[1461]. Авторы записки приходили к выводу о том, что и Вашингтон, и Москва были заинтересованы выступать в рамках блоковой системы. Это, по мнению составителей аналитического материала, означало в дальнейшем необходимость для них координировать свою деятельность с членами соответствующих блоков. Имея в виду такую ситуацию, в Бухаресте ожидали проведения очередного заседания ПКК по результатам договоренностей, достигнутым во время визита президента США Р. Никсона в Москву и его встреч с Л. И. Брежневым. Однако последнее предположение оказалось ошибочным, так как советское руководство не стремилось делать двусторонние советско-американские отношения, несмотря на их тесную связь с оборонной политикой ОВД в целом, повесткой дня заседаний ПКК.
Активизация советской внешней политики отмечалась также руководством Югославии, занимавшей особую позицию в системе международных и региональных отношений. Визит И. Броз Тито в Москву 5-10 июня 1972 г. и переговоры с советским руководством о сотрудничестве между СФРЮ и СССР без возвращения к обсуждению идейно-политических установок, разделявшихся югославским руководством, а также отказ от давления на него советской стороны[1462] были призваны завершить дискуссии, состоявшиеся в Белграде в сентябре 1971 г. Награждение главы СФРЮ орденом Ленина должно было символизировать качественное улучшение советско-югославских отношений. В итоговом коммюнике встречи утверждалось, что они основываются на принципах независимости, суверенитета, территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела и неприменения силы или угрозы силы. В то же время позиция югославской стороны по вопросам повестки дня общеевропейского совещания могла серьезно обеспокоить Кремль (что отмечали и иностранные аналитики)[1463]из-за исключительно чувствительного отношения Белграда к таким вопросам как национальный суверенитет, равная ответственность военно-политических блоков за безопасность в Европе, а также необходимость сокращения войск и вооружений на субконтиненте с учётом интересов не входящих в блоки государств и малых стран. Включение для обсуждения в повестку дня конференции этих вопросов имело принципиальное значение для оборонной политики СФРЮ и соответствовало принятой Белградом военной доктрине.
Визит Тито в Москву был крайне отрицательно оценен главой Албании Э. Ходжей. Его непримиримая позиция в отношении самой идеи тесного сотрудничества с СФРЮ не изменилась и после того, как в Албании с официальным визитом в июне 1972 г. находился камбоджийский принц Нородом Сианук (свергнутый 18 марта 1970 г. с поста главы государства и создавший в мае того же года в Пекине при поддержке КНР Королевское правительство национального единства). После визита в Албанию он посетил по приглашению И. Броз Тито Югославию, откуда вернулся вновь для встречи с Э. Ходжей. Однако его посредническая миссия между Белградом и Тираной, которую он выполнял по поручению китайского руководства, надеявшегося добиться прогресса в создании блока Тирана – Белград – Бухарест, не привела к каким-либо положительным результатам[1464]. Ходжа объяснял свою позицию тем, что «Югославия никогда бы не пошла против Советского Союза»[1465]. В то же время глава АПТ постарался смягчить свой ответ и поручил сообщить послу КНР о том, что визит Сианука прошёл успешно.
Точка зрения югославской стороны на блоковое противостояние и роль в нём США и СССР была изложена уже через неделю после окончания визита Тито в Москву. 17 июня 1972 г. в загребском издании «Vjesnik», близком к властям, была опубликована статья бывшего корреспондента этого издания в США 3. Кристла. В ней говорилось о том, что сверхдержавы «играют свою игру»[1466]. Такая оценка происходящего в контексте подготовки общеевропейской конференции была резко воспринята в Москве, усмотревшей в основных положениях статьи Кристла схожесть с «теорией сверхдержав», высказывавшейся руководством КНР, не делавшим различий между СССР и США. Советский ответ, отвергавший подобный тезис, был сделан также в неофициальной форме через журнал «За рубежом»[1467].
Разногласия между Москвой и Белградом относительно принципов формирования европейской системы сотрудничества и безопасности приобрели к концу 1972 г. – началу 1973 г. отчётливую форму. Член президиума ЦК СКЮ и руководства СК Македонии Д. Беловски, бывший заместитель официального представителя СФРЮ в ООН, бывший посол СФРЮ в США и Канаде, а затем глава МИДа Югославии в период 1965-1969 гг., выступил при явном одобрении высшего руководства СФРЮ с изложением югославской точки зрения на европейскую безопасность[1468]. Позиция Белграда формулировалась в виде пяти основных принципов, реализация которых являлась приоритетом югославской внешней политики и, соответственно, обеспечивала проведение оборонной политики югославской стороной, что во многом противоречило советским подходам к проблеме европейской безопасности. Во-первых, югославское руководство настаивало на признании равенства суверенитетов всех государств и сохранения за ними права на равное участие в европейских делах без каких-либо различий, обусловленных географическим расположением, внешнеполитической ориентацией, внутриполитическим устройством. Во-вторых, выступая за уважение территориальной целостности государств, югославская сторона высказывалась против распространения положения «status quo», сложившегося после Второй мировой войны в этой сфере, на систему международных отношений с их блоковым разделением Европы и сферами влияния. В-третьих, Белград выступал категорически против любого использования силы или угрозы силы в международных отношениях, за признание принципа невмешательства во внутренние дела государств независимо от возможных причин такого вмешательства (экономических, политических, военных и т. д.). В-четвертых, югославская сторона поддержала идею узаконивания на международном уровне принципа решения конфликтов только мирными способами. Наконец, в-пятых, Белград настаивал на том, что европейская система сотрудничества и безопасности является частью мировой системы международных отношений. В этой связи, как считала югославская сторона, ставилась задача распространения действия принципов, принятых на европейской конференции, на всю систему международных отношений.
Особое внимание в этой связи уделялось важному с военно-стратегической точки зрения для Югославии региону Южной Европы и Средиземноморью. Белград считал, что система безопасности не должна фокусироваться лишь на Центральной Европе, где существует фронтальное межблоковое противостояние, но и на прилегающие регионы, где оно также имеется. Ответом советской стороны на это выступление Беловски была публикация 5 мая 1972 г. в печатном органе ЦК КПСС газете «Правда» статьи её политического обозревателя, кремлёвского пропагандиста и председателя советского Общества дружбы «СССР – Франция» Ю. М. Жукова. Зарубежные аналитики отмечали, что расхождения между Москвой и Белградом касались нескольких важных вопросов. Одним из них была трактовка тезиса мирного сосуществования. Советская сторона применяла его для характеристики взаимоотношений между Западом и Востоком, а югославская – для легитимации права коммунистических государств, имеющих определенные различия с СССР в общественно-политических системах, на собственную версию социализма и на уважение их национального суверенитета. Другим вопросом, по которому советское и югославское руководство имели разное видение, было выделение Москвой как наиболее важного с точки зрения достижения разрядки в Европе Центрально-Европейского пространства, рассматривавшегося Кремлём в качестве главного театра возможных боевых действий между двумя блоками. Югославская сторона в силу очевидных военно-политических причин стремилась включить в повестку дня предстоящих обсуждений на конференции ситуацию в Южной Европе и Средиземноморье[1469]. Позиция Белграда серьезно беспокоила советскую сторону. Она внимательно отслеживала выдвигаемые югославским руководством инициативы[1470], что обуславливалось стремлением Москвы добиться определенных изменений, выгодных для неё[1471].
Серьезное беспокойство советской стороны и её союзников вызывали и действия Румынии. Оценка действий Н. Чаушеску членами ОВД была в этой связи исключительно настороженной и критичной. В 1972 г. «румынский фактор» в Восточном блоке приобрел особое значение из-за развернувшейся дипломатической активности Бухареста как на балканском, так и на китайском направлениях. В июле 1972 г. Н. Чаушеску озвучил предложение о созыве Балканской конференции на высшем уровне с целью достижения договоренностей о демилитаризации полуострова и развития сотрудничества во всех областях, а также создания специального органа, отвечавшего за тесное экономическое сотрудничество. В этой инициативе просматривалось стремление Бухареста добиться сокращения своего военного участия в ОВД и фактическое ослабление тем самым, как это рассматривалось в Софии и Москве, балканского сектора Юго-Западного ТВД Варшавского пакта, что было неприемлемо для болгарской, а главное – советской стороны. На китайском направлении румынское руководство также проявляло активность и поддерживало многие из внешнеполитических тезисов Пекина.
Однако по линии Главного командования ОВС ОВД советская сторона постаралась добиться от румынских союзников согласия на принятие окончательной редакции текста документа, регулировавшего юридические полномочия, ответственность и защищавшего иммунитета персонала руководящих органов ОВС ОВД на территории стран-участниц пакта. Отношение к этому вопросу с румынской стороны было исключительно настороженным, так как руководство СРР стремилось минимизировать присутствие военного и гражданского персонала ОВД на своей территории, а также не хотело демонстрировать активность в рамках пакта перед партнерами на Западе. В этой связи проходившие переговоры между представителями Министерства обороны Румынии и Главного командования ОВС приняли затяжной характер и, в конечном счете, закончились компромиссом, позволявшим румынской стороне добиться, хотя и не в полной степени, нужных ей результатов