ным националистом и антисемитом. Немного раньше, на рубеже веков, в Яссах родилась Лупеску. Во время Первой мировой войны там же нашла убежище королева Мария и другие члены королевской семьи, когда немцы захватили Бухарест. В 1916–1918 гг. Яссы были столицей свободной Румынии. После войны в Ясском университете преподавал профессор А. Л. Куза (не имевший никакого отношения к Кузе, который в 1859 г. провозгласил независимость). Профессор Куза позже будет гордиться тем, что его первое антисемитское выступление пришлось на год рождения Гитлера (1889). Одним из учеников профессора Кузы был Корнелиу Зеля Кодряну, основатель фашистского Легиона Архангела Михаила. В 1920-х гг. Кодряну начал политическую карьеру в Яссах с организации антисемитских демонстраций в кампусе Ясского университета имени Кузы (того, кто провозгласил независимость).
Во многом за этой ненавистью скрываются давние страхи и чувство уязвимости. До 1918 г. Яссы находились всего в двух десятках километров от российской границы, проходившей по реке Прут. На другом берегу Прута – восточная половина Молдавии, известная как Бессарабия – по фамилии семейства валашских феодалов Басарабов, которые первыми поселились в этом регионе. По условиям мирного договора, заключенного после Первой мировой войны, от расчлененной Австро-Венгерской империи к Румынии отошла не только Бессарабия, но и северная часть Молдавии. Но факта обретения дополнительной сотни километров между Яссами и советской границей, которая стала проходить не по Пруту, а по Днестру, оказалось недостаточно, чтобы погасить вспыхнувший в Яссах после Первой мировой войны костер национальной вражды, который поддерживался демократизацией румынской политики, мировым экономическим кризисом, подъемом фашизма в Европе и неудачным правлением короля Кароля II в 1930-е гг.
В июне 1940 г. Сталин захватил Бессарабию. На последующие полвека граница вновь передвинулась к Пруту и оказалась почти в переделах видимости из Ясс. В результате революции 1989 г. жители Ясс наконец получили свободу – впервые за пятьдесят лет – выразить все, что они обо всем этом думают.
Отель «Траян» представлял собой огромный свадебный торт в стиле ампир и располагался на краю центральной площади Ясс. Вестибюль и прилегающий ресторан несли на себе все следы былого величия: красно-коричневые ковры, заляпанные темными пятнами; заплеванные ведерки для шампанского с горами окурков; кутающиеся в пальто мужчины и женщины с грязными лицами и желтыми от никотина пальцами; попрошайничающий цыганенок, бродящий от стола к столу; официантки в белых носках, частично прикрывающих волосатые ноги, сидящие стайкой в углу и не обращающие внимания на посетителей.
За стойкой администратора грозно возвышалась пергидрольная блондинка с массивной грудью, дешевой бижутерией и плохо накрашенным лицом. Чувствуя себя грязным и замерзшим, я спросил по-французски, есть ли у них одноместные номера.
– Vous, – фыркнула она. – C’est trop cher pour vous [для вас слишком дорого].
Она предложила мне пойти в отель «Унирея», настоящую ночлежку по соседству.
Я спросил, сколько стоит одноместный номер в «Траяне». Она сказала – 63 доллара.
– О, это меня устроит, – воскликнул я, доставая карточку American Express.
Она повертела ее, изучая со всех сторон. На лице выразилось непонимание.
– Валюта, – сказала она, для доходчивости потерев большим и указательным пальцами.
Я показал пачку американских долларов. Она улыбнулась и протянула мне ключ от номера. Коридорных в отеле не предполагалось.
Номер, со всей его белой мебелью в стиле ампир, ярко-красной обивкой и фиолетовыми обоями, создавал впечатление вульгарного борделя. Не было мыла, не было туалетной бумаги, и, как я позже выяснил, временами не бывало воды. Я позвонил администратору. Мне сказали, что туалетную бумагу принесут немедленно. Впрочем, мыло оказалось дефицитом. Я позвонил в обслуживание номеров. Мне сообщили, что красного вина, пива и минеральной воды в ресторане нет. Есть только белое, но теплое, потому что нет льда. В меню была только свинина. Она оказалась холодной, и ее трудно было резать.
Румыния представляет собой оригинальную смесь: люди с итальянской внешностью, но выражением лиц как у русских крестьян; архитектурный фон, часто напоминающий Францию и Центральную Европу, но сервис и материальные условия почти как в Африке.
Ближе к вечеру дождь перестал, из-за облаков стало проглядывать солнце. Я решил прогуляться.
Если бы я мог как-то отгородиться от оскорбляющих взгляд и вызывающих раздражение сооружений коммунистической эпохи, размещенных в стратегически важных в зрительном отношении точках по всему городу, Яссы могли бы показаться вполне зелеными и монументальными. Достоверная, хотя и провинциальная копия Вены с атмосферой университетского города. Парк перед покрытым позолотой зданием Национального театра в необарочном стиле (построенном в конце XIX в. и считающимся одним из самых красивых зданий Румынии) украшен статуями поэтов, композиторов и педагогов прошлого. Среди них и памятник национальному поэту Эминеску. Но лабиринт зеленой изгороди, из-за которой выглядывают все эти скульптуры, не подстрижен, из-за чего парк вызывает ощущение запущенности, словно человек, забывший побриться. Рядом с парком – угловатое кирпичное здание уже не функционирующего комитета коммунистической партии.
Расположенный неподалеку кафедральный собор построен в 1833 г. в неоклассическом стиле. Он стоит на зеленом возвышении, с которого открывается вид на дымовые трубы нижнего города. Но он не господствует на этом возвышении: сбоку врезается гигантская жилая застройка – сознательный бетонный блицкриг, направленный против всех религий и традиций, – чудовищного вида трущобы, все еще недостроенные, расположены настолько близко к собору, что торчащие балки почти касаются его.
В соборе хранятся мощи святой Параскевы Пятницы – в золотом гробу со снятой крышкой. Я видел толпу румын, стоящих в очереди, чтобы прикоснуться губами к скелету. Меня поразили религиозный пыл и ужас на лицах верующих. Люди не просто непрерывно осеняли себя крестным знамением; они делали это, опускаясь на колени, при этом их лица были в поту. Они буквально обливались потом, хотя в соборе было холоднее, чем снаружи. Некоторые верующие писали святой Параскеве записки – причем не по одной. Каждое прошение писалось с максимально возможной скоростью, записка за запиской. Только в священных местах шиитов на Ближнем Востоке я ощущал подобную напряженную и удушливую религиозную атмосферу, заряженную взрывчатой энергией. Это меня испугало.
– Румыния слишком далеко, чтобы Запад нам помогал. Чем тяжелее и кровавее будет идти распад Российской империи, тем лучше для нас. Для нас это единственный способ прийти к демократии и воссоединиться с нашими братьями в Бессарабии.
Петру Бежан – редактор еженедельной газеты Timpul («Время»), которая родилась через несколько недель после декабрьской революции 1989 г. и создавалась студентами Ясского университета имени Кузы. Лозунгом газеты Timpul стало религиозное выражение «Adverat a inviat» («Воистину воскресе»). Выпуск, с которым позволил мне познакомиться Бежан, содержал несколько статей о присоединении Бессарабии к Румынии в 1918 г. и о «культурном геноциде», который совершали русские в Бессарабии с начала Второй мировой войны. Еще была статья о православных святых и колонка, посвященная поэзии Эминеску.
Бежан говорил мне, что Румынии необходима «вторая революция», чтобы искоренить «все следы насилия, бюрократии и социализма. Им не купить нас яйцами, кофе и мясом». Бежан утверждал, что генерал Ион Антонеску, пронацистский вождь и правитель Румынии во время Второй мировой войны, был патриотом и всегда действовал исключительно в интересах Румынии.
Кабинет Бежана был заставлен старыми пишущими машинками. На нем была фиолетовая рубашка и узкий коричневый галстук, судя по всему, из искусственной кожи. Короткой стрижкой давно не мытых волос и нарочито суровым выражением лица он напоминал русского революционера 1917 г. А зеленые глаза были как у заключенного в глубокой шахте, который пристально смотрит на маленький кружок солнечного света вверху, не зная, как до него добраться.
Я покинул кабинет редактора Timpul и отправился в редакцию Opinia Studeneasca («Студенческое мнение»), еще одного еженедельного издания, которое стали выпускать студенты Ясс после свержения Чаушеску. Найти Opinia Studeneasca оказалось непросто. Я обратился за помощью к студенту, которого встретил на улице. Он рассказал, что работал техником на строительстве дунайского канала в Чернаводэ. Мы заговорили о революции, и этот студент сказал, что Чаушеску «не умер, а просто скрывается». Вероятно, Чаушеску часто использовал двойников для публичных мероприятий, и одного из таких двойников и казнили. «Если приглядишься внимательно к лицу на видеозаписи, поймешь, что это не Чаушеску». Я заметил, что у некоторых людей лицо после смерти резко меняется. «Но не настолько», – возразил он. Я вспомнил «Дракулу», где Брэм Стокер пишет о том, что «все известные предрассудки мира сосредоточились в подкове Карпатских гор, словно она – эпицентр какого-то водоворота воображения».
Время шло к полуночи. Накрапывал дождь. Большая комната редакции Opinia Studeneasca была полна студентов, сидевших вокруг стола с несколькими старыми пишущими машинками, которые я уже видел в Timpul. Впрочем, никто не печатал. Все непрерывно что-то говорили пониженным, заговорщицким тоном. Все курили дешевые сигареты без фильтра. Но чем-то эти студенты походили на интеллектуалов американских кампусов 1960-х гг. Суровые парни, в дырявой обуви и поношенной одежде, которая была действительно поношенной, с грязными руками, безжизненными волосами и землистым цветом лица, говорившим о жизни в вынужденной бедности. Глаза их напоминали одинокого человека, оказавшегося в темном переулке; страхи этих студентов были реальными и физическими.
– Студенты в декабре погибли на улицах, а коммунисты и Секуритате остались. Продажные профессора, которые брали взятки у иностранных студентов, чтобы они могли перейти на другой курс, по-прежнему преподают в Ясском университете, а Секуритате их защищает, – говорил Кристиан Мунджиу.