука сельчане вскрыли его могилу и обнаружили труп, как и в случае с Петаром Благоевичем, неразложившимся, с вытекающей изо рта, глаз и ушей свежей кровью. Когда его проткнули колом, раздался жуткий вопль. Трупу отрезали голову, а потом сожгли; то же самое сделали с четырьмя жертвами Арнаута Павла.
Через пять лет в той же Медведже за шесть недель умерло тринадцать человек. Этот случай описан двумя австрийскими врачами, Глазером и Иоганном Флюкингером. Глазер, отправленный в поселок, чтобы проверить, не началась ли там какая-нибудь эпидемия, не обнаружил заразных болезней, которые могли бы вызвать подобную смертность, но отметил в своем отчете, что сельчане жаловались на боли в боку и груди, а также на лихорадку, объясняя симптомы присутствием в Медведже вампиров. Они утверждали, что предпочтут покинуть село, нежели покорно ждать, пока кровопийцы истребят все живое; дежурили по ночам, собираясь семьями в одном доме, и требовали помощи от властей. Изначально в вампиризме заподозрили двух женщин, которые раньше жили в турецкой части Сербии. Одну звали Милица, ей было около пятидесяти лет; другая, двадцатилетняя Стана, умерла при родах[221]. Позже, когда прибыла комиссия во главе с Флюкингером, возникла версия, что Арнаут Павел убил не только четырех человек, но и некоторое количество скота, а те, кто поел зараженного мяса, сами стали вампирами. Было вскрыто несколько десятков могил, и среди умерших за соответствующий промежуток времени обнаружилось семнадцать трупов с упоминавшимися ранее признаками вампиризма. Все были обезглавлены и сожжены, их пепел бросили в реку[222]. Как и в случае Благоевича, о случившемся написали в газетах, чем спровоцировали живой интерес публики и множество теорий. С современной точки зрения представляется вероятным, что в начале XVIII века люди — даже образованные врачи, не говоря о простолюдинах — недостаточно хорошо разбирались в особенностях процесса разложения живой материи, из-за чего некоторые мифы и продемонстрировали поразительную для своей эпохи живучесть.
В Османской империи также были задокументированные случаи «вампиризма». Ничего удивительного, ведь практически все народы, жившие на ее территории, имели свою мифологию об этих существах. Специфические, местные корни феномена тянутся к гулям — опасной разновидности джиннов, склонных пить кровь и в целом пожирать людей. Согласно одному из преданий, в гулей превратились джинны-прислужники колдунов, которые шпионили на небесах и за это были сильно обожжены кометами Аллаха. С той поры они поселились на кладбищах и прочих безлюдных местах, питаясь редкими невезучими путниками[223].
В одном судебном процессе начала XVIII века кади[224] города Эдирне (ранее — римский Адрианополь, основанный на месте столицы фракийского Одрисского царства) Мирзазаде Мехмет Эфенди был вынужден разбираться с жалобой по поводу недавно усопшего жителя, чья могила выдавала присутствие злого духа джады (cadı). Позднее та же история повторилась с другой могилой. В документах по этому делу упоминается фетва[225], демонстрирующая, что «вампирские» дела судьям Османской империи приходилось рассматривать как минимум с XVI века. Согласно фетве, если у покойника необычно красное лицо и он находится в могиле не в той позе, в какой его положили, следует поступить с джады именно так, как поступили с трупом Петара Благоевича и остальных.
Еще один интересный факт в связи с вампиризмом в Османской империи относится к инциденту в Тырново, который случился в 1833 году. Джады изводили горожан так усердно, что половина населения сбежала из города. Они нападали, портили вещи и припасы, оставаясь при этом невидимыми. Призванный на помощь экзорцист отыскал на кладбище могилы двух бывших янычар, которые — прославившись при жизни до того буйным нравом и склонностью к насилию, что лишь чудом не были казнены за свои зверства, — после смерти не угомонились. Горожане выкопали трупы, подвергли их описанной ранее экзекуции… и, как в предыдущих случаях, бесчинства «вампиров» прекратились, словно по волшебству