[1514]. Для руководства СФРЮ вопрос развития собственного ВПК, рост которого в 60-е гг. XX в. замедлился из-за увеличившегося с середины 50-х гг. импорта советского вооружения и военного снаряжения[1515], становился в начале 70-х гг. стратегически важным[1516]. С целью демонстрации возможностей этого сектора промышленности Югославии летом 1973 г. власти пошли на проведение специальной открытой выставки вооружения и военного оборудования, производившихся национальным ВПК. В декабре 1973 г. Президиум СФРЮ принял решение о том, что необходимо рассчитывать на производство собственного оружия для оснащения ЮНА[1517]. Значение развития собственной оборонной промышленности, в которую в 70-х гг. XX в. было инвестировано около 800 млн долларов США[1518], для Белграда заключалось не только в техническом аспекте проблемы оснащения вооруженных сил Югославии, но и в политическом, с учётом проводимой оборонной политики в целом. Это особо подчеркнул заместитель министра обороны СФРЮ генерал Д. Вуятович, отвечавший в военном ведомстве за военно-техническое обеспечение вооруженных сил и заявивший о том, что «торговля вооружениями на мировом рынке всегда была ненадежной: политические условия, требования политических уступок, был возможен даже шантаж. Поэтому мы решили создать собственную военную промышленность… Мы не хотели бы от кого-либо зависеть»[1519]. В военно-техническом отношении для ЮНА было важным развитие современных видов вооружений с целью реализации задач оборонной политики в соответствии с концепцией общенародной обороны не только на сухопутном театре военных действий, но и морском. Данный аспект был подчеркнут комендантом Военно-морской области и заместителем министра обороны вице-адмиралом Б. Мамулой. Ещё осенью 1972 г. он заявлял о том, что «небольшие суда, оснащенные современным оружием, как противолодочными, так и другими ракетами, современными электронными приборами управления, стали в действительности важным фактором [при проведении] морских операций. Таким образом, малые военно-морские суда впервые получили шанс. Эсминцы и крейсера более не нужны»[1520]. Особенностью производившейся в Югославии продукции являлось доминирование видов вооружения и снаряжения, предназначенных для ведения оборонительной войны, что соответствовало провозглашенной руководством Югославии военной доктрине и нашло своё выражение (как особо подчеркивала югославская пресса) в создании и совершенствовании оружия, используемого как регулярной федеральной армией, так и силами Территориальной Обороны[1521].
С точки зрения развития югославского ВПК было важным не только обеспечение потребностей собственно Югославии, но, как становилось ясно, и расширение экспортных возможностей на мировом рынке вооружений с условием продажи югославской продукции государствам, не входившим в военно-политические блоки или являвшимся членами Движения неприсоединения. Последнее имело большое значение для развития связей в оборонной сфере с США, опасавшимися передачи своих технологий государствам, которые могли стоять на антиамериканских позициях и поддерживать на международной арене силы, выступавшие против США в различных мировых регионах, где Вашингтон имел особые интересы. В самой Югославии взаимоотношениям по проблемам безопасности с зарубежными государствами и особенно с теми из них, которые являлись членами Движения неприсоединения, придавалось большое значение. В конце 1972 г. и на протяжении 1973 г. активизировалось сотрудничество Службы Государственной Безопасности (СДБ) СФРЮ с аналогичными организациями иностранных государств. 26 сентября 1973 г. Комиссия Президиума СФРЮ по регулированию деятельности СДБ утвердила специальный документ – «Заключение о сотрудничестве службы безопасности СФРЮ с иностранными службами безопасности», в котором были определены правовые основы этого взаимодействия. 3 ноября 1975 г. Президиум СФРЮ законодательно утвердил «Направления сотрудничества с иностранными службами безопасности»[1522]. Наиболее активно СДБ взаимодействовала с румынскими спецслужбами, а также аналогичными организациями «третьих стран» и государств-членов Движения неприсоединения. В контексте возобновлявшегося военно-технического сотрудничества Белграда и Вашингтона это направление деятельности СДБ имело особое значение, так как югославская сторона не только не отдалялась от своих коллег по Движению неприсоединения, но могла пользоваться преимуществами «многовекторной» политики.
Подобный курс не могла позволить Румыния. Особенности подходов Бухареста ко многим внешнеполитическим проблемам и особенно тем из них, которые касались взаимоотношений между блоками на Европейском субконтиненте и в балканском секторе международных отношений, рассматривались союзниками Румынии по ОВД, и прежде всего СССР, как серьезное препятствие для выработки единой позиции на предстоявшем общеевропейском Совещании по безопасности и сотрудничеству[1523]. Накануне назначенного на 15 января 1973 г. заседания глав внешнеполитических ведомств государств-членов ОВД советская сторона интенсифицировала контакты с румынским партнерами. Москва стремилась добиться выработки консолидированной позиции членов Варшавского пакта по проекту итогового документа, с которым СССР хотел выйти на европейскую конференцию. Помимо процедурных и технических вопросов, способных превратиться при определенных обстоятельствах в политические, породив разногласия между участниками совещания по безопасности и сотрудничеству, были и откровенно политические. В соответствии с советским предложением, предусматривалось участие в прелиминарных переговорах всех заинтересованных европейских государств, в то время как Североатлантический альянс выступал за участие в них только семи стран-членов НАТО и пяти членов ОВД. Москва соглашалась с предложением государств НАТО не ограничиваться лишь Центрально-Европейскими государствами, участвовавшими в блоках при подписании заключительных документов. Предполагалось также решение организационных и процедурных вопросов о проведении в последующем переговоров о сокращении войск и вооружений[1524].
Румынская позиция, как предлагалось в директивном документе МИДа, должна была заключаться в продвижении нескольких принципиально важных с точки зрения Бухареста тезисов. Во-первых, румынская сторона выступала за «взаимоувязку проблем безопасности и разоружения с мерами, направленными на отказ от вступления в блоки и разоружением в Европе». Во-вторых, было принято решение согласиться с предложением о проведении предварительных переговоров с участием всех заинтересованных европейских государств, а также США и Канады. При этом утверждалось, что «это не является прерогативой военно-политических союзов в Европе». В-третьих, ставилась задача «не возобновлять переговоров только лишь по сокращению вооруженных сил в данной части Европы, а иметь программу комплексного развития и всеобъемлющих мер по сокращению военного противостояния (masuri de dezangajare militara) и разоружения на всём континенте и других частях Европы». Румынская сторона вновь выдвинула и вполне конкретные, среди которых главными были уже известные и ранее озвучивавшиеся румынским МИДом, тезисы: вывод иностранных войск и ликвидация военных баз на территории других государств, отказ от проведения военных учений на иностранной территории. Помимо данных положений, Бухарест выдвинул и новое: «отказ от сосредоточения войск или иной демонстрации силы на границах с другими государствами, сокращение военных бюджетов, постепенное сокращение войск и вооружений, оснащение вооруженных сил для действий в национальных рамках в целях усиления процесса создания зон, свободных от ядерного оружия в различных частях Европы, включая Балканы, и создание условий для отказа от военных блоков»[1525]. На проходившей в Москве 15-16 января 1973 г. встрече министров иностранных дел государств-членов Варшавского пакта эти тезисы были повторены главой румынского МИДа Дж. Маковеску[1526].
В целом встреча глав МИД стран-членов ОВД была важной для румынской стороны не только с точки зрения обсуждавшихся вопросов, но и в контексте взаимоотношений с советскими союзниками. Стремясь минимизировать возражения румынской делегации по ряду процедурных вопросов будущего европейского Совещания по безопасности и сотрудничеству, а также избежать постановки румынской стороной вопросов, способных усилить противоречия между западными и восточными участниками конференции, советская сторона продемонстрировала подчеркнуто доверительный характер советско-румынских отношений. Уже в первый день заседания заместитель министра иностранных дел СССР В. В. Кузнецов специально встретился с главой румынского МИДа Дж. Маковеску. Он сообщил ему конфиденциально (что подчеркнул во время беседы) о сложностях, которые возникли при выдвижении проекта итогового документа европейской конференции с советской стороны из-за стремления ряда стран Запада решить предварительно вопрос со специальной комиссией в рамках европейского совещания. Советский собеседник румынского министра заявил последнему о том, что советская сторона подготовила новый проект, который во время недавней встречи Л. И. Брежнева и французского президента Ж. Помпиду был передан французской стороне, а затем и поддержан Парижем. Секретность этой информации была обусловлена как самим фактом существования новой версии документа, так и согласием Франции лоббировать советский вариант резолюции. Именно поэтому Кузнецов просил Маковеску не озвучивать темы, связанные с этим вопросом